Юлия Климова - Грымза с камелиями
Открывая дверь, она сладко произнесла:
– Альжбетта, душечка, ты же не откажешь мне в чашечке кофе с дороги, мы так давно с тобой не виделись.
На секунду я представила себе Альжбетку в полуобморочном состоянии.
Ринувшись в свою квартиру, я запила остатки зубной пасты глотком ледяного вчерашнего чая, причесалась, посмотрела на себя в зеркало и сказала:
– Чует мое сердце, не будет у тебя отпуска, все планеты сейчас выстраиваются в иной ряд, все звезды рисуют иные созвездия, не будет у тебя отпуска, не бу-дет!!!
В офисе все суетились, никому и дела не было до того, что сегодня у меня последний рабочий день. Я разнесла тортики и печенье по любимым отделам и уже собиралась прибраться на столе, как из своего кабинета вынырнула Любовь Григорьевна и поманила меня пальцем.
Любовь Григорьевна – финансовый директор, и, помимо рабочих моментов, нас связывает одна маленькая тайна: я ей помогла влюбить в себя одного очень милого юриста – Крошкина Илью Андреевича. Моя интуиция подсказывает, что все у них получится.
Закрывая за мной дверь, она зашептала:
– Он сделал мне предложение, ты можешь себе представить, он сделал мне предложение!
– Надеюсь, – сказала я саркастично, – вы не сразу ответили согласием, а сказали, что года три подумаете.
– Нет, – замотала головой директриса, – я почему-то сразу согласилась.
– Странно, – пожала я плечами, еле сдерживая улыбку.
Любовь Григорьевна смотрела на меня в замешательстве. Я засмеялась и обрушила на нее целый поток поздравлений и пожеланий.
– Вы молодец! – воскликнула я. – С детишками не тяните, пока медицина бесплатная, надо торопиться. Он как сделал предложение, цветы подарил? Поздравляю, поздравляю, поздравляю!
Я совсем закружила Любовь Григорьевну, и она, совершенно счастливая, рухнув на стул, стала обмахиваться розовой папкой.
– Ты думаешь, я правильно поступила, что согласилась?
– Само собой, зря мы, что ли, столько партизанили! Еще раз поздравляю.
– Это все благодаря тебе, и я хочу, чтобы ты обязательно была на нашей свадьбе.
– А когда свадьба? – поинтересовалась я.
– Через две недели.
– Так быстро?
– Мы дней десять назад подали заявление, но я как-то смущалась сказать.
– А я в отпуск отбываю, где-то на месяц, так что букетик ваш поймать не смогу, но вы его засушите, я потом его заберу.
– Ах, ну да, Виктор Иванович что-то говорил...
– Я уже и заявление написала.
– Тогда поздравляю тебя с отпуском, что-то быстро тебе его дали.
– Заслужила!
Еле сдержалась, чтобы не захихикать. Финансовая директриса всегда ждет от меня какого-нибудь подвоха или чего-нибудь из ряда вон выходящего. Так и есть – Любовь Григорьевна покраснела.
– Да нет, не тем способом, что вы подумали, все было куда прозаичнее.
Просто я помогла Воронцову найти те самые миллионы, на проценты от которых мы теперь покупаем безделушки, вот он и решил меня так отблагодарить. У меня на столе зазвонил телефон, и я поспешила в приемную.
– Фирма «Ланди».
– Это я, – зашипела Альжбетка.
– Не беспокойся, я тебя еще узнаю.
– Как ты могла нас бросить в такой ситуации...
– А что в мире делается?
– Твоя мама шушукается и обхаживает этого промасленного Арсения Захаровича, Солька пошла на работу, а я тут одна с этими... это, конечно, твоя мама, но ты же понимаешь, что моя жизнь висит на волоске...
– Я приду после обеда, надо утрясти кое-какие дела, я еще даже с Воронцовым не разговаривала.
– Но это так долго!
– Знаешь что, я с мамой прожила больше двадцати лет – и ничего, жива, здорова.
– Но зато у тебя есть отклонения.
– Какие такие отклонения? – заворчала я.
– От нормы, – прошипела Альжбетка.
– Сиди там и слушай, о чем они говорят, – зло прошипела я, – в конце концов, это ты стащила у бедного толстяка его последние сокровища!
– Я не брала у него ничего, я даже его не знаю...
– Вот иди и расскажи ему об этом, ему будет интересно.
Я положила трубку, понимая, что это бесконечный разговор. Я, конечно, не завидую Альжбетке, общение с моей мамой может пагубно отразиться на ее психике, но мне временно не до этого, так что пусть немножко помучается.
Приведя бумаги в порядок, известив всех о своем отпуске и ответив на кучу телефонных звонков, я посмотрела на дверь Воронцова – он еще не приезжал, и я его ждала.
Что бы сказать ему такое... чтобы думал обо мне целый месяц? Я подошла к окну и размечталась. Хлопнула дверь, и я услышала знакомый голос:
– У тебя неплохой вид сзади.
Я резко развернулась.
– Виктор Иванович, какого черта вы опаздываете на работу?!
– Пойдем в кабинет, расскажу тебе все новости.
Воронцов сразу направился к бару и налил в два бокала коньяк, мне не хотелось, но надо, так надо.
– За твой отпуск, – сказал он и сделал глоток.
– Спасибо, – ответила я и последовала его примеру, – вот вернусь, а вы тут без меня совсем зачахли, похудели, осунулись...
Воронцов усмехнулся.
– Я же как раз собирался рассказать тебе новость – я больше не буду работать здесь, у меня своих дел куча, порядок я навел, так что у тебя теперь появится новый начальник.
– Что? – изумилась я.
Эта новость меня вовсе не обрадовала. Воронцов – весьма обеспеченный человек и моим начальником, по сути, оказался случайно. Когда-то он подарил эту фирму своей сестре, и та доверила ее руководство мужу – Селезневу Валентину Петровичу. Супруг скончался, и Воронцов временно взял бразды правления в свои руки. Я очень надеялась, что это «временно» изменится на что-нибудь более постоянное. Например – навсегда.
– После отпуска познакомишься с новым директором, а я возвращаюсь к своей прежней работе. На это место я нашел вполне толкового парня, так что, думаю, проблем не будет.
– Вы что, – возмутилась я, – бросаете меня?
– Отдаю в хорошие руки, – заулыбался Воронцов.
Вот гад!
– Ладно, – я резко встала и залпом допила коньяк, – надеюсь, он будет помоложе вас, а то, когда вы ходите, раздается скрип ваших древних суставов.
С этими словами я вышла в приемную, и тут вновь зазвонил телефон.
– Это я, – опять сказала Альжбетка.
– И что дальше?
– Мама твоя ушла.
– Я рада за тебя, за себя и за всех, кто живет в нашем доме.
– Но Осиков-то остался!
– А что он делает?
– Сидит и молчит.
– Странно...
– Ничего странного, – вздохнула Альжбетка, – я объяснила ему, что ты у нас главная, и что, пока ты не придешь, ничто с мертвой точки не сдвинется.
– Какая ты молодец, лучше не придумаешь! Сама сокровища затырила, а я разбирайся.
– Анечка, милая, я прошу тебя, приходи скорее, я боюсь его, ты же знаешь, я ничего не брала!
Анечка, Анечка... Да, меня так зовут, и что дальше?! Вечно мне приходится решать все за всех.
И вдруг мне стало действительно жалко Альжбетку, я вздохнула, мысленно прощаясь с Воронцовым, и сказала:
– Скоро буду, жди меня.
– Спасибо тебе.
– А у Сольки сколько сегодня уроков?
– Вроде три, тоже обещала скоро прийти.
– Вот и ладненько, не волнуйся, мы без боя не сдадимся.
Повесив трубку, я стала собирать свою сумку. Пусть только попробует меня остановить... Заглянула в дверь Воронцова и спросила:
– А можно будет считать, что отпуск у меня с сегодняшнего дня?
– Нет, нельзя, – ехидно сказал Воронцов.
– До свидания, – буркнула я, закрывая дверь.
В душе плескались грусть и обида. Ругать за то, что я сбегаю, Виктор Иванович меня не будет, это я знаю, да и неизвестно, вернусь ли я сюда после отпуска – не хочу другого директора. Не хочу!
Когда я вышла на улицу, зазвонил мой мобильный.
– Что надо? – спросила я, думая, что это уже Солька.
– Отдохни хорошо, малышка, – услышала я голос Воронцова.
– Ладно, – вяло ответила я.
– Сверху у тебя тоже неплохой вид.
Я задрала голову и увидела Воронцова около окна. Милый! Махнула ему рукой, показала язык и направилась к остановке. Много ли надо нам, ненормальным, для счастья...
Дома у Альжбетки я застала следующую картину.
Осиков сидел в кресле с газетой в руках (откуда, интересно, у Альжбетки в квартире газета?) и совершенно бесцеремонно болтал левой ногой в воздухе, нервируя бедную хозяйку. Она теребила край скатерти, робко надеясь, что этот кошмар – все же мираж, который растает в воздухе с минуты на минуту.
