Дарья Донцова - Концерт для колобка с оркестром
Послышался звук, который обычно издает открываемая бутылка с шампанским. Из бензобака вылетела пробка и шлепнулась около моих ног. Назар сунул «пистолет» в открывшееся отверстие, я молча наблюдала за процессом заправки.
Старт происходил уже по знакомой схеме. Сначала прыжок назад, потом вперед.
– Отчего вы так странно начинаете езду? – поинтересовалась я, пока девочка изучала кучу гаек, вывалившихся из «мерса».
– А у него первая скорость через заднюю включается.
– Да? И тормозите как-то ненормально, жмете на ручник, потом ногой дергаете.
– Ну… ерунда… просто тормоз не сразу схватывает, – начал было объяснять Назар, но тут Лизок крикнула:
– Пап, тут что-то непонятное.
Мы вылезли из «персика». Девочка держала в руках довольно длинный, грязный болт. Назар нахмурился:
– Это чего? Не знаешь?
– Нет, – покачала головой дочка, – такого еще ни разу не вываливалось.
– Может, оно и ерунда, – протянул мужчина, – «персик» завелся нормально.
– Эй, Назар, – спросила толстая тетка, выглядывая из окошечка с надписью «Касса», – что случилось?
– Да вот, – пояснил Назар, – деталь выпала. Теперь мозгую, откуда она отвалилась!
– Брось!
– Ты, Клава, глупости не советуй, – укоризненно заявила Лизок, – где мы к «персику» запчасти найдем? Забирай, пап, поехали, человек-то торопится.
– Бросьте, – не успокаивалась Клава, – не ваша она.
– А чья?
– Тут недавно «Москвич» заправлялся, из него вылетела.
Лицо Назара просветлело, широко размахнувшись, он зашвырнул болт в канаву.
– Ну и слава богу, садитесь, девки.
Кашляя, чихая, выпуская из выхлопной трубы облака то черного, то белого дыма, судорожно вздрагивая и лихорадочно трясясь, «персик» весьма быстро домчал до таблички с надписью «Мирск».
– Во, – сообщал Назар, – конечная, поезд дальше не пойдет, вылазьте, граждане.
Я вышла на заросшую сорняками дорогу.
– Можно попробовать дальше проехать, – предложила Лизок.
– Нет, – помотал головой Назар, – на днище сядем.
– Не надо, я пешком дойду, – улыбнулась я и протянула дядьке три розовые бумажки.
– Потом расплатитесь, – сказал он, – когда назад привезу, мы вас тут подождем, на пригорке.
– Но я могу задержаться на час, два…
– И что?
– А вам тут стоять?
– Торопиться некуда, – заверила Лизочек, – у меня каникулы начались, а магазин с продуктами круглосуточный, успеем потратиться.
– Твоя мама будет беспокоиться.
Лизок заморгала.
– Это вряд ли. Она умерла.
– Прости, пожалуйста.
– Ничего, – кивнула Лиза, – ее машиной сшибло. Мы с папой вдвоем живем. Вы не торопитесь, папа спать ляжет, а я радио послушаю. Эй, стойте!
Я обернулась. Девочка протягивала мне куртку из плащовки с капюшоном.
– Наденьте, – велела она, – а то простудитесь.
Я натянула на себя ветровку и побежала в Мирск.
Уж не знаю, как выглядело местечко тогда, когда Сергей привез сюда Соню, но сейчас тут вполне можно было снимать фильм под названием «Земля после нашествия инопланетян». По бокам единственной улицы тянулись развалины домов, тут и там валялись ржавые останки каких-то механизмов, колеса, ведра, непонятные, изогнутые в разные стороны трубки… Внезапно показалась избенка, вполне крепкая, жилая, на окнах болтались занавески, на крыше торчала антенна.
– Здравствуйте, – закричала я под окнами, – есть тут кто?
Дверь распахнулась, показалась голова, повязанная серым платком.
– Чего надо?
– Красноармейская улица, дом восемь где?
– Вниз иди, к лесу.
– Далеко?
– А до конца.
Я продолжила путь, по дороге попалось еще несколько обитаемых домов, но хозяев не было видно, может, они, испугавшись мелкого, моросящего дождя, попрятались в избах.
Наконец дорога уперлась в опушку. Я завертела головой в разные стороны. Где же нужный дом? Справа одиноко торчит остаток кирпичной стены, слева навалена куча бревен. Чуть поодаль, правда, виден крепкий дом. В полной растерянности я топталась между развалинами…
– Вы кого-то ищете? – кто-то тихо спросил за моей спиной.
Я обернулась, вполне симпатичная женщина в резиновых сапогах и ярко-красной куртке стояла на дороге, опираясь на лопату.
– Да, – обрадовалась я, – дом номер восемь по Красноармейской.
– Вот он, – ткнула тетка в сторону руин, – развалился.
– Давно?
– Ну… может, год тому назад, полтора, точно не скажу.
Я растерялась. Если изба рухнула двенадцать месяцев назад, Яна никак не может сидеть в подполе, – Вы ей родственница? – поинтересовалась тетка.
– Кому? – автоматически спросила я, осматривая кучу бревен, потемневших от времени.
– Олимпиаде Михайловне. Хорошая женщина была, царство ей небесное.
– Вы знали ее?
– Конечно, – усмехнулась женщина, – она меня на свет принимала. Олимпиада Михайловна работала акушером-гинекологом в Козюлине, в больнице. В прежние годы автобус регулярно ходил, впрочем, напрямик, через лесок, недалеко бежать. Да и Мирск тогда совсем другим был, дома крепкие, людей полно, свиноферма стояла, коровники, колхоз работал, «Заря коммунизма». Олимпиаду тут все любили, она никому в помощи не отказывала: давление там померить, банки поставить. Хоть и гинеколог, да все умела. А еще наши бабы к ней бегали с болячками и рожали при ней. Поговаривали, что тетя Липа и аборты делает, но это точно не знаю. Правда, деньги у нее водились, но она не жадная была, всегда в долг давала. Вот Яна у нее противная выросла.
– Вы и Яну знали?
– А то! Вместе в школу бегали, я, правда, на два класса постарше, но у нас в Мирске школа малокомплектная была, учились мы в ней до пятого класса, все, от первоклашек до старших, сидели в одном зале, учительница по рядам ходила и каждому свое задание давала. А в старших классах в Брусково бегали. Яна очень нос задирала и врала много.
– Ну что, например?
Женщина скривилась.
– Фантазия у нее через край била. Классе в третьем она мне раскрыла «страшную» тайну, дескать, тетя Липа ей не родная мать. Родители Яны космонавты, им нельзя было ребенка иметь, а они родили и Олимпиаде отдали. «Вот вырасту, – врала Янка, – отправлюсь в Москву, найду их и заживу королевой. Буду каждый день платья менять, торты есть и на „Волге“ ездить». Я своей маме рассказала, та к тете Липе сбегала, похоже, Янке оплеух за вранье надавали, она с тех пор больше глупости не болтала, только иногда, если ее кто обижал, шипела: «Папе своему пожалуюсь!», но никто ей не верил, конечно. Какой отец! Тетя Липа не скрывала никогда, что родила вне брака девочку, замужем-то она никогда не была.
– Скажите, Яна сюда не приезжала?
– Ну, раза два-три. Может, убили ее, – предположила собеседница, – все, унесло, словно щепку потоком, ни разу к тете Липе на могилу не пришла, памятника не поставила, там только одна табличка. Вот поэтому и думаю, что убили ее. Все-таки нормальная женщина мать так не оставит, не по-божески это!
– Нет, Яна жива, – пробормотала я, – думала, честно говоря, ее тут застать. Значит, она не приезжала недавно, вы точно знаете?
Женщина хмыкнула:
– Да уж куда точнее. У нас в Мирске событий никаких не происходит, любой человек из города любопытство вызывает. Вы вот сейчас по улице прошлись, так теперь станут полгода обсуждать, во что одета была, к кому заявилась, о чем разговаривала. Ко мне придут, расспрашивать начнут.
– Да я никого не встретила, только в одну избу и постучалась!
Собеседница мягко улыбнулась.
– Это вам только кажется, а из-за занавесок столько глаз глядело! В Мирске скрыть что-то трудно.
И потом: ну приехала Яна, и что? Изба развалена, куда ей деваться? Ко мне бы пришла, чаю попила. Кстати, хотите горяченького?
– Спасибо, – лязгнула я зубами.
– Холод-то какой после жары наступил, – посетовала женщина, ведя меня к маленькому, но крепкому домику, – сейчас все в огороде померзнет. Ну просто беда.
В чистенькой, опрятной кухне она усадила меня за стол, налила пол-литровую кружку светло-желтой, замечательно горячей жидкости и предложила кусок хлеба с маслом.
– Давно в город за конфетами не ездила, – пояснила хозяйка, – вот и нету сладкого, но, если сверху, на масло, сахарный песок насыпать, очень вкусно получается!
Я улыбнулась.
– В детстве я проводила лето в деревне, и бабушка часто давала мне такое «пирожное». Давайте познакомимся, меня Виолой зовут.
– Валя, – приветливо ответила хозяйка.
– Не тоскливо вам тут?
– Так я только на лето приезжаю, – объяснила Валя, – детей вывожу, носятся целый день на воздухе, никакой дождь им не помеха. Посажу все, соберу, в банки закатаю и домой, в Москву. Мирск у нас теперь вроде дачи. Далеко, правда, зато все свое, и земли полно, сей не хочу, никто сотки не считает. Я вон себе тети-Липин огород прихватила, под картошку его распахала. Муж, правда, сердился, говорил: «Вот Антонина приедет и задаст тебе, налетит, наорет…» А я ему в ответ: «Она сюда сколько лет нос не кажет…»
