Наталья Александрова - Услуги маленького дьявола
Конечно, сейчас, после идиотских газетных публикаций, сторонним наблюдателям, да и тем, кто много лет проработал во властных структурах, стоптал не одну пару ботинок в коридорах власти, может показаться, что позиции Березкина пошатнулись и он не удержится на своем посту. Поэтому так изменилось отношение к нему обслуги, чутко, как барометр, определяющей влиятельность и перспективы руководящих работников.
Телефон молчал. Березкин посмотрел на часы. Была уже половина первого. Есть не хотелось, но он решил дойти до буфета, взять себе хотя бы кофе с бутербродом – чтобы вся эта сволочь не думала, будто бы он испугался и отсиживается у себя в кабинете.
Надев решительное и волевое лицо, привычно подняв левую бровь, прошел приемную, уловив в Ольгиных глазах прежний испуг и неизбежное любопытство, чеканя шаг, преодолел сто пятьдесят метров, отделявшие его кабинет от закрытого «председательского» буфета, сел за стол с мрачным и начальственным видом.
Официантка Лена появилась на третьей минуте. Это само по себе плохо. Слишком долго. Раньше она укладывалась в минуту. Но еще хуже было то, что она положила перед ним меню – типа выбирай сам.
Раньше она угодливо склонялась, придвигая податливый аппетитный бюст, и интимным полушепотом сообщала, что сегодня особенно хороша паровая осетрина, или грибочки, или судак «Орли». А сейчас – бросила на стол меню, стоит прямо, как Александрийская колонна, и ждет указаний.
Черт, черт! Никто не чувствует настроений и намерений руководства так, как эта челядь, обслуга. Что же творится, что же происходит?! Неужели все из-за дурацкой статейки, из-за публикации в газете? Да кто у нас обращает внимание на прессу? Вон, генпрокурора в порнофильме показали – и ничего! Компромат мерили чемоданами, взвешивали на грузовых весах!
– Кофе и бутерброд с бужениной! – бросил официантке. – Буженина свежая?
– Нормальная, – кинула, как рубль, бомжу и пожала плечами.
«Ну, милочка, ты у меня долго не проработаешь! Вот закончится эта история, рассосется, и я лично озабочусь… и о вахтерше тоже… А может, потому и хамят, что знают – не рассосется?»
Съев буженину, не почувствовав вкуса, Березкин вернулся в кабинет. Проходя через приемную, на всякий случай осведомился, не звонил ли Сам. Ольга испуганно помотала головой. Закрыл дверь, торопливо сбросил напряжение с лица – еле донес, снова раскрыл папку.
Тут телефон зазвонил.
Алексей Игоревич едва не сорвал трубку в первую же секунду, так извелся от ожидания и неизвестности, но все же взял себя в руки, переждал три звонка, чтобы дать почувствовать свою занятость, два раза глубоко вдохнул и выдохнул, успокаиваясь, и, наконец, снял трубку.
– Березкин слушает.
– Я все знаю, – раздался в трубке незнакомый жаркий женский голос.
– Что? Кто? Кто это говорит? – забормотал Березкин, судорожно пытаясь припомнить, знаком ли ему этот голос. – Что вы знаете?
– Про Ивана Андреевича, – жарко прошелестело в трубке, – ты думаешь, это сойдет тебе с рук? Ты меня оставил в нищете!
– Да кто это говорит?
– Ты – убийца!
– Что за чушь вы несете! – Березкин хотел бросить трубку, но не мог решиться, он пытался понять, что стоит за этим диким звонком.
Рука, державшая телефонную трубку, дрожала, но он не замечал этого, как не замечал и того, что лоб покрылся мелкими капельками пота.
– Я знаю, это ты сделал, – проворковал женский голос, – не сам, конечно, ты все делаешь только чужими руками, но все равно ты убийца! И я могу это доказать, у меня есть убедительные улики!
– Кто вы? Кто это говорит? – Березкин даже сам не узнавал своего голоса, таким он стал сиплым и растерянным.
– Ты знаешь, кто это говорит. Это Лика. Ты оставил меня нищей. Ваня был для меня всем, – в трубке послышался ненатуральный всхлип, – смерть любимого человека ничем нельзя возместить, но помочь мне деньгами ты просто обязан!
– Господи, кто это? – повторял Березкин как заведенный. – Какая еще Лика? Я не знаю никакой Лики! И вообще, что за дикий разговор? Я ровным счетом ничего не знаю о смерти Антонова!
– Еще как знаешь, – раздалось в трубке, – но в одном ты прав: этот разговор не телефонный. Я с тобой свяжусь. И запомни: если ты не поможешь мне – тебе уже никто не сможет помочь!
В трубке раздался сигнал отбоя. Березкин еще долго сидел за столом, тупо уставившись в яркий календарь на противоположной стене. Что происходит? Кто-то хочет с ним разделаться, но кто?
Лика проснулась от звонка. Последнее время она часто просыпалась от звонка, но, проснувшись, осознавала, что звонок ей просто приснился. После смерти Ивана Андреевича у нее что-то случилось с нервами. Раньше она даже не думала, что они у нее есть – нервы. Ей казалось, что все, кто на них жалуется, просто хотят выпендриться, привлечь к себе внимание, хотят, чтобы с ними носились, подавали лекарства, смотрели с жалостью и участием. Но теперь, после смерти богатого любовника и связанного с этим скандала, она сама стала вздрагивать, оборачиваться на улице – ей казалось: кто-то смотрит ей в спину. И начались проблемы со сном. Ночью она долго не могла заснуть, смотрела ночные телевизионные каналы, даже стала читать, чего с ней раньше никогда не случалось. Засыпала только под утро и потом спала до полудня, а то и дольше, и просыпалась от звонка в дверь.
Проснувшись, в первый момент она думала, что пришел Иван Андреевич и нужно открыть ему… Но потом окончательно приходила в себя и вспоминала, что Антонова нет, он убит – и испытывала сложное противоречивое чувство. С одной стороны, освобождение: больше не будет его нездорового дряблого тела, скучных, жадных торопливых объятий, лживых похотливых глаз.
С другой стороны, ей чего-то стало не хватать… Ей хотелось связанного с Антоновым чувства значительности, влияния, почтительных улыбок челяди, ресторанной обслуги. Ей стало без Антонова просто скучно. Да и деньги, хоть он и давал ей довольно много, и у нее хватило ума кое-что откладывать – тем не менее их было явно недостаточно, и скоро их отсутствие уже станет настоящей проблемой…
Короче, Лика просыпалась и осознавала, что звонок в дверь ей просто приснился, а Антонова уже нет в живых.
Но на этот раз звонок раздался снова, после того как она уже окончательно проснулась и вспомнила о своей скучной свободе. Звонок прозвучал еще раз – вежливый, деликатный. Так не звонят участковые полицейские, находящиеся при исполнении, так не звонят сотрудники энергосбыта или горгаза, исполненные чувства собственной значимости, так не звонят молодые люди до двадцати лет, уверенные в том, что весь мир им что-то должен и не торопится отдавать долги.
Так звонят вежливые соседки, заглянувшие за щепоткой соли или стаканом муки, так звонят работники кабельного телевидения, собирающие квартальную плату, так звонят сотрудники агентств по опросу общественного мнения – короче, так звонят люди, которым от тебя что-то нужно и которые поэтому становятся вежливыми.
Поняв характер звонка, Лика не стала торопиться: если надо – подождут. Она спустила на пол полные розовые ноги, потянулась, встала, накинула на голое тело легкий домашний халатик, бросила взгляд в зеркало, улыбнулась своему отражению, пару раз прошлась щеткой по пышным, даже со сна, красивым волосам, бросила взгляд на часы, весело удивилась тому, что проспала до часу дня, и только потом поплелась к двери.
Выглянув в глазок, увидела на площадке славную девушку, совсем еще девчонку, худенькую и миниатюрную, с чуть раскосыми карими глазами. Хотя девушка ей понравилась и не вызвала подозрений, Лика по старательно выработанной осторожности спросила сквозь дверь, что нужно. Девушка вежливым просительным тоном осведомилась, нельзя ли позвонить – она пришла к родственнице, живущей выше этажом, а той не оказалось дома, и как назло мобильник по непонятной причине отключился, – девушка показала в глазок маленький айфон, точно такой же, какой лежал в сумочке у самой Лики, и это вызвало почему-то особенное доверие и почти родственную симпатию к незнакомке, а та продолжала вежливо и убедительно говорить, что пробовала звонить в другие двери, но нигде и никто не отозвался, и вот только здесь…
Лика повернула ручку дорогого замка и открыла незнакомке дверь.
Дверь отдела распахнулась, и на пороге появился невысокий длинноволосый парнишка лет восемнадцати.
– Петухова здесь работает? – спросил он неуверенным и от этого слегка хамским ломающимся баском.
– Ну я Петухова, – представилась я с насмешливым смирением, – а в чем я провинилась?
– Ни в чем, – парнишка достал из наплечной сумки небольшой аккуратный сверток в красивой подарочной бумаге, – доставка подарков! Вот здесь распишитесь, пожалуйста!
