Иоанна Хмелевская - Лесь (вариант перевода Аванта+)
— Посмотрим, нет ли ветчины, — заявила она ободряюще, направляясь к сему мерзкому заведению.
Леся просто-таки передернуло.
— Да откуда возьмется ветчина! — завопил он. — Нету никакой ветчины, нечего и заходить!
Жена проявила завидную целеустремленность.
— Нет, есть чего заходить. Целый век уже в глаза не видела ветчины, а сейчас, может, и есть! Не могу же я бесконечно кормить ребенка яйцами.
— Вот именно надо яйцами, это очень полезно. В такую жарищу ветчина протухла. Впрочем, ее и так нету.
— Ну вот и зайдем, посмотрим.
Лесь схватил жену за руку.
— Касенька, дорогая, не ходи туда, не беспокойся, не стоит. Смысла нет, какая там ветчина, кто теперь ест ветчину…
— Да отпусти же меня, ты что, очумел?! Не тащи меня, что это на тебя нашло?! А может, как раз и есть… Отпусти немедленно!
— Дорогая, сокровище мое, ну зачем тебе…
Обозленная Касенька энергичным движением вырвалась от мужа и вошла в магазин. Ветчина была. Прекрасная, баночная, нежирная ветчина пирамидами красовалась на прилавке, а вокруг суетилась возбужденная толпа плотоядных фанатиков. Лесь обреченно застонал.
— Возьмем такси, — мрачно потребовал он, выйдя из магазина с ветчиной.
— Такая хорошая погода! Зачем такси? Пусть ребенок подышит воздухом.
Лесь начал тихо сатанеть на собственное дитя.
— Я тороплюсь, — нервно забормотал он. — То есть нет, плохо себя чувствую.
Жена внимательно и подозрительно посмотрела на него.
— Как это плохо? Что с тобой?
— Да так, вообще… Зубы разболелись.
— Ну, зубами ты не ходишь. Хорошо, что напомнил, зайдем в аптеку, заодно купим тебе верамон.
Леся заколотило от переживаний.
Дома, в передней, в портфеле лежал яд, стафилококки в нем, верно, расплодились, кто знает, может, повсюду расползлись, а он здесь, обреченный на каторжные муки, должен обалдело шляться по каким-то магазинам и прочим… Лукреция Борджиа… Интересно, а Лукреция Борджиа тоже ходила по магазинам?..
Пробило семь часов, большинство торговых точек закрылось, и невыносимые мучения прекратились. Лесь смог, наконец, вернуться домой.
Вне себя от беспокойства он тотчас же бросился к портфелю с мороженым, но вовремя вспомнил о секретности операции. Посему, сломя голову, полетел в противоположном направлении, где оказалась редко им посещаемая кухня, однако в голове свербило, что портфель надо спрятать поосновательней, и он снова кинулся в переднюю. И тут сообразил: яд-то он трогал голыми руками и теперь этими же руками брать еду… и метнулся в ванную. Скачки с препятствиями по апартаментам вызвали оживленный интерес жены, которая принялась присматриваться к нему все более подозрительно-и недоверчиво.
После нескончаемых веков медленных пыток — ужин, вытирание посуды, купание ребенка, созерцание телевизора — обожаемые родичи отправились, наконец, спать, и до чертиков дошедший Лесь остался один.
Стиснув зубы, упрямо выбивающие дробь, стараясь не дышать, он взял из прихожей портфель с мороженым, на цыпочках проскользнул в кухню, поставил портфель на стул, открыл и жадно заглянул внутрь. Там белел молочный суп, в котором торчали помятые обертки от мороженого Калипсо.
Потрясенный Лесь долго и пристально рассматривал молочное месиво. Наконец, деловито оживился и утешился: в этом густом калипсовом супе стафилококки, надо полагать, расплодились великолепно. Теперь следует их снова заморозить в соответствующей форме и отрава готова!
Он достал из буфета блюдо и осторожно разложил восемь оберток. Должным образом согнул, затем вытащил салатницу и вылил в нее содержимое портфеля. Из салатницы извлек несколько служебных и личных документов, как то: профбилет, заявление об отпуске и календарь Главной технической организации; чуть-чуть смахнул кремовую жижу, не давая себе труда обработать их получше, и положил обратно в портфель. Затем приступил к самому важному: взял ложку и с бьющимся сердцем начал деловито переливать суп в упаковки.
Упаковки, естественно, прилегали плохо. Налитое сверху вытекало снизу. Положив немало усилий на это занятие и убедившись в их безнадежности, Лесь прекратил сизифов труд, подумал, осторожно положил ложку, на цыпочках отправился в комнату и принес скотч и лезвие. Залепил скотчем упаковки с одной стороны и снова принялся за свое небывало мучительное и сложное дело.
Через два часа ему удалось наполнить и положить в морозилку шесть упаковок. Пот ручьями стекал со лба, руки дрожали, а в сердце расцветало горячее сочувствие ко всем убийцам вообще. Ему и на ум не приходило, что преступление настолько тягомотное дело.
Донельзя утомленный, он вылил остатки супа из салатницы в раковину, выбросил оставшиеся две упаковки и взялся уничтожать прочие следы своей преступной деятельности. Более всего пострадал стул, на коем покоился портфель с мороженым — часть молочного супа протекла. Еще четверть часа каторжной работы — и он упал на отчищенный стул, отер пот со лба.
Только теперь мозги его принялись малость шевелиться. Жуткое, нудное, напряженное занятие последних часов затянуло Леся настолько, что никакие посторонние соображения просто не умещались в голове. Теперь же они заерзали с удвоенной скоростью. Тело наслаждалось заслуженным покоем на еще влажном стуле, а взбудораженный криминальными страстями дух кипел и клокотал.
Смертоносные объекты, уже приготовленные, замерзали в холодильнике. Перед зачарованным Лесем поплыли упоительные картины. Кадровичка пожирает последнюю порцию мороженого, около нее разбросаны пять упаковок… Кадровичка в гробу, на катафалке, окруженная колоннадой высоких погребальных свечей и пышными кустиками хризантем в горшках… Со вкусом выполненное надгробие на Брудне… Пустой стул пани Матильды и брошенная в угол, пропыленная ненавистная книга опозданий…
В измученной Лесевой душе вдруг что-то дрогнуло. Картина уставленного цветами катафалка вспыхнула снова — на сей раз на фоне дверцы холодильника. В открытом гробу покоилось тело. Лесю сделалось как-то не по себе; наслаждение, столь интенсивное минуту назад, несколько поблекло. Надо бы закрыть гроб, с отвращением подумал Лесь и почувствовал все возрастающие претензии к некоему кому-то, кто свалял дурака; после того вдруг панический страх пронзил его до костей. Это специально оставили открытый гроб!.. Пани Матильда сейчас сядет и перстом покажет на своего убийцу!..
Ужас нахлынул ледяной волной. А ведь убийца — это он, Лесь! Автор чудовищного преступления! Убил бесповоротно, окончательно, навсегда!..
Потрясение было основательное: еще немного, и он сорвался бы со стула, чтобы немедленно уничтожить результаты многочасового кропотливого труда; он даже сделал первый шаг, однако мысль о книге опозданий пригвоздила его к стулу. Нет! Он больше не вынесет этой дьявольской пытки! Пусть он станет убийцей и до конца дней пронесет в сердце преступную тайну, нет, к черту эти нелепые укоры совести и трусливые нашептывания! По трупам он взойдет на вершину! Не задрожит рука, прочь колебания — никакой жалости! Он станет отравителем!!!..
Обеспокоенная странным поведением Леся пополудни и вечером, Касенька проснулась ночью и, обнаружив отсутствие мужа, решила поискать его. Заглянула в другую комнату, в ванную и, наконец, на кухню: он сидел на стуле — брюки измазаны какой-то клейкой белой жидкостью, в лице отчаяние и ужас, дикий взгляд устремлен на дверцу холодильника.
Вконец встревоженная Касенька решила на всякий случай обуздать свои финансовые претензии…
Утро следующего дня определенно стало самым роковым в жизни Леся. В виду ядовитости сокрытого в морозильнике деликатеса ни в коем случае нельзя было допустить жену или ребенка к этому холодильнику, ныне зловещему. Лесь беспрерывно вскакивал, доставал из холодильника то масло, то ветчину, то снова убирал разные продукты. Он до последнего затянул уход на работу, изводясь подоплекой своей медлительности и одновременно предвкушаяk очередное опоздание. Наконец, выбежал из дому вместе с женой, порываясь вообще отобрать у нее ключи от квартиры, схватил такси до работы и прямо в дверях столкнулся со своим завом, которому долго и сложно объяснял, как у него сломался набитый ветчиной холодильник и как починка сего агрегата чрезвычайно затянулась. Добрался он до своего стола бледный, измотанный, близкий к помешательству.
— Ну, явился! — набросился на него потерявший терпение Януш. — Куда, черт побери, ты засунул пояснительную записку к общей концепции, которую получил от заказчика на прошлой неделе?
— От какого заказчика? — механически переспросил Лесь, не успевший толком оклематься.
— От жилищного кооператива. Насчет котельной.
— А, этот. В портфеле.
— Ну, так давай, на кой черт таскаешь с собой?! Документ должен быть в деле, я ищу его, как идиот, по всей мастерской!
