Тьерни Макклеллан - Из уст в уста
— Ну и нагрузилась же я! — расслабленно сообщила она, явно гордясь собой, и весело подытожила, пока мы с Матиасом, кряхтя и охая, приводили ее в вертикальное положение: — Ну просто в стельку!
Матиас со значением глянул на меня: мол, слыхала, она сама подтверждает, что пьяна.
Я ответила не менее выразительным взглядом: ну и что с того? Да будь Глория хоть в коме, мне все равно необходимо поболтать с ее подружкой.
Распрямившись с нашей помощью, толстуха, к моему изумлению, обрела способность передвигаться самостоятельно. Словно оторвавшееся колесо, она то и дело натыкалась на стулья и хваталась за Матиаса, однако исправно переставляла ноги и умудрилась добраться до лестничной площадки, ни разу не грохнувшись.
За меня Глория не уцепилась ни разу. Стоило ей подняться с дивана, как она отпихнула мою руку. Так же она отвергла бы Дракулу, вздумай тот подставить ей плечо.
Я не обиделась. Если бы Глория хваталась за меня, то могла бы помять ценную находку — конверт, папку с фотографиями, которую я держала в руках.
Когда мы начали спуск по узкой лестнице, толстуха уже не балансировала на каблуках, используя Матиаса в качестве страховки. Она поступила проще: вцепилась в него мертвой хваткой. Но, несмотря на то что Глория крепко держалась за Матиаса, у меня сердце уходило в пятки. На поворотах толстуху так заносило, что я опасалась, как бы она не сделала двойное сальто через перила. Увлекая за собой моего друга.
Но не врет старая поговорка: Господь бережет детей и пьяных. Глория добралась до двери на улицу без происшествий.
Стойкий оловянный солдатик.
Оказавшись на улице, она еще больше прониклась воинским духом и затянула песню.
Если за всю жизнь вы ни разу не слышали, как пожилая одурманенная лягуха орет "Путников в ночи", то, по-моему, вы толком и не жили. Правда, после такого концерта вам, возможно, совсем расхочется жить, но это уже другой вопрос.
Что нашло на Глорию и почему она вдруг заголосила во все горло, было выше моего понимания, но, вероятно, пьяным не требуется особых поводов для песнопений. Она прошлась по репертуару «Битлз», а потом завела "Танцы под дождем".
Последняя песенка была явно не к месту. Дождя не было и в помине, да и Глория, едва переставлявшая ноги, вряд ли сумела бы сплясать.
Продолжая горланить, она уселась рядом с Матиасом. Я протиснулась на заднее сиденье, дверцы захлопнулись, но Глория не заткнулась.
Мало того, стоило Матиасу включить двигатель, как она запела громче, дабы шум не заглушал ее пения. Зря надрывалась. Ее голос был бы слышен даже при авиационной катастрофе.
Однажды Глория все-таки прервала концерт, когда мы свернули к "Ивовому Гребню". Оборвав на полуслове "Люби меня нежно", она резко повернулась к Матиасу:
— Мы правда едем к Сиси, а?
Похоже, алкогольный туман понемногу рассеивался, иначе она бы не осознала, что согласилась сесть в одну машину со мной. Опять начинается. Интересно, что она себе вообразила? Что мы с Матиасом везем ее "в лесок"? Так, кажется, называются прогулки со смертельным исходом в гангстерских фильмах, которые я смотрела в детстве? Я не силилась запоминать хлесткие словечки, потому что не собиралась в будущем примерить ситуацию на себя.
Матиас ответил не сразу.
— Верно, — медленно произнес он, — мы едем к вашей подруге Сесилии. — Так разговаривают с психически больными.
Видимо, ответ не удовлетворил Глорию.
— А ежели вы везете меня не к ней, то знайте, меня хватятся. Я рассказала куче народа, что иду с вами обедать.
Это уже было слишком.
— Мы едем к мисс Смак, не волнуйтесь. — Но, как и Матиас, я зря сотрясала воздух. Глория, похоже, оглохла от собственных воплей.
— Я и письма написала, — сообщила она, покосившись на заднее сиденье. Много писем. И все отправила. Случись что со мной, они знают, с кого спросить.
Хотела меня удивить?
Я усомнилась в том, что толстуха написала хотя бы одно письмо, но решила не затрагивать эту тему. Почему-то не хотелось выяснять — да еще в присутствии Матиаса, — предупредила ли она своих друзей о предстоящем обеде с убийцей.
Возможно, я слишком чувствительна.
— Мы едем в "Ивовый Гребень". — Слова я произносила, словно отрубала их ножом. — Дабы побеседовать с вашей подругой Сиси. Иных намерений у нас нет!
В ответ Глория вновь затянула "Люби меня нежно". В жизни не слыхала худшего исполнения песни Элвиса Пресли. И тут меня осенило: наверное, для Глории сейчас петь все равно что свистеть в темноте. Она отчаянно боится и песенками пытается рассеять свои страхи.
Я встревожилась. А что, если Глория не умолкнет и после того, как мы доберемся до места? Тогда нам крупно повезет, если привратник выпустит нас из машины. В Луисвиле не много домов с привратниками. Но в "Ивовом Гребне" таковой обязательно имеется.
До сих пор я сталкивалась с привратником лишь в одном месте — в шикарном отеле «Силбах», что расположен в центре города. Заметная нехватка лиц этой профессии объясняется тем, что Луисвиль по уровню преступности сильно не дотягивает до крупных городов. В Чикаго или Нью-Йорке привратник необходим для охраны дома. В Луисвиле его держат главным образом ради престижа. Это не очень тонкий способ напомнить, что у людей, ныряющих под своды роскошного портала, водятся денежки, и немалые.
Столь немалые, что они не желают пускать в свой дом кого ни попадя.
И в частности, пьяную лягушку, орущую хиты шестидесятых годов.
— Глория, давайте больше не будем петь, ладно? — осторожно предложила я.
Вряд ли она меня услышала, но резко сменила репертуар, затянув, несомненно, свою любимую — гимн завсегдатаев пивных. Уж эту песню наверняка не откажутся послушать в блестящем обществе. Например, в "Ивовом Гребне".
— "Девяносто девять бутылок на стене, — завывала Глория. — Були-буль, хлоп-топ, и нет одной…"
Когда она дошла до девяносто седьмой бутылки, я не выдержала и потрясла ее за плечо.
Она подпрыгнула, испугавшись даже сильнее, чем в ресторане Джека Мулла. И замолчала. Если б я знала, что мое прикосновение произведет такой эффект, то дотронулась бы до нее много раньше.
— Как давно вы знакомы с Сиси?
Ответ меня не очень интересовал. Моя цель заключалась в том, чтобы беседой отвлечь Глорию от пения.
Не до конца уняв дрожь, она поспешно ответила:
— Да уж изрядно. — И тут же принялась за старое: — "Девяносто семь бутылок…"
Тут вмешался Матиас. Либо он разгадал мой маневр, либо его барабанные перепонки едва не лопались и он был готов испробовать что угодно, только бы толстуха умолкла.
— Вы сказали, что дружите с мисс Смак "изрядное время"? — заорал он, стараясь перекрыть бравурную мелодию.
Не блестящая реплика, но дело свое она сделала. Глория оборвала песню.
— Дружу? Эта бесстыжая мне не подруга! — Она выпятила губу. — Была, да вся вышла.
Я почти не прислушивалась к ее словам. Скорее блаженно внимала странной тишине. Словно выключили отбойный молоток.
— Не горячитесь, — вставил Матиас.
— А я и не горячусь! — рявкнула Глория. — Мне бы раньше догадаться, какая из нее подруженька! Ведь она такое несла про Эдди, просто жуть!
— Жуть? — Матиас, добрая душа, видимо, решил стоять насмерть: если надо, он будет подбрасывать вопросики этой меломанке хоть до следующего лета.
— А то! Послушать ее, так Эдди был не адвокатом, а законченным преступником!
Матиас неплохо справлялся. Мне не требовалось вносить свою лепту, тем более что мое вмешательство могло вновь настроить Глорию на песенный лад. Но все-таки мне с трудом удалось не отреагировать: "Да неужели! Кто бы мог подумать!"
— Сиси подбивала меня бросить Эдди! Представляете?
Лично я не могла представить другое — какая нормальная женщина согласится встречаться с Бартлетом.
— Надо же! — Матиас помотал кудлатой головой.
— Теперь-то я понимаю, — продолжала Глория, — она просто завидовала. Хотела, чтобы я тоже осталась без мужика. У нее-то самой никого! Да и откуда у Сиси мужик-то возьмется? Кто ж польстится на такую? — Я ждала, когда в разговоре всплывет слово «стыд». Ждать пришлось недолго. — Надо бы бесстыднее, да некуда!
Сейчас Глория опять начнет морализировать. Я не выдержала и подалась вперед.
— Что за жуткие вещи рассказывала Сиси об Эдди?
У толстухи перехватило дыхание. Словно Терминатор вдруг шепнул ей на ухо пару теплых слов.
— Скажу, коли вам интересно, — угрюмо ответствовала она. — Кое-кому может показаться, будто Сиси ничего плохого и не говорила… — Намек понятен: человек, убивший Бартлета, не ужаснется россказням ее подруги. Мы, убийцы, славимся своим бессердечием. — Но по мне, она змеюка подколодная!
— Не сомневаюсь.
Мое сочувствие не тронуло Глорию.
— Еще бы! — фыркнула она. — Эта нахалка даже заявила, что за пять долларов Эдди родную бабушку продаст!
