Елена Логунова - Статуя сексуальной свободы
— А ну, пшла отсюда! — скомандовала Рюмка, благоразумно вооружившись против четвероногого конкурента увесистой бутылкой из-под шампанского.
Лохматый ком не шевельнулся. Рюмка осторожно подпихнула его ногой и поняла, что никакая это не собака. Она наклонилась, дернула за серые космы и вытянула из норы небрежно скомканный шерстяной платок из тех, в какие любят кутаться древние старушки, приторговывающие в подземных переходах жареными семечками.
— Во пруха пошла! — не сдержала радости Рюмка.
Она спрятала под пенек мешок и шикарным жестом набросила на плечи лохматую шаль. Не новый, но большой и очень теплый платок из козьего пуха укутал ее хилую фигуру с головы до колен. С таким аксессуаром нищенский наряд стал выглядеть много приличнее. Общую благоприятную картину портила только обувь. Топая к своему «спальному корпусу» кружным путем — через пустырь, в обход гаражей, мимо стоящего на отшибе колбасного цеха Мишки Мясника, благослови его бог, Рюмка с сожалением посматривала на выглядывающие из-под лохматого подола старые калоши. Дырявые резиновые боты, обутые на мужские носки, изъеденные молью до состояния кружевных чулочков, были ужасны, но с этим ничего нельзя было поделать. Целые башмаки и носки на помойке, с которой одевалась вся бездомная братия микрорайона, попадались раз в сто лет и ценились как редчайший дар небес.
Рюмка взглянула на нерасторопные небеса с тихим укором, и в этот самый миг на сером фоне медленно светлеющего неба мелькнула довольно крупная тень. Сферический предмет размером чуть больше баскетбольного мяча со свистом вознесся над забором колбасного цеха, перелетел через венчающую стену колючую проволоку и с мягким стуком упал в заросли пожухлой травы. Рюмка не задумываясь сменила направление движения, круто свернула к месту падения неопознанного летающего объекта, подхватила с земли битком набитый черный пакет для мусора и вновь вернулась на курс. При этом скорость, с которой перемещались по хрустящему гравию тропинки тихоходные дырявые галоши, увеличилась, как минимум, вдвое. Рюмка торопилась унести ноги подальше от колбасного цеха. По дивному запаху копченостей, исходящему от пакета, она догадалась, что какой-то изобретательный несун из числа нечистых на руку Мишкиных работничков по типу ракеты «земля — земля» запустил с территории предприятия мешок с готовой продукцией. Отдавать кому-либо деликатесы, ниспосланные ей добрыми небесами, Рюмка не собиралась.
Первый кружок замечательно свежей «Домашней полукопченой» она слопала на бегу, серьезно рискуя подавиться непрожеванными кусками. Второе колечко было съедено уже в меньшей спешке, а третье насытившаяся Рюмка не осилила. Однако она знала, что аппетит к ней вскоре вернется, и собиралась приберечь для встречи с ним всю оставшуюся колбасу. С этой целью на ходу Рюмка цепко озиралась окрест, высматривая подходящее местечко для тайника.
Такое местечко нашлось само, когда она свернула с кочковатой тропинки на ровную дорожку из небольших бетонных плит. На самом деле это была коробка теплотрассы. Под бетонной «крышей» в бетонном же коробе лежали трубы, но они никак не мешали пешеходам на поверхности. Многие любители обустроенных пеших маршрутов даже не подозревали, что у них под ногами метровой глубины пропасть, пока Горводоканал не затеял на объекте ремонт. По устоявшейся традиции, он был неспешным и на первом затяжном этапе выразился в том, что хмурые дядьки в грязных комбинезонах поддели ломами одну из плит, подняли торчком, да так и оставили на добрую неделю. После этого ничто не мешало любопытствующим визуально знакомиться с внутренним миром катакомб. Правда, от проникновения в нее крупных организмов коробку кое-как защищали две доски, переброшенные через проем крест-накрест. В качестве символических барьеров с двух сторон ямы какая-то добрая душа пристроила две половины большой картонной коробки от холодильника. Эти-то картонки и подсказали Рюмке хитрый план.
Осторожно, чтобы не обрушить вздыбленную плиту, она сдвинула в сторону доски, залезла в яму и спрятала между трубами пакет с колбасой. Потом вылезла наружу и спустила вниз половину коробки, загнув боковые лепестки картона вниз, как ножки. Полукоробка замечательно закрыла и трубы, и припрятанную среди них колбасу. Для пущей конспирации Рюмка густо присыпала картонку землей и песком из имеющейся поблизости кучи, так что получилось вполне правдоподобное второе дно. Напоследок затейница щедро натрусила в яму и вокруг нее молотого перца — благо, баночка с этой дешевой приправой наряду с солонкой, ложкой и перочинным ножиком всегда лежала у нее в кармане пальто в полном соответствии с девизом древнеримских бомжей «Все свое ношу с собой». Теперь можно было не опасаться, что колбасную захоронку унюхают и разорят собаки. А вездесущих крыс, по мнению Рюмки, должен был отпугнуть песок с сильным запахом кошачьей мочи.
Очень довольная своей смекалкой, а также многочисленными и разнообразными дарами небес, Рюмка пришла на обетованную землю спального микрорайона, но до своего засаленного матраса на чердаке так и не добралась. Оказывается, высшие силы еще не закончили аттракцион невиданной щедрости!
В глубине квартала осоловелый взгляд сытой и пьяной Рюмки зацепился за кособокий штакетник огороженного палисадника. На колышках подошвами вверх торчали лаково блестящие резиновые сапоги серо-зеленого цвета, вполне гармонирующего с общей цветовой гаммой облика Рюмки (серый платок, зеленоватое лицо). Везение продолжалось!
Радуясь своему счастью, Рюмка дрожащими от жадности и хронического нездоровья руками стянула мокрые скользкие сапоги с заборных палок и огляделась в поисках подходящей примерочной.
Григорий Козулькин, бестолковый мужичонка третьей предпенсионной свежести, зябко переступая босыми ногами на холодном линолеуме, смолил у открытой форточки вонючую папироску, воровато запивал табачный дым водкой и предвкушал момент своего внедрения под теплое одеяло. Стеганая лоскутная попона высилась на двуспальной кровати скифским курганом. Под вспучившимся ватным панцирем, как медведица в берлоге, размеренно сопела жена Дуся. Мозгляк Гришка жаждал пригреться под боком у дородной супруги, но опасался, что Дуся снова выпихнет его из-под одеяла.
Унизительную процедуру департации из супружеской постели Гришка один раз сегодня уже пережил, не получив от этого ни малейшего удовольствия. Впрочем, он сам разозлил Дусю. Нечего было вопреки желанию жены отправляться на ночную рыбалку! Тем более не следовало для похода на реку обувать новые резиновые сапоги, которые Дуся прикупила для себя лично, специально, чтобы щеголять в них на грядках в садово-огородном кооперативе. Конечно, вернись Гришка с рыбалки с полным ведром отборных карасей, Дуся отнеслась бы к его инициативе с большим пониманием, но горе-рыболов не поймал ни единого сазанчика. Зря только замерз, как цуцик, и измазал грязью и речным илом Дусины новые сапоги. Правда, по возвращении домой он сразу же вымыл их щеткой с мылом и повесил сушиться во дворе, но разгневанную Дусю это нисколько не растрогало. Она встретила скользнувшего под одеяло супруга ударом крепкого крутого бедра, и Григорию не осталось ничего другого, кроме как нервно курить у окна, ожидая, пока Дуся уснет и ослабит бдительность.
Плюгавую бабенку, которая закуклилась в шерстяной платок, как зябкая мумия, Гришка разглядел не сразу. В тумане она ни цветом, ни очертаниями не отличалась от чахлых кипарисов, высаженных Дусей по углам клумбы и заботливо одетых на зиму в серые полотняные мешки. Когда ложный кипарис двинулся вдоль штакетника, Гришка приписал это явление воздействию водки, которую он начал пить еще в процессе незадавшейся рыбной ловли. И лишь когда бабенка сдернула с ограды священные Дусины сапоги, Козулькин понял, что их с супругой нагло и беззастенчиво грабят.
— А ну, надень обувь назад! — привстав на цыпочки, зашипел он в форточку.
Вороватая тетка его не услышала и, возможно, поэтому надела обувь обыкновенно, на ноги. Затем она потопала обутой в сапожок ногой по лужице, крякнула от удовольствия и зашагала себе дальше.
В принципе, Гришка мог бы проорать наглой бабе простой и понятный приказ на общеупотребительном матерном языке, но в данный конкретный момент он боялся повышать голос из опасения разбудить вспыльчивую супругу. Дуся не стала бы разбираться, по чьей вине она потеряла новые сапоги и мирный сон, накостыляла бы по шее своему дорогому и близкому мальчику для битья — то есть мужу. Набросив поверх пижамы куртку и сунув ноги в башмаки, Григорий выскочил из дома и припустил вдогонку за воровкой.
На улице он тоже не стал кричать, но уже по другой причине — чтобы не предупреждать преступницу о погоне. Эта тактика себя оправдала: преследователь обрушился на сутулую спину Рюмки совершенно неожиданно для нее. Зато начиная с этого момента оба орали, не закрывая ртов.
