Иоанна Хмелевская - Бычки в томате
— За милую душу, даже не сомневайся, — спокойно ответила Алиция, вкладывая Стефану прямо в рот нечто с шоколадной начинкой. — На, ты такие любишь… Не сразу, конечно, без спешки, но пока все до последней крошки не смолол, из-за стола бы не встал.
— К утру?
— Как же! Максимум к полуночи. Ну, разве что на обед бы прервался…
Олаф освоил новую польскую лексику: капуста, грыбы, повило, садко и масо. Хорошо у него получалось выговорить только слово капуста.
Позвонил Збышек и доставил нам дополнительную радость, сообщив, что Казик улетел вовремя, с паспортом и даже с извинениями за допущенное недоразумение. Поделился подробностями, которые Алиция излагала нам в режиме нон-стоп, прижимая к уху трубку.
— Казик тоже не пальцем деланный, устроил им… баню. Потребовал очной ставки… Что говоришь? Ну, ясно не сирота, и кое с кем знаком… Объяснял, что просто пошутил… Понятно, панголин объяснял, не Казик же, тут все понимают, не парься… Не думал, что кто-нибудь воспримет серьезно…
У меня непроизвольно вырвалось:
— Тоже мне, мать его, юморист-затейник, фигля!
— Что? — посмотрела Алиция теперь уже в мою сторону.
— Фигля, — повторила Мажена громко и отчетливо.
— Фигляр для него слишком жирно будет, — объяснила я.
Алиция фыркнула и передала очередное прозвище вдаль.
— Збышеку нравится, — сообщила она. — Пустит в народ… Что говоришь? А, он только вчера узнал, потому так дергался и сразу позвонил, страшно извиняется, спятил, что ли? Правильно сделал?
— Фигля, — задумчиво произнесла Эльжбета. — Надо будет Магде сказать, — она изучила очередной пирожок, который держала в руке, и добавила: — Слушайте, боюсь, что мне захочется есть не раньше послезавтра…
Не исключено, что все бы дошли до состояния, исключавшего всякую мысль о еде как минимум до завтра, если бы наш праздник живота не был безжалостно прерван. Уже первый стук калитки послужил сигналом тревоги, все четыре угла гладильного полотна взмыли вверх, Мажена схватила в охапку узел и исчезла в комнате Буцких, откуда был проход как в ателье, так в комнату Эльжбеты и Олафа. В ту же минуту в салон ввалился Мариан.
— Ага, кофе пьете? — воскликнул он с живостью и в то же время с оттенком легкой грусти, из чего следовало, что сестра опять его обделила. Быстрым взглядом он окинул стол и пространство под ним.
Следы нашего пиршества, несомненно, были видны: невозможно есть слоеное тесто, не накрошив, а во всем, что касалось остатков пищи, глаз у Мариана был наметан. Словно опытный следователь, он отодвинул стул, но садиться не стал, а нырнул под стол с громким восклицанием:
— Ага, а это что?
— Может, муравей, — охотно подсказал Стефан. — Алиция, тараканов ты не развела? Или божья коровка?
— Божьи коровки иногда кусаются, — максимально доброжелательно предупредила я.
Природные опасности Мариана не смутили. Он выбрался из-под стола, слизывая с пальцев одной руки крошки, а в другой держа пирожок, который, по всей вероятности, шлепнулся на пол во время панической эвакуации. Все еще стоя на коленях, он внимательно изучал пространство под ногами сидевших за столом, потом тяжело вздохнул — видно, мы мало насорили, — плюхнулся на стул и съел пирожок.
— Вкуснотища какая! А больше нету?
За столом сидели исключительно честные люди, и он мог бы дожидаться ответа до второго пришествия, но тут прорезался Олаф.
— Масо, — с триумфом объявил он. — Капуста!
— Какая, на хрен, капуста! — возмутился Мариан. — Оно сладкое!
Олаф не стал спорить:
— Садко, — покладисто согласился он.
Мариан облизывал пальцы и недоверчиво поглядывал на нас. Вернулась Мажена, уже без поклажи.
— Что до размещения, вы у меня вызываете больше доверия, чем любовники из Вероны, — обратилась она к Эльжбете. — Переведи Олафу, я по-шведски не умею. Чтобы вы не удивлялись дополнительному белью на кровати… О, кофе уже на исходе, я новый сварю, хотите?
— А то! — с большим энтузиазмом ответил за всех Мариан. — Алиция, что тебе сделать? Там одним перенести надо было, так совсем с дуба рухнули, кило двести, да еще бегом. У тебя нет чего полегче?
— Поносить?
— Ага.
— Платье вечернее есть и норковый палантин, уже ношенные, но выглядят неплохо, хочешь?
Мариан юмора не понял:
— Почем?
— За аренду с тебя ничего не возьму, носи даром.
— Я думал, сколько ты мне…
— Г-р-р-р-ыбы, — прорычал Олаф.
— Собирать? На обед? Я насчет ловить не того…
Тут уж мы не выдержали и покатились со смеху. Совершенно сбитый с толку Мариан предоставил нам дополнительное развлечение, а тут еще Казик, который все-таки улетел в свое Марокко вопреки интригам панголина, — все это радикально улучшило атмосферу. Наконец-то мы избавились от давящей на мозг тяжести и выяснили источник ее происхождения. Жаль, что при Мариане нельзя было свободно продолжать наш беззаботный треп, но надо же и Стефану дать отдохнуть.
— Ты прикрыла? — спросила вдруг Эльжбета Мажену, ставившую на стол новый кофейник и доливавшую из жалости сливки.
— Еще бы! За кого ты меня принимаешь?
— А что? — тут же заинтересовался Мариан. — Вы уже обед готовите?
Ну, нет! Это было уже слишком! Наглость этого живоглота не знала границ, и Алиция не выдержала:
— Надо компост перебросить, — вдруг заявила она
— Я могу, — охотно отозвался Мариан. — Где?
— Знаешь, где компост?
— Ну, знаю… Знаю, не вопрос!
— В скольких контейнерах?
— Ну, того… в трех.
— Отлично. Знаешь, где у тебя правая рука, а где левая? Мариан изучил свои руки и заверил, что знает. Мы с любопытством ждали продолжения.
— Из среднего надо часть перебросить в левый и перемешать, а затем перебросить назад в средний. И снова перемешать. Это понятно? Хорошенько перемешать.
— Ясно. А чем мешать?
— Чайной ложечкой, — буркнула Мажена.
— Ничего подобного, — поправил ее Стефан. — Ножом и вилкой…
Мариан в растерянности воззрился на них.
— Лопатой и вилами, — дала четкую инструкцию Алиция.
— А где лопата и вилы?
— В чулане. Надеюсь, ты их в лицо узнаешь?
— Ну, того… Не вопрос, узнаю… А можно, я после обеда начну?
— Обеда сегодня не будет, только ужин. Когда вернутся Буцкие. Очень поздно.
Мариан горячо пожалел о своей трудовой инициативе. Он посидел еще чуток, допил кофе, огляделся с тоской и, наконец, сполз со стула. В дверях он еще раз оглянулся:
— В чулане?
— В чулане.
— О господи, а вдруг их там не окажется? — забеспокоилась Мажена после продолжительного молчания, когда все очумело пялились вослед удалившемуся недотепе.
— Они там, — заверила я. — Вилы я лично относила, а лопата рядом, как вкопанная стояла. Не думаю, что куда-нибудь вышла.
— Тогда пара минут у нас есть, — облегченно вздохнула Алиция. — Ну надо же, весь кофе выдул!
— И все сливки. Он, конечно, заслуженный, но больше не получит. Сиди, я сварю.
Я поднялась с некоторым трудом:
— Погоди, я тоже. Хочу чаю. Вот, черт, придется вокруг дома побегать, а то в меня до конца жизни ничего больше не влезет!
— Пыво? — попросил Олаф. — Вымеем?
— Имеем, имеем, сейчас принесу…
Эльжбета тяжело вздохнула.
— Не сиди он в этом цветочном углу, сам бы себя обслуживал.
— Честно говоря, этот компост и перебрасывать-то не надо, — призналась Алиция. — Но должна же я была его как-то сплавить, а ничего лучшего не придумалось. Трудно там напортачить. Стефан, ты как?
— Порядок, уже отдохнул, — обрадовал всех Стефан. — Теперь скажу больше, это от журналистов. Вы там поглядывайте, не идет ли наш расторопный голодающий…
* * *
— Что-то их давно нет, — съехидничала Алиция, когда солнышко уже повернуло на запад, а вся компания восстановила способность двигаться после внепланового обжорства. — Странное дело, но я проголодалась, а думала, до завтра доживу!
— Если Мариан тебя не зарежет и не слопает, то доживешь, — утешила я подругу. — А вот меня больше удивляет, куда он подевался-то?
— Нашел в ее компосте что-нибудь съедобное и трескает, — решила Мажена. — Что готовим?
— Я только в рыбе разбираюсь и умею ее жарить…
— Есть бигус, последняя банка…
— Картошку в мундире, — приняла решение Алиция. — Чистить никому неохота. О бигусе забудьте, не стану я на Мариана последнюю банку изводить. Для Олафа мне не жалко, это чтобы кто чего не подумал. Есть сосиски в упаковке, только разогреть, поскольку на фрокост мы ели пирожки…
— И на кавеоти тоже пирожки…
— Поэтому работы — всего ничего. Картошку в кастрюлю, рыбу на сковородку, салат сейчас порубаю, а остальное — в последний момент…
— Я есть хочу!
— Терпи, говорят, с голодухи худеют.
