Елена Логунова - Сеанс мужского стриптиза
Тетки засмеялись, радуясь глупости красивой городской девки, как хорошей шутке. Федор напрягся. Красивую, как королевна, он тоже вчера видел и не мог забыть. Правда, на городскую та девка в жутких отрепьях не походила, но кто знает? Может, красотка лже-Горчакова просто хитрит, играя в свою игру? По опыту Федор знал, что аферистки – великие мастерицы прикидываться.
Федино желание повидаться с девицей, которая явно была каким-то образом замешана в деле Нины Горчаковой, окрепло.
– Спасибо вам, я пойду, – сказал он любопытным бабам, утратив к ним интерес.
– Туда, что ли? – неотвязная баба Маруся кивнула на дом с петухом. – Так они ж спят еще! Городские на рассвете не встают!
– А вы-то чего тут в такую рань? – спохватилась тетка Морозова. – У вас в котором часу рабочий день начинается?
– И воскресенье сегодня! – вспомнила баба Маруся.
Тетки в четыре глаза с подозрением уставились на Федора.
– У страхового агента, дамы, рабочий день не нормированный! – выкручиваясь, он снова изобразил не искаженное интеллектом лицо рекламного юноши. – Я от каждой сделки проценты получаю, вот и спешу опередить конкурентов!
– А как вы сюда попали? – не отставала прилипчивая, как банный лист, баба Маруся. – На чем приехали?
«Штирлиц понял: это конец!» – мелькнул в смятенном мозгу Капустина обрывок анекдота.
– На своей машине, – сказал он.
– А где…
Федя угадал следующий вопрос и поспешил на него ответить:
– Машину я оставил у знакомых во дворе, а сам хожу пешком, чтобы экономить бензин. Он, знаете ли, нынче ужасно дорогой!
– Знаем, как не знать! – закивала тетка Дарья Морозова. – А моего-то Ваньки мотоцикл, «Ява» с коляской, он жуткую прорву бензина жрет! Я уж Ваньке сколько раз говорила: не езжай на рыбалку на мотоцикле, а то твои караси нам дороже покупных выходят, просто золотая рыбка получается!
– А Ванька чего? – баба Маруся с готовностью включилась в разговор на новую интересную тему.
– А чего Ванька? Ты разве мужиков не знаешь? Молчит и по-своему делает! Твой-то старик разве не такой же?
Забыв о Федоре, тетки принялись перемывать кости своим норовистым и неразумным мужьям. Капустин тихо отступил на улицу и во все лопатки припустил на другой край поселка.
Он уже вчерне составил план дальнейших действий. Прямо сейчас, на рассвете, пока городские сони тихо посапывают в две дырочки, он проберется в дом с петухом, найдет там красотку-аферистку, возьмет ее за жабры и припрет к стенке. Небось спросонья перепуганная девица мигом расколется, кто она такая и каким боком затесалась в историю с ограблением банкира!
Глава 9
На рассвете Зяма замерз и проснулся, клацая зубами, как компостер. При скором и неправедном дележе постельных принадлежностей в час позднего отбоя ему досталось лишь легкое льняное покрывало. Зяма замотался в него, как рулет, но даже в таком виде тонкая натуральная ткань с хорошей вентиляцией грела плохо. Вдобавок в дырки провисшего гамака от земли тянуло сыростью. Чтобы кое-как поспать и при этом не простудиться, Зяме следовало срочно организовать себе теплоизоляцию.
Можно было пробраться в дом и пошарить в огромном скрипучем шкафу, на полках которого лежали многолетние наслоения мягкой рухляди, но не хотелось беспокоить родителей. Зяма сел в гамаке, свесил ноги и закачался, еще не решив, куда направиться. Взгляд его упал на брезентовую палатку Поля, скромно приткнувшуюся к забору в дальнем углу просторного двора.
– Ага! – Зяма потер озябшие ладони. – Помнится, добрый Пашенька предлагал поделиться одеялом?
Ему, конечно, помнилось также, что добрый Пашенька предлагал поделиться одеялом вовсе не с ним, с Инкой, но это несущественное обстоятельство в связи с угрозой переохлаждения не стоило принимать во внимание. Мягко спрыгнув с гамака, Зяма по росистой траве прошел к палатке, просунул руку сквозь небрежно затянутую шнуровку и ощупью нашел пресловутое одеяло. Оно за что-то зацепилось, и Зяме пришлось несколько раз сильно дернуть, чтобы вытянуть его наружу.
Он не видел и не мог знать, что одеялом, от которого великодушно отказалась Инна, Поль перед сном заботливо укутал ящик со своими любимыми ящерицами. Выдергивая его из палатки, Зяма неосторожно перевернул этот пластмассовый зверинец. Крышка слетела, и отборные ящерицы элитной мясохвостной породы с радостной готовностью покинули свою тюрьму.
Не подозревая о совершенной им диверсии, Зяма вернулся в свою подвесную койку, укутался в героически добытое одеяло, сладко зевнул и смежил веки.
Во дворе вновь стало тихо. Слышались только голоса лесных птичек, оживившихся в предчувствии нового дня. Краешек алого солнечного диска уже выполз из-за леса.
Из белесого тумана на дороге у дачи беззвучно материализовалась тощая фигура Федора Капустина. Он внимательно осмотрел калитку и покачал головой. Судя по виду петель, их не смазывали целую вечность. Федя представил, как предательски заскрипит калитка при попытке взлома и проникновения в чужое домовладение, и шепотом повторил исторические слова юного Владимира Ульянова:
– Нет, мы пойдем другим путем!
Другой путь пролегал через лопухи и крапиву, которые высокими темными волнами накатывали на забор со стороны леса. Разгребая лопухи, Федор проплыл вдоль ограды, свернул за угол и нашел неотъемлемый элемент любого старого дощатого забора – аккуратную лазейку.
Этот пролом привел его прямо к двери постройки, которую Федя, мало сведущий в деревенской архитектуре, принял за закрытую веранду. На самом деле это была летняя кухня, пристроенная к дому и совмещающаяся с жилыми помещениями посредством внутренней двери.
Впрочем, эти подробности его не интересовали. С удовольствием отметив, что дверь гостеприимно приоткрыта, он просунул руку в щель у косяка, потянул дверь на себя и заглянул в помещение.
Розовый утренний свет, процеженный сквозь ситцевую оконную занавеску, косым ромбом падал на раскладушку, стоящую посреди комнаты. Федя всмотрелся в женское лицо на подушке, удовлетворенно кивнул, зловеще усмехнулся, шагнул в помещение и поморщился: стук каблуков его цивильной обуви по голому дощатому полу слышался барабанным боем.
Федор подумал секунду и снял туфли. Разутый, он совершенно бесшумно двинулся к раскладушке, на которой тихо спала та самая красотка-королевна.
Федин взгляд был прикован к лицу девушки. Под ноги он не смотрел, а зря, потому что там были заряженные и готовые к бою мышеловки, общим числом – шесть. Ему еще повезло, что он угодил в мышиный капкан одной лишь правой ногой!
– Что за?.. – вякнул Федор, ощутив под ногой неуютный металлический костяк мышеловной конструкции.
В следующий миг капкан захлопнулся, и правая стопа незваного ночного гостя оказалась в стальном плену.
– Ё-о-о! – болезненно выдохнул Капустин.
Он тут же зажал себе рот, чтобы криком не разбудить весь дом, но было уже поздно: девица на раскладушке беспокойно зашевелилась и села. Открыть глаза она еще не успела, и Федор не собирался дожидаться этого момента. Подлая мышеловка кардинально изменила ситуацию, эффект неожиданности пропал, и теперь перевес сил был не на стороне травмированного Феди. Он понял, что надо отступить, пока не поздно, и повторить попытку неожиданного контакта в другое время в другом месте. Лучше всего там, где не будет никаких мышеловок.
Капкан оказался цепким, как аллигатор, стряхнуть его никак не получалось, а снимать, с усилием разжимая стальные челюсти, было некогда. К счастью, конструкция была достаточно легкой, так что Федор свободно мог унести ее с собой. Правда, отступать в связи с этим пришлось, по большей части, на одной ноге. К тому же, угодив в мышеловку, Федя от боли завертелся на месте волчком и в результате совершенно дезориентировался. Он перепутал двери и рванул в ту, которая соединяла кухню с домом.
Оказавшись в соседнем помещении, Капустин сразу понял свою ошибку, но возвращаться было уже поздно, позади под телом пробудившейся красотки-королевны сердито и недоуменно скрипела раскладушка.
В комнате, куда попал сбившийся с курса Федор, тоже стояла кровать, и на ней тоже кто-то спал. Краем налитого слезами глаза он глянул на бугрящееся одеяло и проскакал в очередную дверь.
За ней было подобие прихожей. На полу, покрытом примитивным тряпичным ковриком, рядком стояли разномастные башмаки. Федя увидел крепкий стальной рожок для обуви и схватил его, как Иван-царевич – меч-кладенец. Размахивать своим оружием он, впрочем, не стал, ограничился тем, что успешно разжал с его помощью челюсти мышеловки. Федя зашвырнул капкан в одну сторону, рожок – в другую, распахнул наружную дверь и с крылечка в три ступеньки обрушился во двор.
Спасительная лазейка в заборе была где-то с другой стороны дома. Федя примерно прикинул, куда бежать, и захромал в конец двора.
