Дарья Донцова - Путеводитель по Лукоморью
Я обозрела нечто желто-бело-зелено-красное и пробормотала:
– Я заказывала такое? Что-то не припоминаю.
Иван заулыбался.
– Не волнуйтесь. Утрешнюю жратву после пятичасового чая планируют, за ночь любые мысли из башки легко выветриваются. Это не вы дура, про заказ все забывают. Пицца четыре сезона!
– Точно, – вздохнула я, вспоминая список салатов из «сруколлы». – Но у вас очень оригинальный состав, первый раз вижу такой. Как правило, приносят лепешку, покрытую сыром, а я вижу нечто разноцветное.
Иван широким жестом показал на странное блюдо.
– Вы попробуйте… Пальчики проглотите!
– Белое – это что? – предусмотрительно спросила я, протягивая руку к пирогу.
– Творог, – коротко сказал Иван, – сладкий.
– Послушайте, но пицца ледяная! – возмутилась я через секунду. – В прямом смысле слова! Ею можно гвозди забивать, ваш повар забыл ее разморозить.
Иван снисходительно посмотрел на меня:
– Так зима!
– Уже весна, – парировала я, – и человечество давно пользуется СВЧ-печками. Но даже когда о чудо-приборах не знали, люди не грызли куски льда.
– Пицца четыре сезона – это пицца четыре сезона, – пустился в объяснения Ваня. – Зима, лето, весна, осень.
Я воззрилась на мужика, а тот спокойно объяснял:
– Зима холодная, поэтому часть еды замороженная, начинка – творог, она символизирует снег. Весной теплеет, деревья зацветают, ясное дело, тесто покрыто шпинатом, и он теплый. Летом жара. Лепешечка забросана жгучим перцем. А осенью природа умирает, данная часть пиццы покрыта яблоками, которые…
– Начинают портиться и чуть-чуть подгнивают, – не выдержала я. – Или повар использует падалицу?
– Скажете тоже… – хмыкнул Иван, – наш пиццовщик лучший в области, он берет желтую антоновку. Кстати, за рецепт с четырьмя сезонами шеф получил диплом на городском конкурсе «Еда не для всех». Если хотите, можете зайти на кухню, там диплом и висит.
– Иван! – закричал из коридора Федор. – Ты где?
– Помчался работать дальше, – спохватился Ваня. – У меня еще три доставки брикфаста, а я заболтался с вами. Гоод аппетитс, битте!
Последние слова Иван произнес, уже закрыв за собой дверь. Створка хлопнула о косяк, потом снова чуть приоткрылась, в щель всунулась голова Вани, который произнес:
– Вы это, не беспокойтесь, посудку я потом заберу.
Оригинальное произведение местного мастера высокой гастрономии я пробовать не стала, отхлебнула кофе, поняла, что он растворимый, и отставила чашку. Открыла литровый заварочный чайник, увидела одинокий пакетик, вольготно плавающий в светло-желтой жидкости, посмотрела на часы и услышала деликатный стук в дверь. Марта явилась точно в оговоренное время.
– Как спали? – спросила она, входя в номер. – Прекрасно выглядите.
– Чудесно отдохнула, – заверила я помощницу Максима Антоновича.
– Машина у подъезда, – доложила Марта. – У нас обзорная экскурсия, едем по Беркутову и окрестностям.
– Мне обещали сегодня встречу с Ириной, – напомнила я.
Марта смущенно потупилась.
– Поверьте, рассказ о нашем городе вам понравится.
– Спасибо, но я не люблю смотреть из окна автобуса по сторонам и слушать истории о том, как некий князь в незапамятном году основал в дремучем лесу поселение. Нет, я не поеду осматривать достопримечательности, – решительно заявила я. – Я прибыла сюда ради беседы с Богдановой.
Марта опустила голову.
– Пожалуйста, давайте все же прокатимся по Беркутову. Иначе Максим Антонович меня отругает.
– Да что здесь происходит? – возмутилась я. – Вчера у Ирины приключилась мигрень, она на пару минут показалась в столовой, не произнесла ни слова и ушла. Я надеялась, что сегодня-то точно пообщаюсь с ней, мне ведь было назначено. Но нет, вы придумали развлекательную программу. Давайте поговорим откровенно! Ирина не желает встречаться с гостьей из Москвы?
На лице Марты появилось самое разнесчастное выражение, а я продолжила:
– Максим Антонович просил ее побеседовать с госпожой Таракановой, но художница, как мне теперь стало понятно, непредсказуема. Вчера она пообещала дать мне интервью, а сегодня передумала? Мэр надеется переубедить Ирину за то время, что мне будут демонстрировать местные достопримечательности?
– Нет, нет! – замахала руками Марта. – Просто… ну… просто…
– Что? – перебила я.
Помощница Буркина покраснела.
– Максим Антонович думает… э… э… он полагает… решил… что вам будет полезно ознакомиться с тем, что окружает Иру. Человек живет среди домов, парков, ходит по улицам. Вам для книги понадобится иллюстративный материал. Пожалуйста, поедемте на прогулку. Буркин здесь хозяин, его надо слушаться.
Я подошла к шкафу, вытащила чемодан и положила его на диван.
– Максим Антонович ваш хозяин, а мне он не имеет права указывать. А уж о чем писать книгу, какой, как вы выразились, иллюстративный материал использовать, мне не диктуют даже редактор и владелец издательства. Рада была познакомиться. Прощайте.
– Вы куда? – обомлела Марта.
Я демонстративно подняла крышку дорожного кофра.
– Домой. Мне понятно, что Ирина увиливает от разговора, ей неприятно общение со мной.
– Максим Антонович непременно ее уговорит, – зачастила Марта, – я очень хочу вам помочь, поверьте, но Ира такая… вздорная. Если упрется, стоит ослом. Хоть на колени перед ней бухнись, сделает по-своему. Подождите до вечера!
– И что будет, когда стемнеет? – хмыкнула я.
– Вы встретитесь с Ирой! – жарко пообещала Марта.
– Верится в это с трудом, – поморщилась я. – На вас я, естественно, не обижаюсь, а вот Максим Антонович должен был честно сказать: «Виола, лучше не тратьте зря свое драгоценное время, возвращайтесь в Москву».
Марта молитвенно сложила ладони.
– Буркин не мог так себя повести. Ему же позвонил сам Борис Иванович.
Я прикинулась идиоткой.
– Ну и что?
Марта начала переминаться с ноги на ногу.
– Понимаете, Корсаков большой человек, нашему мэру нужно, чтобы он подписал один документ. Ой, не стану вас грузить! Буркин не мог отказать Борису Ивановичу, пообещал ему свести вас с Ириной, а потом мне сказал: «Вот уж я попал! Если проигнорирую просьбу Корсакова, тот мне палки в колеса вставлять будет, останутся бумаги надолго у него в столе, не даст Борис им ходу. Но как Ире объяснить, что необходимо с писательницей любезно обойтись? Загнали меня в угол!»
– Ничего, – заговорила я, – вернусь домой, позвоню Корсакову, объясню, что мэр не виноват. Что он очень хотел, но не смог организовать интервью.
– Если вы так поступите, меня уволят! – чуть не зарыдала Марта. – Ладно, скажу честно. Ира согласилась сегодня в районе полудня с вами поговорить, но в доме случилась беда, поэтому Буркин приказал отвезти вас на экскурсию. Интервью состоится чуть позднее. Завтра стопроцентно, не сомневайтесь!
– Что произошло? – сухо спросила я.
– Не имею права рассказывать, – заныла Марта. – Мне даже упоминать о несчастье запретили. Не хотят вас тревожить. Но Ира выбита из колеи. Начисто! Ей сегодня вкололи успокоительное.
– Подождать до завтра? – задумчиво протянула я.
– Да, да, да! – яростно закивала собеседница.
– Но где гарантия, что на следующие сутки у вас что-то опять не приключится? – пожала я плечами. – Наверное, я могла бы остаться, вот только мне очень не нравится атмосфера странной таинственности, окружающая Богданову. Ей есть что скрывать?
– Ире? – фальшиво заулыбалась Марта. – Конечно, нет!
– Тогда объясните, по какой причине отложена сегодняшняя встреча, – потребовала я. – Если она покажется мне весомой, я останусь. А если это очередной каприз художницы, то простите! У меня нет желания потакать ее прихотям. Жаль, конечно, я придумала хороший сюжет, в центре которого будет Богданова. Но ничего, нафантазирую новую историю, без участия художницы.
– У Ильи Николаевича случился новый инсульт! – выпалила Марта. – Ирина обожает отца, ей сейчас не до разговоров, она сама свалилась в постель с сосудистым кризом.
– Господи, – прошептала я, – вот беда…
Марта села в кресло.
– Максим Антонович просил вам не сообщать, не хотел, чтобы столичная гостья волновалась. Богданова совсем не против разговора с вами. Да, она не слишком расположена к общению, подчас по неделям из мастерской не высовывается, ей еду туда относят. Но Ира понимающий человек. Буркин ей как на духу про просьбу Корсакова объяснил и про то, что не мог отказать Борису Ивановичу, и она сказала: «Раз тебе надо, я готова. Пусть Виола спрашивает, что пожелает». Но вот неприятность! Сначала у нее мигрень случилась, а ночью Илье Николаевичу плохо стало. Едва Ира про отца узнала, у нее началась истерика. Врач приезжала, сделала инъекцию успокоительного, сейчас Богданова спит. Но когда проснется, непременно с вами побеседует.
– Вот горе-то! – кивнула я. – Бедная женщина! Когда произошло несчастье?
