Галина Куликова - Брюнетка в клетку
– Слушай меня, Леонид, – сказал Жидков, наставив на него вилку. – Шерлок Холмс – не человек.
– А кто, собака, что ли? Ну, ты даешь!
– Прекратите, – одернула их Маргарита. – Вызывать можно только настоящих людей, Леонид. Так что Шерлок Холмс не годится.
Шубин страшно озадачился.
– А про кого же тогда этот, как его, доктор Уотсон рассказы писал?
– Возможно, я вас расстрою, – желчно заметила Маргарита, – но Уотсона тоже не было.
– Вас послушать, так никого не было, – обиделся он.
– А кто же тогда, по-вашему, Конан Дойл? – полюбопытствовала Фаина, курившая уже вторую сигарету подряд. Дым улетал в сторону залитого дождем окна, за которым уже не было видно сада.
– Да ладно меня подлавливать! – подскочил тот. – Конан Дойл – это писатель. Он написал «Затерянный мир», я кино смотрел.
– А! – воскликнули хором несколько голосов. – Кино! Кино – другое дело.
– Так чей дух-то, чей?
– Предлагаю просто кинуть клич, – предложила Фаина. – Кто откликнется, тот и откликнется.
– Да? А если ужас какой-нибудь откликнется? Карл Маркс, например?
– Он по-русски не разговаривает.
– Тут язык никакого значения не имеет, – пояснила Анжелика. – Дух внушает мысли. И мы их транслируем. Можно хоть кого вызвать – хоть Индиру Ганди.
– Потрясающая скудость фантазии, – прострекотала Капитолина, севшая обратно под локоть к Уманскому. – Если уж вызывать, так вызывать. Ученого какого-нибудь. Или философа.
Все промолчали. Вероятно, возражать гувернантке считалось неэтичным. Тем более что главная фигура – Фаина – взирала на нее сквозь клубы дыма весьма благосклонно.
Пока они спорили, все потихоньку организовалось. Откуда-то появился большой белый лист, который Вольдемар старательно разделил на сектора. В каждом секторе написал по букве алфавита. На перевернутом блюдце из старинного сервиза, а потому тонком и легком, была тем же фломастером сделана засечка.
– Мне прямо как-то не по себе! – воскликнула Зоя и обхватила себя руками за плечи.
Лариса за все это время не проронила ни слова. Жидков совершенно явно намеревался участвовать в большом семейном мероприятии, и ей ничего не оставалось делать, как сидеть и следить за ним.
– Послушай, а дети не боятся грозы? – вполголоса спросила она у него.
– Откуда я знаю? Даже если и боятся… О них женщины позаботятся.
– Но ты же опекун.
– Формально, только формально. На самом деле вся ответственность лежит на Анжелике.
«Уж она позаботится о детях! – подумала Лариса. – Эдакая птичка божия. Махнет хвостом – и поминай как звали».
Когда погасили люстру и зажгли свечи, все перестали разговаривать, и тогда стало слышно, как скрипит и потрескивает дом и идет снаружи дождь. Это были бы очень уютные шумы, если бы не Шубин, который нервничал и оттого громко сопел.
Анжелика взяла блюдце и положила на самую середину стола, на лист с алфавитом.
– Так кого позовем? – шепотом спросила она. – Решили?
– Зови царя! – тоже шепотом скомандовал Жидков. – Николая. Спроси, зачем он от престола отрекся.
– Дурак, – шикнула на него Фаина. – Про себя надо спрашивать, мы же не материал для исторического очерка собираем.
– Руки, давайте руки, – потребовал Вольдемар, оказавшийся докой в спиритических делах. Первым вытянул свои и положил пальцы на блюдце. – Надо едва касаться, чтобы не мешать ему двигаться.
Все по очереди – кто с опаской, кто торопливо – последовали его примеру.
– Столько грабель на одну вшивенькую тарелочку! – прошептал Жидков, но на него немедленно цыкнули.
– Вызываем дух, – тонким ужасным голосом завела Анжелика, – царя Николая Александровича. – Огоньки, трепетавшие на кончиках свечей, неожиданно резко наклонились в одну сторону, словно где-то открылось окно или дверь. – Вы здесь? Отвечайте!
Лариса, которая едва касалась подушечками пальцев драгоценного фарфора и чьих-то еще пальцев, неожиданно почувствовала легкое, едва уловимое движение. Блюдце медленно и плавно поехало по направлению к букве «Н».
Анжелика вытянулась в струнку, как жрица, впавшая в транс. На губах ее появилась напряженная улыбка. Однако после буквы «Н» блюдце отправилось сначала к букве «Е» и напоследок прогулялось к «Т».
– НЕТ? – удивленно переспросила Анжелика все тем же противным пронзительным голосом. – Это не Николай Александрович? А кто же в таком случае разговаривает с нами?
Лариса сдула челку со лба, заметив попутно, что Уманский, чьи руки слегка соприкасались с ее, глядит на снующее туда-сюда блюдце с огромным изумлением. В сущности, она и сама могла поклясться, что все эти сплетающиеся конечности едва касаются его поверхности.
Блюдце немного подумало и ответило:
– ТРСТР.
– ТРСТР, – завороженно повторила Маргарита. – Что бы это значило?
Однако Анжелику вовсе не смутил подобный поворот дела.
– Мы благодарим тебя, ТРСТР, и просим ответить на наши вопросы. Ты поможешь нам?
– ДА.
Анжелика еще не успела набрать полную грудь воздуха, когда Жидков влез и быстро спросил вместо нее:
– Что было в той записке, которую нашли рядом с телом моего дяди Макара?
Анжеликина челюсть клацнула, а ее глаза сверкнули бешенством. Однако блюдце принялось носиться по листу бумаги. Чьи-то руки едва не соскочили с него и догнали уже на ходу. Лариса про себя складывала из букв слова. Через некоторое время все стало ясно. На вопрос: «Что было в той записке?» – неведомый ТРСТР ответил:
– ПОМНИ ПРОШЛОЕ.
Лариса посмотрела на Жидкова, а Жидков посмотрел на нее. В глазах обоих отражался один и тот же вопрос. И тут раздался скрипучий голос Фаины:
– Моего мужа убили? Ответь нам, кто бы ты ни был.
– ТРСТР, – подсказал Шубин. – Ответь нам, ТРСТР. Ее мужа убили?
Все замерли и стали ждать, что будет. Блюдце неохотно поехало влево.
– ДА.
Лариса включила все свои ощущения, пытаясь сообразить, чьими целенаправленными усилиями может двигаться блюдце. Только ничего у нее не вышло. Посудина перемещалась, но подталкивал ли ее кто-нибудь, понять было совершенно невозможно.
– Угрожает ли опасность кому-нибудь еще в этом доме? – нараспев спросила Анжелика.
Ответ последовал скорый и неприятный:
– ДА.
Наступила тишина, только где-то далеко громыхала настоящая летняя гроза, обогнувшая Рощицы стороной.
– Кто-то из нас умрет? – неожиданно для всех спросил Уманский, глядя в самый центр блюдца.
– ДА.
– Спрашивать – кто? – шепотом поинтересовалась Анжелика и посмотрела на Фаину.
Вместо того чтобы кивнуть, та сама задала вопрос:
– Кто умрет?
– ТЫ.
– Глупости, – неожиданно для всех вскричала Фаина и, встав, отбросила от себя стул, так что тот покатился по полу.
– Мама, не делай этого! – ахнула Анжелика. – Мы должны отпустить духа, иначе он не сможет уйти обратно. Мы должны…
– Ерунда! – гаркнула Фаина и, подойдя к двери, с размаху стукнула по выключателю. – Дух, пошел к черту!
От яркого света все начали жмуриться и закрываться руками. Жидков, сильно подув, загасил по очереди все свечи, и от них пошел вверх отвратительный черный дым. Лариса никогда не видела, чтобы обычные свечи в прозрачных стаканчиках так чадили.
– Что ты наделала? – простонала Анжелика вслед матери. – Теперь этот дух будет гулять тут, среди нас! Он может причинить много вреда…
– Какой такой дух? – спросила та, не оборачиваясь. – Даже неясно, что это тут было. Наверняка кто-то глупо пошутил. Надеюсь, что не ты.
Самое сильное и негативное впечатление прерывание спиритического сеанса произвело на Маргариту.
– Боже мой! – причитала она, семеня вслед за сыном и Ларисой по коридору. – Как же она могла?! Это ведь так опасно! Я чувствую, все кончится плохо. Мы даже не спросили у духа, сколько людей в этом доме умрет. Вдруг не один? Вдруг несколько?
– Мама, не волнуйся, тебе ничто не грозит, – утешил ее непробиваемый Жидков.
Они поднялись на второй этаж и как раз проходили мимо детских комнат. Первая – Ванина, вторая – Артема. Там было тихо.
– Дети спят, – понизила голос Маргарита, а Жидков тотчас возразил:
– Ну да! Заснешь с пустым брюхом. Наверняка лежат, кулаки грызут.
Лариса пришла в ужас. Как это так? В доме два голодных ребенка, а взрослые, все как один, спокойненько занимаются своими делами. Конечно, у бедняжек нет ни печенья, ни шоколадок, чтобы заглушить голод. Капитолина походила на женщину, способную проверять тумбочки и карманы. Кроме того, сомнительно, чтобы Анжелика давала своему сыну деньги на мелкие расходы.
– Нормальная мать, – тихо сказала она, – заботясь о здоровье ребенка, приносит ему на ночь кефир или простоквашу.
– Так это нормальная, – хмыкнул Жидков. – Ты же видела мою кузину.
– Но ведь ты опекун.
– Опять! – рассердился он. – Если ты задумала меня разжалобить, то совершенно напрасно.
К огромной Ларисиной радости, нерадивый опекун зевал. Причем с такой страстью, с таким удовольствием, что показывал глотку до самых гланд. При этом становился до смешного похож на ревущего осла. Надо дождаться, пока он уснет, прокрасться на кухню, взять что-нибудь из еды и сунуть детям. Интересно, если ее поймают возле холодильника, будет показательный суд и смерть через повешение? Или ее четвертуют без суда и следствия?
