Татьяна Полякова - Неопознанный ходячий объект
— Думаю, ты преувеличиваешь. Не будет тебя. Ромка целыми днями выслеживать. А на звонки не отвечай, попроси кого-нибудь брать трубку и спрашивать, кто тобой интересуется.
— Как же, и твоим Ромкой этот номер не пройдет, — покачала головой подружка.
— Не драматизируй, — нахмурилась я, — он обзвонит всех наших и угомонится, будет названивать на мой сотовый, пока я не отвечу.
— А ты когда отвечать думаешь?
— Дня через два, — трезво оценивая свои силы, заявила я.
Но вскоре стало ясно — двумя днями никак не обойтись. К тому моменту Роман Андреевич развил бурную деятельность, буквально терроризируя моих подруг.
Когда позвонила Верка с рассказом, как Ромка ворвался к ней в магазин и учинил форменный скандал, я расстроилась. А после четвертого звонка уже пылала праведным гневом и поклялась, что подобные выходки очень дорого ему обойдутся, и увеличила срок до недели, а потом в приступе отчаяния и до двух недель. Тут Женька меня остановила, посоветовав не увлекаться.
Мы взяли такси и поехали к Людкиным родителям. Сама Людка поджидала нас, сидя на балконе. Она вручила нам ключи и уехала, так как торопилась в детский сад за дочкой, а мы с подружкой сели пить чай на кухне. Разговаривать мне не хотелось, и я по большей части молчала, время от времени односложно отвечая на Женькины вопросы.
— Чего нос повесила? — спросила она.
— А чему радоваться? Из дома я через балкон сбежала, и теперь у меня даже одежды нет.
— Я тебе свою одолжу, — осчастливила меня Женька, а я закатила глаза, демонстрируя бурный восторг и заодно пытаясь вспомнить, что из Женькиных вещей я могла бы надеть без того, чтоб самой себе не казаться чокнутой. Вкусы у Женьки такие, что облачиться в ее тряпки мог только человек совсем отчаянный.
Подружка с синим цветом волос чувствовала себя совершенно естественно, а одеваться предпочитала «оживленно», причем, до такой степени, что в глазах рябило.
В общем, жизнь не особенно радовала не только меня, но и Женьку. Мы попробовали смотреть телевизор — не помогало. Порылись в чужой библиотеке, в основном состоящей из любовных романов. Подружка выбрала «Джейн Эйр» и стала читать роман вслух. Наверное, ей стоило остановиться на другом произведении.
Вместо того чтобы отвлечься и на некоторое время забыть, с какой такой стати я сижу в чужой квартире и тоскую, я вдруг мысленно вернулась к нашей с Романом Андреевичем совместной жизни, и она мне показалась чистым сахаром. И чем дальше Женька читала, тем сахарнее она становилась, так что сам Роман Андреевич представлялся мне прекраснейшим молодым человеком без намека на недостатки, душевным, чутким и страдающим из-за моей черствости и нежелания его понять. Я совершенно неожиданно заревела, потому что теперь сидение в чужой квартире казалось не только глупым, но и преступным (это ведь преступление — разбить сердце достойнейшему человеку), и Женька вдруг тоже заревела, обняла меня и сказала:
— Вот за что я люблю тебя, Анфиса, так это за чуткую душу: ты можешь переживать чужое страдание как свое. Не многие теперь на такое способны. — Подружка вздохнула и, давясь слезами, принялась читать дальше, а я заревела еще горше, потому что после Женькиных слов поднимать вопрос о возвращении к Роману Андреевичу было как-то неловко.
Однако где-то в половине двенадцатого, когда подуставшая Женька закончила чтение и начала готовиться ко сну, я пробралась в ванную с сотовым в кармане и, включив воду, чтоб подружка меня не слышала, позвонила домой.
Автоответчик моим голосом сообщил, что хозяева отсутствуют.
— Ромка, — позвала я, — возьми сейчас же трубку.
Ответом мне было молчание. Несколько обескураженная, я набрала номер сотового мужа и узнала, что он находится в зоне недосягаемости. Интересно, где эта самая зона. Забыв о конспирации, я точно фурия вылетела из ванной и завопила:
— Его нет дома!
— Естественно, — ничуть не удивилась Женька ни моему появлению из ванной, ни отсутствию Романа Андреевича. — Он носится по городу и ищет тебя.
— У него сотовый отключен.
— Если он весь день в бегах, вполне возможно, что он забыл его подзарядить.
— Ничего подобного, он делает это нарочно.
— Ты думаешь? — нахмурилась подружка. — Бегает по городу и вместе с тем от тебя прячется?
— Вот именно. Ты Ромку плохо знаешь, это такой иезуит! — с отчаянием воскликнула я и примерно час рассказывала Женьке о возмутительных чертах характера мужа до тех самых пор, пока не заметила, что та, повернувшись на правый бок, спит, сладко посапывая.
Я вздохнула и улеглась рядом с ней, но уснула лишь под утро, сон мой был чуток и облегчения не принес. В половине девятого Женька отбыла в родную редакцию, а в двенадцать уже вернулась с внушительного вида чемоданом в руке.
— Вот, — сказала она, поставив его посреди прихожей, — собрала нам кое-что. Думаю, даже на двоих барахла вполне хватит. Рядиться особо не придется, потому что мы с тобой отправляемся в российскую глубинку. Ты начнешь писать бестселлер, а я пару статеек забацаю.
— В какую глубинку? — насторожилась я.
— В Липатове.
Название ничего моему разуму не говорило.
— А где это?
— В ста двадцати километрах от нашего славного города, и при этом сплошь глухие леса и болота.
— А зачем нам в Липатове? — усомнилась я в надобности моего присутствия среди лесов и болот.
— По большому счету делать там, конечно, нечего, — почесав в затылке, сообщила Женька. — Но, во-первых, не худо проветриться и ненадолго убраться из города, чтоб твоего Романа Андреевича в чувство привести, во-вторых, сейчас в моем бизнесе мертвый сезон: выборы прошли, народ по дачам разъехался и ни о чем, кроме нового урожая, слышать не желает. В это время хорошо идут рассказы о всякой чертовщине, переселении душ, НЛО и прочее.
— А что, в этом Липатове НЛО приземлился или кто-то переселился?
— Может, и не НЛО, но чертовщина там точно водится. В редакцию оттуда письма идут с регулярностью часового механизма. И одно другого затейливее.
Сегодня опять депешу получили, меня начальство командирует разобраться с чертовщиной, так сказать, на месте.
— И что? — не очень уверенно спросила я.
— Анфиса, — вздохнула Женька, — чего на тебя опять накатило? Я имею в виду бестолковость. Начинаю думать, что это врожденное.
— Вот сейчас получишь по носу, — рассвирепела я, — и думать вовсе перестанешь.
— Ладно, не злись, — смилостивилась подруга, — ехать так и так придется. Говорю, сейчас не сезон, а газетка наша выходит регулярно, и ее надо чем-то заполнять. Хочешь не хочешь, а глубинки не миновать. Так чего ж мне одной страдать, давай за компанию.
С моей точки зрения, страдать за компанию было довольно глупым занятием, с другой стороны, коварство Романа Андреевича рождало в душе оторопь.
А если я продолжу сидение в чужой квартире, да еще в одиночку, надолго меня не хватит, начну звонить супостату, а то и того хуже: домой поеду. И вместо воспитательного мероприятия выйдет черт знает что. Женька права, надо ехать.
День, два я способна выдержать в глубинке, опять же природа и погода располагают, а больше двух дней Женьке не понадобится, чтоб разобраться с чертовщиной.
Воодушевленная такими соображениями, я кивнула и заявила:
— Едем в глубинку.
— Отлично, — невероятно обрадовалась Женька. Как видно, идея путешествовать в одиночку ее совершенно не прельщала.
— Когда отправляемся? — уточнила я.
— Сейчас. Я на машине. Загружаемся в мою тачку, завезем Людке ключи — и вперед, навстречу мечте.
— Какой мечте? — нахмурилась я.
— Ладно, Анфиса, — опять вздохнула Женька, — собирайся.
— Интересно, что ты имеешь в виду; — съязвила я, — раз у меня вовсе ничего нет.
— Ты, главное, подзарядное устройство от телефона не забудь, не хотелось бы остаться без связи.
Женькина машина стояла под окнами. Я покосилась на чемодан, который она с трудом приволокла в квартиру, и задала вполне здравый вопрос:
— Почему ты его в машине не оставила?
— А вдруг сопрут! — нахмурилась подруга. — Машину свистнут, так хоть барахло останется. Я покачала головой и первой вышла из квартиры, игнорируя чемодан, хоть и предполагалось, что вещи в нем собраны на двоих. Жалобно вздыхая, подружка плелась следом, била себе чемоданом по щиколоткам, время от времени тоненько охая, но я осталась глуха к чужим мольбам.
Наконец мы пристроили чемодан в багажник и поехали к Людке на работу, чтобы вернуть ключи. Мы поведали ей о творческой командировке и ровно через полчаса покинули город.
Путешествия меня всегда вдохновляли, я наблюдала мелькающий за окном пейзаж, стараясь не раздражаться Женькиной манерой водить машину, и размышляла о красотах среднерусской природы.
Женька некоторое время помалкивала, потом толкнула меня в бок и заявила:
— Не спи. Лучше письмо прочитай. Оно в «бардачке».
