Игорь Гречин - Тайна Черного моря
А Тихомиров с Насибовым по носовым платочкам и художественным буклетам метнулись ступенями наверх.
Одна дверь – никого.
Вторая…
Вот он, голубчик, затаился возле экспозиции.
Брызнули осколки витрины, запульсировала сирена сигнализации и тут же заглохла, отключенная предусмотрительно оставшимся внизу сотоварищем. Это Андрюша по-молодецки кулаком разнес ближайшую витрину, хранящую старинное, позапрошлого времени оружие, схватил старинный шестопер[13] и кинулся на господина Сумарокова, меланхолично рассматривающего сокровища московских правителей; господина Сумарокова, поправляющего грубый серый с малиновой ниткой чесучевый галстук; наглого господина Сумарокова, не подозревающего, что его час настал.
А Сумароков, казалось, только и ждал нападения: схватил прямо с витрины – она почему-то оказалась незастекленной – саблю Пожарского, похожую на антикварный серебряный столовый ножик. И, проворно увернувшись, болезненно шлепнул плашмя по заду пролетевшего мимо убийцу.
Низкорослый Насибов жадно хохотнул, зажал в правой клевец[14] и нахлобучил на темя шлем Ярослава Всеволодовича. Вжимая голову в плечи, как морская черепаха, обошел принявшего боевую стойку бизнесмена по кругу. Тюкнул востроносым, напоминающим односторонний альпинистский молоток оружием в предпоследнее витринное стекло и, выгребя из острых осколков щит Мстиславского, занял боевую позицию рядом с командиром – полностью экипированный.
– Я добр, но отходчив, – по-щучьи оскалился Насибов жертве. В глазах боевого пловца запылал огонек жажды крови.
Княжеский шлем, частично увитый серебром, спереди, над заслоняющим переносицу серебряным «клювом», был украшен контуром какого-то архангела. Сей архангел не сулил супротивнику ничего хорошего. Кто на нас с мечом попрет…
Насибов держал клевец как саперную лопатку – за конец рукояти прямым хватом. Молодец, умеет. Так опытный воин сжимает томагавк. Вся сила сосредоточена в кольце, образованном безымянным пальцем и мизинцем. Он готовил несколько отвлекающих диагональных взмахов, чтобы внезапно нанести цепляющий горизонтальный удар, а если противник окажется сноровистым, то тут же перевести удар в другую плоскость, наколоть вражье колено или локоть – как сподручней окажется, – а затем перекинуть пальцы, меняя хват на обратный, и воткнуть острие в пах бизнесмена.
Анатолий Хутчиш любил подраться всерьез и надолго. Чтобы мышцы всласть поразмять, чтобы кровушку по жилам разогнать. Хотелось покружить, побегать по залам, заодно и экспозицию посмотреть – когда ещё доведется! Но увидев, как эти варвары обходятся с сокровищами Родины, решил быть краток.
Двое кинулись в атаку. Навозной мухой у плеча Анатолия прожужжал шестопер. Тонко пискнула сабля, оставляя зарубку на древнем щите.
Сабля Анатолию нравилась. Испытывал он чисто воинское уважение к этой скромной, не похожей на прочие экспонаты ветеранше с обломанной гардой – выкованной персидским мастером Нури, сыном Арисера. И Анатолий берег боевую ветхую подругу, с плеча не рубил.
Тихомиров с Насибовым в сече вели себя иначе, к оружию пиетета не выказывали, как не испытывает землекоп любви к лопате: сломает – новую выдадут.
И пусть они держали в руках непривычное для себя оружие, но что-что, а воевать умели. И, что особенно важно, являли собой «сыгранный» коллектив. Каждый знал, кто отвлекает, а кто готовит коварный завершающий удар, кто заходит под правую руку, а кто слева, кто в «час пик» должен подставиться (и не сдрейфить) – лишь бы господин Сумароков не уполз из княжеских палат живым.
И все бы у них получилось тютелька в тютельку, кабы не чересчур крепким орешком оказался «заказной» мясоторговец Сумароков, кинувший Папу. Зажатый между алчно вжикающими клевцом и шестопером, выписывающий своей (пардон, ополченца Пожарского) сабелькой невпечатляющие петли Нестерова, он, казалось, ещё полсекунды – и нарезанной селедочкой осыплется на пол. Выставив открывшиеся на месте ударов щербатые мослы, пачкая музейный паркет своей маслянистой торгашеской кровью.
А не фига!
Из самого невероятного, крайне неудобного положения – ноги расставлены слишком широко, туловище к земле под сорок пять градусов, и нужно моментально перестроиться, ибо над головой уже занесен шестопер, – бизнесмен сумел отразить удар.
Вопреки всем правилам средневекового боя (если вооружен, никогда не норови повергнуть супостата голой конечностью: ударишь кулаком – взмахнут мечом, и нет кулака; ударишь ногой – и нет ноги), Анатолий вдруг подставил саблю под сыплющиеся на голову удары, закружил юлой и…
Получив пинок ногой в солнечное сплетение, Насибов отлетел в дальний конец зала. Раздавил спиной стекло последней витрины, погрузился в блестящий строй рыцарских доспехов. Где и успокоился. Не спасла княжеская амуниция. И стальные истуканы принялись падать один за другим, издавая грохот, который напомнил теряющему сознание Насибову сцену из далекого детства: родной колхоз, ферма, шофер из кузова сбрасывает порожние, пахнущие чуть подкисшим молоком бидоны – только вернулся с молокозавода. Смачно потягиваются рослые загорелые доярки. Нестерпимо щебечут птицы…
Потеряв напарника, Тихомиров по-акульи плавно скользнул к двери и оглянулся в поисках дополнительного вооружения. Взгляд его упал на сплетенные из тысячи мелких колец кольчуги. Ну что ж, поиграем в Спартака. Вперед, спартаковцев смелый отряд!
Андрюша стал наступать, намотав край кольчуги на кисть левой руки, с каждым шагом хлеща с плеча стальной рубашкой, стараясь зацепить голову супротивника и одновременно намечая, в какое место достать шестопером.
Его учили, что бой холодным оружием не может длиться долго. Противники сошлись – кто-то ошибся, кто-то победил. Без лишних раундов. Его учили, что в таком бою нельзя ни пугаться, ни быть безрассудно храбрым. Его учили, что в таком бою нет морали и нет правил. Его учили…
Его недостаточно учили.
Коротка оказалась кольчужка. Или ворог оказался изворотливее.
Хутчиш выждал момент, перехватил саблю половчее и двинул навстречу, выписывая ею восьмерки. Заслепила-заворожила старинная сабля Тихомирова; прозевал Тихомиров финт. И вот стоял бизнесмен Сумароков с саблей в метре от него, а вот стоит лицом к лицу, глаза в глаза. И вот как шарахнул торговец говядиной подводного пловца лбом в лоб – словно морской скат хвостом достал. Потемнело в глазах у Андрюши Тихомирова. И как стоял, так и грохнулся он об пол. Из кармана сырой рубашки бабочками выпорхнули и уснули рядом с оглушенным телом три стодолларовые бумажки.
Анатолий потер лоб, недовольно окинул взглядом разгромленный зал, виновато вздохнул, шагнул к третьей витрине и бережно возложил на историческое место выручившую в трудную минуту сабельку. Сверху аккуратно опустил снятое загодя стекло.
По повадкам, по особенной манере вкладывать в удар силы больше, чем надо, он понял, что его противниками выступали боевые пловцы. А из этого следовало, что где-то у кремлевской стены схоронены гидрокостюмы, и теперь уйти от тысячи преследователей не составит труда.
Вот, вот зачем ему нужен был ливень. Вот зачем молился он на Гидрометцентр. Не будь дождя, что бы он делал, например, с парашютным шелком?..
Осталось нейтрализовать последнего пловца – того, кто с вахтерского пульта выключил сигнализацию.
Подобрав с пола две зеленые бумажки, а одну оставив на чай, Хутчиш одернул серый со стальным отливом, ничуть не помявшийся – что значит заморское сукно! – костюм, поправил галстук и пулей рванулся на выход. Не стал тратить время на бег по ступеням, спрыгнул сверху через перила и с выдохом ударил кулаком сквозь разложенную газету. Не успев даже дернуться, Запольский обмяк.
Внимание же Анатолия вдруг привлекла сама газета. «Вечерка». Не глядя на поверженного врага, не слушая надрывный вой воздушной тревоги, он не спеша наклонился, поднял её. Встряхнул, распрямляя. Где-то здесь мелькнуло… Ага, вот.
Вчитался. Короткая заметка, повествующая о том, что гостившая в Москве китайская труппа пекинской оперы «Ка-бара-сан» завтра вечером отправится в Санкт-Петербург на Международный театральный фестиваль, а уж потом посетит с гастролями Украину и, в частности, Севастополь. Газетка-то вчерашняя, стало быть, театр уезжает сегодня. Что ж, неплохо.
Эти несколько набранных шестым кеглем, шрифтом «Прагматика» строчек в корне изменили не только планы Анатолия Хутчиша, но и, к счастью, финал нашего романа.
Враг, начавший охоту за мегатонником, без сомнения, могуществен. Но он не может находиться в Москве – с близкого расстояния очень сложно руководить всей операцией. Большое, как известно, видится на расстояньи. Не может противник обретаться и за семью морями. Значит, он расположился поблизости, в крупном городе, имеющем современные средства связи, транспорт и агентуру.
