Иоанна Хмелевская - Кровавая месть
— Точно.
— Вертижопка.
Майка вновь застыла с бутылкой в руках. Боженке она уже налила, себе ещё нет. Участие Вертижопки сомнению не подлежало, эка новость, откуда же тогда в Боженкином голосе столько мрачного торжества?
Подруга подкрепилась коньяком и отреагировала на вопросительный взгляд Майки:
— Гадость. Вот что я тебе скажу: этот переезд коварно подстроила Вертижопка. Мало того. Тот тип, что уехал, — какой-то знакомый Анютиной родни, а эта вертлявая гнида по чистой случайности узнала об его отъезде. И воспользовалась.
Майка перепутала руки и поднесла ко рту ту, с бутылкой, оставив нетронутой рюмку. Хлебнув основательно из горла, она продолжала молча взирать на Боженку. Та сделала второй глоток, посолиднее, и посоветовала хозяйке:
— Ты лучше себе налей.
Майка с отвращением вздрогнула, послушалась совета и поставила бутылку на письменный стол.
— Вот дрянь. Давай, дальше рассказывай, чувствую там ещё много неприличных подробностей. Хотя Анюту и так уже можно понять.
— Ещё бы. Вообще трёпа было много, потому как тот тип — деревщик, понимаешь, специалист по дереву…
— Столько-то я пока понимаю, — саркастически заверила Майка и, наконец, села.
— Молодчина Он на полгода едет куда-то на север в их леса и будет там что-то делать. Вроде есть у них такая машина, что въезжает в непролазную чащу, спереди валит лес, а сзади готовая мебель вылетает. Не скажу, может, уже и олифой загрунтованная, но навряд ли. Очень вероятно, что всё это вообще сказки, только он страшно переживает, отсюда и столько болтовни, а Вертижопка с ним малость знакома. Какая ни на есть, но она не глухая. По секрету от Анюты до него добралась, и оказалось, что тот знает Доминика. Глянь-ка, у меня уже пусто…
Майка встала и подлила Боженке.
— Интересно, откуда, — проворчала она.
— Какая-то история с бумажником. Ты в курсе? А то Анюта не очень.
Майке не пришлось долго рыться в памяти:
— А! Знаю. Парень уронил на улице бумажник. Доминик это видел, но сделать ничего не мог, потому как стоял на светофоре, на красном, но всё-таки успел поднять раньше других и потом гнался за растяпой на мотоцикле, причём тот дуралей пошёл по улице с односторонним движением против течения. Пришлось Доминику бежать за ним. Догнал-таки, а потом вместе мчались назад, поскольку тот, во что бы то ни стало хотел Доминика отблагодарить, а мой бросил мотор, только ключ вынул. Всё равно, что открытую машину оставить, да ещё и стоянка там запрещена. Так и познакомились, но знакомство так, шапочное.
— А Вертижопка постаралась сделать его более тесным. Тут Анюту совсем стала злость душить. Вишь ли, эта шлюха ей похвасталась, какая она умная и ловкая. Покрутила задницей перед носом мужика, тот разведённый, не прочь попробовать новых ощущений. Попробовал, а уж она постаралась. Анюте сообщила, а сама от гордости чуть не лопалась, что давно так не напрягалась, чуть ли не больше, чем в начале с Домиником, ты уж извини…
Майка ничего не сделала, но хватило её выражения лица. Боженка даже испугалась на минутку, но тут же пузатой рюмкой добавила себе храбрости. Затем помахала пустой посудиной:
— Смотри-ка, пьём эту мерзость и пьём, а она всё не кончается. В смысле в бутылке. И впрямь экономное какое пойло…
Майка долила и ей, и себе, благодаря чему экономить стало почти нечего.
— А мы всё трезвые, аж противно, — печально добавила Боженка.
— Сильные эмоции снижают действие алкоголя, — бесстрастно произнесла Майка — Вероятно, мы испытываем сильные эмоции.
Сознание того, что ей известны Вертижопкины методы уже, так сказать, с двух сторон, от Зютека и Анюты, очень подняло ей настроение. Майка была уверена, что знает и дальнейшее, и не ошиблась.
— Похоже, сильные эмоции испытал тот растеряха с бумажником, — желчно продолжала Боженка. — Башню ему снесло…
— Ага! — не сдержала триумфа Майка.
— …сперва даже хотел отказаться от командировки в Канаду, но аж в такое помрачение рассудка я ни в жизнь не поверю, ведь и у мужчин есть черты человека…
— Млекопитающего. Черты млекопитающего высшего порядка.
Боженка помолчала.
— А я и вправду думала, что мы трезвые, — сказала она через некоторое время весьма осторожно и с обидой.
— Не боись, трезвые, — успокоила её Майка. — Это я с научной точки зрения подхожу. Глухарь глохнет, правильно? Ты это лучше меня знаешь.
— Я даже знаю, что глухарь не млекопитающее и уж никак не высшего порядка…
— Но мы-то — женщины, согласна? Я, во всяком случае, таковой себя чувствую, двоих детей родила, как-никак…
— Холера. Пожалуй, и мне пора…
— А Вертижопке удалось нас оболванить. Может, по-другому, а всё же. А значит, кто глухарь против нас? Никто, птичка. И нечего от мужчины слишком многого требовать.
Боженка с некоторым трудом усваивала новоприобретённые знания.
— В этом ты права, не спорю, тем более что у Вертижопки получилось на «ура». Заявила, что больше не даст, пока дело не устроится по её желанию. Тот попробовал взять её силой, парень оказался энергичный, но потом признался, крайне разочарованно, что с таким же успехом мог насиловать резиновую куклу из секс-шопа… Как бы там ни было, в итоге этот растяпа на всё согласился и даже сам предложил Доминику присмотреть за его квартирой, причём о Вертижопке ни словом не заикнулся, такое она условие поставила. Доминик, не будь лопух, ухватился за оказию, ты меня опять прости, но я не удивляюсь…
— Не переживай, я тоже.
На странное удовлетворение, прозвучавшее в Майкином голосе, Боженка внимания не обратила:
— И понятия не имеет, какова в этом роль Вертижопки.
— А тому «канадцу» она, в конце концов, дала?
Боженка фыркнула так, что чуть не поперхнулась остатками коньяка:
— Чёрта лысого дала. Промурыжила чуть ли не до отлёта самолёта и пообещала, мол, «когда вернётся…» Улетел, по слухам, в крайнем озверении.
— Ерунда, пройдёт. Погоди-ка, не пойму я, как мне к этому относиться, радоваться или нет?
— Я бы не радовалась, — проворчала Боженка, немного подумав.
— Наверно, ты права…
Боженка вдруг оживилась:
— Слушай, это же ещё не всё, дальше будет хуже. Давай разделаемся с отравой, я раскрою страшную тайну, и потом можем попробовать что-нибудь полегче.
В ожидании эффектного финала Майка оглядела батарею спиртного. Финская водка, ореховая настойка, белое и красное вино, виски и лимонная водка домашнего производства. Боженка не сводила внимательных глаз с бутылок.
— На фига ты ореховку купила? — удивилась она.
— Ничего я не покупала — подарили, даже не помню, кто и когда. Говорят, она полезная.
— Так-то оно так, но горькая.
— Из всего этого вино самое лёгкое…
— Слишком благородный напиток под Вертижопку, жалко переводить. А это… это та лимонная, что Доминик делал года три-четыре тому?
— Она самая.
— Её тоже жалко. Не! Предлагаю всё-таки перейти на финскую. Чистая, без затей, легко доступная. И холодная.
Майка не возражала. Поставила бутылку в стеклянный термос и засыпала колотым льдом. После чего вернулась на своё любимое место, взяла рюмку с остатками коньяка и поглядела на Боженку.
— Ну, — произнесла она с особым нажимом.
— Ну, так эта обезьяна недоделанная всё специально подстроила.
— Что подстроила?
— Как что, уход Доминика из дома!
Майке понадобилось некоторое время, чтобы упорядочить в голове общий смысл услышанного. Вроде всё понятно, но что-то не состыковывалось.
— Скажи-ка ещё раз. И поподробнее.
Переполненная благими намерениями Боженка немедленно начала набирать обороты и перво-наперво прикончила свой коньяк.
— Сама призналась, её аж распирало от успеха. Анюте так прямо и заявила, дескать, «та дура позволила увести у себя Доминика»… Слушай, я ведь тебе глаза не открываю, ты же в курсе, что Доминик… того…
— В курсе, в курсе, про Анютины надежды ты уже доносила, — успокоила Майка подругу и тоже избавилась от остатков коньяка. — Ты не стесняйся, по этой части ничего хуже уже быть не может. Анюта теперь для меня — семечки.
Воспоминание о супружеской ошибке Доминика наполняло Майку, с одной стороны, блаженством, а с другой — злорадством, и в эту минуту ей и в самом деле казалось, что ничего страшного быть не может.
— Вот и ладненько, — продолжала Боженка, — тогда поймёшь, что эта блоха кручёная и впрямь оказалась умнее Анюты. С самого начала крутилась, как вошь на сковородке — или кто там крутится? — в общем, сделала всё, чтобы выгрызть Доминика из дома. Потому как, пока он живёт с тобой, нет уверенности… В любой момент можешь его одурачить, заморочить, одурманить и у неё, сиротинки бесприютной, отбить, так сказать, назад. Пробовала его накрутить, чтобы тебя выгнать и квартиру отобрать, да он не согласился. Говорил, что твоя, унаследованная…