Дарья Донцова - Другая жизнь оборотня
Антон сцепил руки в замок.
– Мне такой вариант в голову не пришел. Спасибо. Хм, почему я сам не додумался?
– Потому что талдычил: «Нет, нет, мама ничего знать не должна», – усмехнулась я. – Знаешь, некоторые женщины хнычут: «Никогда не выйду замуж за Колю, он пьяница, жадина, ничего не зарабатывает. Нет, не хочу идти в загс с Николаем, никогда не стану супругой идиота. Нет, нет, нет». И так месяцами. Не хочешь жить с Николаем? Так забудь его, думай, где найти достойного жениха. Кто такая Марфа?
– Марфа? – удивленно переспросил Антон.
– Ну да, – кивнула я. – Вроде она пропала много лет назад.
– Ах Марфа… – протянул врач. – Моя непутевая тетя, сестра матери. Я был маленьким, плохо помню их обеих. Волосы у нее были красивые, длинные, она их в пучок собирала, но иногда распускала и казалась мне сказочной принцессой. А вот лицо не могу представить.
– Можно посмотреть на фото, – подсказала я.
– Их нет, – ответил Антон. – Валентина умерла много лет назад, айфоны тогда еще не придумали, каждый свой шаг люди не снимали. Вроде у отца был альбом с семейными портретами, но он сгорел.
– Сгорел? – удивилась я.
Антон встал и подошел к шкафу.
– В день смерти мамы меня утром отправили в школу – я ходил в подготовительный класс, собирался осенью пойти в первый. Учился я в Москве, меня в город на машине на уроки привозили, а в пять с продленки забирали. За рулем Боря сидел.
Гомеопат открыл стеклянные дверцы.
– Он мне казался стариком, но теперь-то я понимаю: ему едва за двадцать перевалило. Борис как раз армию отслужил, демобилизовался, и папа его на работу взял. Мне в школе совсем не нравилось. Учительница, Ада Андреевна, строгая, суровая, постоянно меня ругала – не нравился я ей, очень непоседливым был. Бориса я всегда как избавителя ждал, и тот никогда не опаздывал. Вот его я обожал. Он рассказывал всякие армейские истории, я у него в гараже часами просиживал. И он меня всегда приободрял. Едем домой, я ему жалуюсь: «Пропись криво сделал, сейчас накажут, сладкого лишат». А он в ответ: «Нехорошо, Тоша, ты из умной семьи, дураком расти не должен, отец у тебя великий человек, надо соответствовать. В следующий раз выполни задание хорошо». Потом притормозит у магазина, купит эскимо, которое мне есть запрещали, и скажет: «Угощайся, но никому ни гугу. Это будет наш маленький секрет».
Гомеопат улыбнулся.
– У нас с ним гора маленьких секретов накопилась. В общем, я в тот день Борю ждал-ждал, а потом вдруг Ада Андреевна говорит: «Антошенька, пошли ко мне в гости, познакомлю тебя со своим котом Боней». Я удивился и ответил: «Мне домой надо». А она: «У вас трубу прорвало, весь особняк залило, папа попросил, чтобы ты у меня переночевал. Хочешь мороженое? Купим по дороге самое большое. На ужин у меня макароны с жареной колбасой». Я очень это блюдо любил. Дома-то его не делали, отец запрещал, уже тогда о здоровом питании пекся. У Ады я прожил неделю, училка хорошей теткой оказалась. Потом Борис приехал, я его даже не узнал – он похудел, осунулся. Сел я в машину, а он говорит: «Тоша, ты мужчина, поэтому не буду с тобой, как с плаксивой девчонкой, говорить. У нас пожар случился. Особняк сгорел. Семья временно в садовый домик переехала. Мама твоя в больнице – дыма надышалась. С папой все нормально. На-ка вот, я купил, чтобы ты по своим игрушкам не рыдал…» И протягивает мне мою мечту: коробку с железной дорогой, самую большую.
Антон замолчал, взял с полки книгу.
– Схватил я тогда подарок, обо всем забыл. Боря мне помог рельсы сложить, мы с ним паровоз собирали, вагоны, здания станций… Где-то через две недели папа сказал: «Тоша, мама уехала лечиться. И тетя Марфа с ней».
Гомеопат посмотрел на меня.
– Понимаешь?
Я кивнула.
– Да, поняла. Виктор Маркович хотел уберечь сына от переживаний. Тебе не сказали сразу правду.
Антон начал ходить по кабинету с книгой в руке.
– Я плохо знал родителей, они целыми днями работали. Видел их редко. Меня воспитывала Клава, она служила у нас няней и домработницей. Вот случись что с Клавдией, я бы стал рыдать. А мать относилась ко мне прохладно, вела себя со мной, как Ада Андреевна, – постоянно замечания делала и по любому поводу наказывала. Теперь-то я понимаю: она хотела привить мне ответственность, трудолюбие, искоренить непоседливость. Но ведь постоянно наказывать ребенка неправильно. В результате я боялся матери, никаких других чувств к ней не испытывал. Когда услышал о ее смерти, первой мыслью стало: «Она больше ругаться не будет, и кекс, который Зина печет, у меня никто не отнимет». И по внезапно уехавшей куда-то тете Марфе я тоже не скучал. Она была намного моложе сестры и постоянно исподтишка третировала меня. При людях ласковые слова говорила, а когда мы вдвоем оставались, могла меня толкнуть и тут же засюсюкать: «Ой, прости, не знаю, как это получилось». Хорошо помню, как однажды в гостиной я на низком столике пазл собирал, и у меня уже почти получилась машина. Очень я гордился работой, хотел ее потом на картон наклеить и на стену повесить. Когда осталось всего несколько кусочков уложить, Марфа «случайно» задела столик, тот упал… Она долго извинялась.
Сев в кресло, Антон положил ногу на ногу.
– О том, что на самом деле случилось, Луиза мне рассказала, когда я школу закончил. Отец был щедрый человек, дарил Валентине, моей матери, множество драгоценностей, у нее в коллекции имелись очень дорогие изделия. Марфа жила вместе с нами. Это была капризная, избалованная особа, которая думала только о развлечениях, не работала, жила за счет сестры и ее мужа, постоянно связывалась с недостойными мужчинами, любителями пожить за чужой счет, закатывала шумные вечеринки. В конце концов мой отец сурово поговорил с Марфой, поставил ей условие: или она берется за ум, получает профессию, ведет себя достойно, или ей покупают скромную однушку на окраине Москвы – и до свидания. Разговор перерос в шумный скандал, участники которого наговорили друг другу много «хорошего». Утром Марфа не вышла к завтраку. Моя мать встревожилась, пошла в комнату сестры и не нашла ее вещей. А на кровати лежала записка, в которой Марфа проклинала всех родственников, сообщала, что выходит замуж и навсегда покидает их дом. Мать разволновалась, пошла к мужу, показала ему письмо. А папа сразу велел: «Ну-ка, проверь свой секретер в гардеробной. Ювелирка твоя цела?» Валентина поспешила выполнить его просьбу и обнаружила, что сестра ее ограбила, унесла все. Маме стало плохо, поднялось давление, отец сделал укол, но ей становилось все хуже и хуже. Клава кинулась вызывать «Скорую», и тут в котельной взорвался котел, вспыхнул пожар, началась паника…
Антон на секунду замолк, махнул рукой.
– Отец вынес маму на улицу, но она уже была мертва. Дом сгорел почти целиком. Виктор Маркович заподозрил злой умысел, вызвал специалистов по пожарам, и выяснилось, что котел не просто так на воздух взлетел, сработало самодельное взрывное устройство. Его подложила Марфа, уходя из дома. Обворовала сестру и решила убить всех Шкодиных. Вот такая история. Нина, Кирилл, Елена о ней не знают, и незачем им правду сообщать. А тебе кто про Марфу донес?
– Почему ты эту книгу в руках держишь? – спросила я, делая вид, что не слышала вопроса.
– Это анатомический атлас, – пояснил Антон, – выпущен в середине девятнадцатого века, библиографическая редкость. Я его хорошо по детству помню. Лет в пять, еще до пожара, я нашел это издание в папиной библиотеке. Страшные картинки для малыша! Люди без кожи, внутренности человека… Другой бы ребенок отшвырнул том и убежал, а меня атлас заинтересовал, я его часами разглядывал, запоминал мудреные названия костей. Как-то раз отец меня за изучением пособия застал и обрадовался, сел рядом, начал объяснять, как наше тело устроено. Я после того вечера папу караулил, надеялся опять с ним пообщаться, но у него времени никогда не находилось. Все книги погибли в пожаре. Спустя годы я, уже студент медвуза, пришел в библиотеку в поисках какой-то книги. Вообще-то в книгохранилище отца я практически не заходил, мне хватало институтских учебников, а тут что-то понадобилось, уже не помню, что именно. Стал я лазить по полкам и вижу – атлас! Точь-в-точь как тот, что я маленьким обожал. Перелистал его, испытал ностальгические чувства, хотел захлопнуть и увидел…
Антон открыл самую первую страницу и показал мне круглую печать.
– Экслибрис. Отец помечал все собранные им издания. Но! До пожара он ставил вот такой штамп в виде медали, на которой написано «Из собрания Виктора Шкодина». А после того как первая коллекция книг превратилась в золу, экслибрис стал квадратным, внутри переплетение букв «ВМШ» и надпись «Не ищи друзей среди людей, ищи их среди книг». Значит, в моих руках тот самый атлас из моего детства. Я ахнул, пошел к отцу, спросил: если огонь все уничтожил, то откуда взялось это пособие? И услышал следующее.
Месяц назад ему позвонил знакомый директор букинистического магазина и предложил: «Поступило издание по анатомии, середина девятнадцатого века. Не хотите посмотреть?» Отец поехал – и обнаружил на томе свой экслибрис. Видимо, не все книги сгорели, кто-то из пожарных украл кое-что из библиотеки. Естественно, я возмутился: «Букинист должен знать фамилию человека, который сдал ему атлас. Надо поехать к нему и…» Отец меня остановил: «И ничего. Доказать, что том украден, не представляется возможным. Наверняка грабитель давно продал его честному человеку». Но я кипел: «Надо наказать вора!» А отец отмахнулся: «Не стану этим заниматься. Хорошо, что атлас вернулся».
