Наталья Александрова - Мечты сбываются (сборник)
— Как — час? — переполошился Птичкин и даже привстал со стула. — Как — полтора? Это что — мне тут еще полтора часа придется торчать? Но я не могу! Мне на работу нужно! У меня дел выше крыши!
— Подождет ваша работа! — радостно проговорил Жека, плотоядно улыбаясь. До него наконец дошло, чего хочет от него напарник.
— Ой! — вскрикнул Андрей Михайлович Птичкин и схватился за сердце.
До него тоже дошло — что ему придется не просто провести в милиции полтора часа, но провести их в обществе кровожадного капитана…
— Итак, приступим! — Жека склонился над Андреем Михайловичем, потирая руки. — Значит, когда и где у вас угнали автомобиль? Пожалуйста, точное время и место. И, гражданин Птичкин, вы уж определитесь — у торгового центра или у супермаркета… И доказательства, доказательства, на слово мы не верим, уж такая работа…
А капитан Мехреньгин выскочил из своего кабинета, скатился по лестнице, выбежал на улицу, сел в машину и поехал на тот самый перекресток, где было обнаружено угнанное транспортное средство.
Дело в том, что в процессе допроса он вспомнил, что утром неподалеку от места происшествия мелькнула удивительно знакомая фигура.
Оставив машину в соседнем квартале, Мехреньгин подошел к ближайшему круглосуточному магазину.
Возле магазина ошивались две небритые личности неопределенного возраста. Увидев Мехреньгина, личности заволновались. Мехреньгина в районе отлично знали и не ждали от его появления ничего хорошего.
— Керосиныча не видели? — спросил Мехреньгин, стрельнув глазами.
— Керосиныча? — переспросила та личность, что постарше, обрадовавшись, что капитана интересует кто-то другой. — Да он к Зинке пошел, думает, она ему нальет… только с какого перепуга она ему нальет, когда…
— Ах, к Зинке! — Мехреньгин, не дослушав, поспешил в соседний двор, где находилось известное всему району заведение под названием «выпить — закусить».
За стойкой заведения стояла Зинаида, тертая особа с огненно-рыжими волосами и румянцем во всю щеку. Перед ней переминался пожилой бомж в выцветшей капитанской фуражке.
— Срочно оставь помещение, — лениво говорила Зинаида, протирая несвежим полотенцем влажный стакан. — Ты мне своим присутствием всю обстановку опошляешь и товарный план понижаешь. От одного твоего вида мухи дохнут, фикус вянет, не то что посетители…
— Зиночка, — канючил бомж, — ты мне только налей буквально семьдесят пять грамм, и я немедленно улечу на крыльях любви! И я ведь не за просто так прошу, что я, не понимаю? Мы живем в мире чистогана, так что бесплатно ничего не бывает. Даже сыр в мышеловке и тот подорожал. Я тебе могу ценную вещь предложить…
— Ага, улетишь, как же! — вяло отлаивалась Зинаида. — А то я тебя не знаю! Добрый день, Валентин Иванович! Какими судьбами?
Последние слова, разумеется, относились к капитану Мехреньгину.
— Да вот с этим инвалидом перестройки хочу пообщаться! — Капитан кивнул на бомжа. — Здорово, Керосиныч!
— А я что? — забеспокоился бомж. — Я ничего! Я ни сном ни духом, вы меня знаете!
— Очень хорошо знаю! — Мехреньгин прожег бомжа из-за очков рентгеновским взглядом. — И, между прочим, видел тебя сегодня утром сам знаешь где… Колись, Керосиныч!
— Что значит — колись? — Бомж испуганно заморгал. — Я ни сном ни духом…
— А какую ты вещь хотел Зинаиде сплавить? Думаешь, я не слышал?
— Ничего не знаю… — заныл бомж.
— Ох, Керосиныч, ищешь ты неприятностей на свою седую голову! — вздохнул капитан. — Дело-то серьезное, убийство…
— А я-то при чем? Я его и не разглядел толком!
— Ага! — оживился Мехреньгин. — Давай теперь подробно и с деталями! Кого — его и вообще как дело было?
— Да я вчера отдыхал у себя в подвале, — начал бомж, воровато озираясь. — Никому ничего плохого не делал, думал о серьезных мировых проблемах — как бы опохмелиться… вдруг вижу — ноги…
— Какие ноги? — переспросил Мехреньгин.
— Обыкновенные ноги, мужские, в хороших ботинках. Шли эти ноги мимо моего подвала, да вдруг притормозили… Ну, я-то сначала ничего, не беспокоюсь — мало ли что человек надумал, к примеру, приспичило ему… а тут смотрю: он в люк что-то выбросил… Там, Иваныч, люк такой имеется, завсегда малость приоткрытый… Ну, выбросил, значит, и дальше пошел… А я подождал немножко и решил проверить — мало ли что полезное… люди ведь разное выбрасывают… Этот люк, Иваныч, он вообще-то неглубокий, не канализация какая. Только было я собрался пойти посмотреть, как Мишка Пузырь позвал помочь. Он, понимаешь, где-то чугунную болванку раздобыл, и никак ему было до пункта приема одному ее не дотащить…
— Во даете! — восхитился Мехреньгин. — Неужели болванку доперли?
— А то, — с гордостью сообщил Керосиныч. — Ну и после этого, конечно, загудели, на чугунные деньги. А сегодня проснулся я и вспомнил, потому как выпить-то охота, здоровье поправить… Значит, выбрался я из своего подвала, крышку люка в сторонку отодвинул и пошуровал там внутри. У меня для этой надобности крючок специальный имеется… и представляешь, Иваныч, нашарил я там, в люке, могильник…
— Какой такой могильник? — удивленно переспросил Мехреньгин.
— Как — какой? Ты что, не знаешь, какие они бывают, могильники? Маленькие такие, по которым богатые разговаривают…
— Мобильник, что ли? — дошло до капитана.
— Ну, какая разница! Могильник или мобильник, как хочешь назови, а все одно вещь стоящая. В общем, достал я его оттуда, хотел тут же к Зинке идти — а тут, смотрю, ваши понаехали, вокруг той машины столпились. Я, само собой, испугался, решил немножко переждать — мало ли что… ну вот, переждал, только сюда пришел, начал с Зинаидой переговоры — а тут ты являешься… — И бомж тяжело вздохнул.
— Значит, тот человек, который мобильник выкинул, шел с той стороны, где машина угнанная стояла? — уточнил Мехреньгин.
— Насчет того, угнанная она или нет, ничего не знаю, а только ваши точно в той стороне базарили.
— Ну-ка, Керосиныч, покажи мне тот мобильник! — потребовал капитан.
— Ну вот, так я и знал, что ничего мне с него не будет, кроме неприятностей! — заныл бомж.
— Ладно, так и быть, я тебе на опохмел из личных средств выделю!
Керосиныч снова тяжело вздохнул и протянул Мехреньгину новенький мобильный телефон.
Телефон был розовый, симпатичный, определенно женский.
Через четверть часа капитан Мехреньгин вернулся в свой кабинет.
Гражданин Птичкин выглядел так, как будто его неделю использовали на тяжелых физических работах, к примеру на асфальтоукладчике вместо асфальта. Жека, напротив, был энергичен и полон сил.
— Ты, Иваныч, как-то рано вернулся! — проговорил он с сожалением. — Еще бы минут десять, и я бы его дожал!
Мехреньгин ничего ему не ответил. С загадочным видом он скрылся за шкаф и зашуршал там бумагами.
В комнате наступила настороженная тишина.
И вдруг в этой тишине раздались первые такты сороковой симфонии Моцарта.
— Это у кого мобильник звонит? — выглянул из своего укрытия Мехреньгин. — У кого такая мелодия красивая?
— Это у меня, — ответил Птичкин, заметно побледнев.
— А что же вы тогда не отвечаете? — проговорил капитан Мехреньгин елейным голосом. — Вы ответьте, Андрей Михайлович, вдруг что-то важное!..
— Да ничего, — промямлил Птичкин. — Я после перезвоню…
— Ну, вы хоть взгляните, кто звонит! — настаивал Мехреньгин. — Может, очень важный звонок!
— Да ничего, обойдутся… — отнекивался Андрей Михайлович.
— Нет уж, вы все-таки взгляните! — Мехреньгин вышел из-за шкафа, направился к подследственному.
Жека удивленно смотрел на своего напарника.
Птичкин неохотно вытащил мобильный, взглянул на дисплей… и еще больше побледнел.
— И кто же это вам звонит? — не унимался Мехреньгин. — Никак с того света вам звонят? Никак покойница?
— Ка… какая покойница? — проговорил Птичкин дрожащим голосом.
— А вот та самая, которую вы на фотографии не признали! Ольга Васильевна Муравьева! — И Мехреньгин положил на стол перед Птичкиным фотографию свернувшейся калачиком мертвой женщины. А поверх фотографии бросил розовый мобильник, на котором только что набрал номер Андрея Михайловича.
— Она говорила, что ее зовут Лена… — пробормотал Птичкин и тут же прикусил язык.
— Ну, ты даешь, Иваныч! — восхищенно выдохнул Жека.
— Давайте, Андрей Михайлович, рассказывайте все с самого начала! Дело-то серьезное, ведь в вашей машине нашли труп вашей знакомой! — потребовал Мехреньгин, усаживаясь за стол и приготовившись записывать. Он понял, что наступил момент истины и что Птичкин выложит сейчас все, что знает.
Птичкин выпил стакан воды, посидел немного, глядя в стол и скорбно опустив уголки губ, после чего, внимая суровому взгляду Жеки, начал рассказ.
