Павел Ганжа - Холодное блюдо
Алик потупился и виновато пожал плечами.
– Н-да! – во вздохе бригадира свозили тяжесть навьюченного на горб груза и мировая скорбь по неисправимости бестолковых подчиненных.
– Кто играл-то?
– "Спартак" с "Зенитом".
– И?…
– Один-один.
– И здесь не покатило? – посочувствовал Серега – Алик слыл яростным фанатом "Спартака".- Бедолага… Пошли на кухню, что-то атмосфера тут…не располагает.
На кухне бригадира поджидал еще один сюрприз.
– Не понял, это что за натюрморт с говядиной?- Величев только сейчас разглядел валяющееся у балконной двери неподвижное тело собаки, кажется, таксы. Что характерно, в крови.- Откуда?…
– Собака,- пожал плечами Алик.
– Я вижу, что, типа, не мартышка.
– Хозяйкина собака, – уточнил Алик.
– Ты, в натуре, умник, -съязвил Велик.- Ее тоже что ли замочили?
– Ну да…
– А псину-то за что?
– После того как хозяйка зажмурилась, она громко лаять стала, выть, и Кривой ее пером…
– А до того, типа, не лаяла?
– До того – нет, тявкала только.
– Киллеры, вашу мать! Живодеры недоделанные! – выругался Величев и присовокупил тройку словосочетаний пожестче.- Я на вас, уроды, общество охраны прав животных натравлю…Ладно, вернемся к нашим баранам. И одному клиническому дебилу. С тобой мы потом разберемся, а сейчас пора взять интервью у героя дня. Кстати, где он? Раскаялся и решил, типа, в унитазе утопиться?
Шутка успеха не имела.
– Сходи, вытащи героя!
Дверь в туалет подверглась массированной, ожесточенной бомбардировке кулаками. Алик себя не жалел и долбил по косяку от души.
– Андрюха, выходи!! Велик зовет!
Волшебные слова сработали, сезам открылся и пред очи бригадира явился Андрей Никитин по прозвищу Кривой. Хотя в настоящий момент шрам на щеке затенялся общим жалким видом героя дня. Он выглядел побитым (немудрено – под глазом и на скуле красовались восхитительной выразительности синяки), помятым, взъерошенным и мокрым. Вылитый воробей, окунувшийся в неглубокую придорожную лужу. Как будто в самом деле в унитазе топился, и так, и эдак мостился, но размеры фаянсового вместилища нырнуть не позволили. Величев невольно почувствовал себя злоязычным предсказателем, доморощенным пророком. Пошутил неудачно, а выяснилось – почти угадал.
Очевидно, аналогичные мысли посетили и Алика, потому что он странно покосился на Серегу и деревянным голосом спросил:
– Ты что тут купался?
– Не, блевал, – осклабился Кривой.
– От того, что бабу завалил? – удивился Алик.
– Не, похмелюга…со вчерашнего.
От реплики Никитина Велика передернуло. Лучше бы вообще пасть не открывал, ублюдок! Сказать, что Серега злился на Кривого – сильно преуменьшить, снизить градус негативных эмоций на порядок. Тварь, второй раз за неделю подставил, а спрашивать Туман с него будет. И спросит, будьте покойны. Велик Никитина готов был растерзать, порвать на клочки, уничтожить, убить. И убил бы без лишней полемики, если бы они не находились в чужой хате в центре города. Причем в хате засветившейся, пара хозяйских трупов – тому порукой. И пачкать еще одним жмуром квартиру не хотелось – кровь, следы и прочие потенциальные улики нужны ему тут, как зайцу контрабас. Но Величев настолько разъярился, что устроил бы мочилово и здесь, засадил бы из верной "Беретты" в брюхо или в лобешник, и одним дебилом на земле стало бы меньше – сдерживала от необдуманного поступка лишь врожденная осторожность. Стрелять нельзя, шуметь тоже нежелательно. Соседи, мусора и так далее. А без шума вряд ли получится. То, что сопротивляться будет – ерунда. Со сломанными ребрами долго не побрыкаешься, рога быстро обломаем. Но орать ведь, подлец, начнет…
Кривой увидел выражение лица Величева и… позеленел. Надо полагать, не от радости. Вкупе с бледностью и гематомами – зрелище достойное кисти фламандца.
– Велик, я пошутил! Прикололся просто. Не бухал я вчера, отвечаю! Ты же запретил…
Кулак бригадира непроизвольно дернулся, Кривой отшатнулся назад, в кажущийся спасительным кафельный уют уборной. Бледно-зеленую, а местами синюю физиономию, в полном соответствии с незатейливым прозвищем, основательно перекосило. Велосипедная рама, угодившая под грузовик, порой деформируется в меньшей степени.
– Зуб даю, не бухал! – срываясь на фальцет возопил Никитин.- А блевал, потому что я теперь, в рот-компот, каждый день блюю! После того, как ты на мне попрыгал я одни лекарства жру! Остальная жратва обратно лезет! – между делом Кривой шарил спрятанной за спиной пятерней по полочке над раковиной – на ней он видел отвертку, которая могла пригодиться для самообороны. Если бригадир на него бросится. Никитин хребтом (или расположенным пониже местом) чувствовал, что Величев в дикой ярости и на миллиметр от того, чтобы сорваться. А сорвется, тогда увещевания не спасут. Только ответный ход – отверткой в глаз. Иначе опять на нем прыгать будет, но на сей раз сломанными ребрами и выбитыми зубами не отделаешься. Пока в блин не раскатает, не успокоится.
Ох, как ребра ноют! И корсет – мертвому припарка. Ни ударить не получится, ни увернуться. Страх сдавил стальными тисками сердце, и даже когда рука Кривого нащупала отвертку, хватку не ослабил.
Величев наблюдал за телодвижениями Никитина со стоическим терпением и на них не реагировал. Агрессии не проявлял. Но чего это ему стоило! Провентилировать разжиженные Никитинские мозги свинцом хотелось настолько, что…правый указательный палец сводило судорогой, а спрятанный за поясом ствол жег спину.
Ничего, успеется! Салат с маслинами для Андрейки отложим ненадолго, после приготовим. Кривого расслабить надо, усыпить бдительность, а то расшумелся… И самому харю попроще сделать, натянуть маску равнодушия. Величев совершил маленький подвиг, согнав с физиономии свирепое выражение, и деловым тоном произнес:
– Не ори. Соседи сбегутся.
– Я и не ору. Просто ты на меня так, в рот-компот, пошел, что…
– Проехали. Потом разбираться будем, кто на кого, типа, плохо посмотрел. Сейчас не до твоих художеств, бабу куда-то определить надо… Может, за город вывезти и в старом карьере закопать? Или к муженьку под бок пристроить, как считаешь? – Серега повернулся к Алику, всем видом демонстрируя, что Кривой ему в данный момент не интересен. По крайней мере, в качестве мишени или мешка для отработки ударов.
– А почему тут не оставить?
– Нет, комбинацию испортит. – О том, что хитроумный замысел Туманова уже имеет высокие шансы на провал (поверить в то, что Паровоз завалил разными способами семейную пару труднее, чем в то, что он пришил одного поскандалившего с ним мужика) Величев благоразумно умолчал. Пусть баран окончательно расслабится. – Я подумаю, а ты иди с Кривым, замотайте бабу в покрывало или одеяло и уберитесь там. Заодно отпечатки протри, где наследить успел. Тебя, Кривой, тоже касается.
– А собаку? – спросил Алик.
– Псину пока здесь оставьте, потом на мусорку, типа, или еще куда отнесете…
Заострять внимание на залете Никитина Велик не стал специально, дабы создать впечатление, что разборок в ближайшее время не случится. И привлек к "зачистке" тоже с умыслом, чтобы меньше думал. Когда руки заняты, в голову разные глупости не полезут. Оставив пацанов у санузла сам бригадир прошел на кухню и набрал номер Химика.
– Алло…я…Укушенных отвез? Все, их, типа, залатали, заштопали? Гиппократа подмазал? Отлично. Еще вот что…проверь, как там наш зажмуренный. Десант с сиренами, типа, не высадился? Жду звонка!
Сотовый запиликал минут через десять, когда Алик уже завернул тело женщины в покрывало и вытащил в холл, а Никитина Серега отправил за машиной, чтобы он ее подогнал поближе к дверям подъезда. Опять-таки в целях усыпления бдительности; мол, отпускаю, доверяю за баранкой сидеть, помощь нужна, косяк забыт. До поры.
– Слушаю. Что?!- Глаза Величева полезли на лоб. Следи последние пару часов за Серегой независимый зритель, то он непременно удивился бы тому, что бригадир слишком часто удивляется, выпучивает зенки и орет в телефонную трубку: "Что?!". Алик, конечно, зрителем не был по определению, и предыдущих восклицаний "лейтенанта королевских мушкетеров" он не слышал, но столь бурная реакция впечатлила и его, человека…эмоционально неразвитого. Поскольку некоторое время Велик только внимал словам телефонного собеседника, замерев и почти не дыша, Алик даже решил, что звонит сам Туманов, но догадка оказалась неверной. Завершился разговор в манере, которая невозможна при общении с шефом: – А перо где?… Понял. Оставайся там, скоро подскочим.
– Опять Кривой?!
– Нет, Химик звонил. Жмур у нас пропал.- Алик был, что называется, не совсем в теме, и посвящать его в детали комбинации Серега не хотел, но ему требовалось поделиться услышанным. С кем угодно поделиться, хоть со столбом, хоть с попугаем говорящим.
– Как?
– А я знаю?! Спер его кто-то. Химик вернулся на место, а покойничек отсутствует. И, что характерно, не менты. Мигалок, сирен, машин не было. Тишь и благодать, не накурено, не натоптано. Все на месте, и тесак, типа, остался, а трупа нет. Ребус, твою мать!
