Михаил Березин - Смертельный танец шамана
Гройпнер перебил ее:
– Прошу прощения, мадам, однако думается, у нашего молодого друга сейчас мало времени. Вот вам карта Берлина, мы приобрели ее специально для этого случая. Как говорится, на долгую память.
– И давно вы обнаружили, что я за вами слежу? – угрюмо поинтересовался я.
– Неважно. Главное, что вы появились как раз вовремя. Постарайтесь только в дальнейшем быть осторожнее.
– Не знаете, имеется ли в этом здании запасной выход?
– Нет, но это можно легко выяснить у дежурного.
– Поинересуйтесь у мадам Демонжо, – попросил я, – не согласится ли она одолжить мне цветы. Понимаю, что это – вопиющая наглость, но я завтра же верну ей точно такие.
Бреме старательно перевел и получил ответ.
– Оказывается, она гладиолусы терпеть не может. Какой удар для бедняги Гройпнера! Так что она торжественно вручает их вам. А в ответ предпочла бы получить желтые розы.
– Договорились, – воскликнул я с энтузиазмом. – Вы еще долго пробудете в Берлине?
Я задал этот вопрос, глядя Изабель прямо в глаза, но предполагалось, что в роли переводчика вновь выступит Бреме. Однако неожиданно Изабель ответила по-русски, старательно выговаривая слова:
– Я буду в Берлине еще один день. Потом возвращаюсь в Париж.
– Откуда вы знаете русский? – поразился я.
– Моя мать была компаньонкой русской графини.
Мы договорились, что я разыщу ее с помощью Карлхайнца Бреме.
Я накоротке пообщался с работником Дома русско-германской дружбы, тыча ему в морду гладиолусами и одновременно выясняя, у какого выхода я имею больше шансов вручить блистательному Амарандову этот букет. Оказалось, что выход на улицу здесь только один. Это значительно облегчало задачу.
Вскоре появился Амарандов, которого поджидал сверкающий боками огромный "Мерседес". За рулем восседал бритый наголо парень в темных очках. Темные очки слегка сбивали с толку, поскольку был уже вечер.
Я швырнул гладиолусы на заднее сиденье и поспешно завел двигатель. На машинах уже были включены габаритные огни, а у меня, между прочим, замечательное зрение, и я по форме и яркости великолепно могу отличить одни габаритные огни от других. Так что я позволил им немножко вырваться вперед, памятуя о том фиаско, которое потерпел во время слежки за Гройпнером и Бреме.
По приемнику я поймал Дизи Гилеспи. Его музыка удачно гармонировала с силуютом переливающегося неоновой рекламой ночного города.
Вскоре мы оказались на улице "17 июня", где уже выстроилась интернациональная фаланга молодых девиц в неглеже, и я даже успел приметить свою прелестную мулатку, возле которой как раз останавливался носатый очкарик на кабриолете. Но Амарандов и бритоголовый проследовали без остановки мимо всех выставленных напоказ прелесей и свернули куда-то влево. Пришлось – не без некоторого сожаления – проделать тот же маневр. Потом мы долго неслись по дороге, с обеих сторон к которой подступал лес. Я еще не очень хорошо ориентировался в Берлине, и у меня сложилось впечатление, что мы уже давно выбрались за черту города. Наконец, появились какие-то строения
– одно-, двух- и даже трехютажные виллы. Мы еще немного поколесили, прежде чем остановиться в конце небольшой улочки, упиравшейся в лес. Разумеется, я запарковался метров в тридцати от них.
"Мерседес" въехал во двор, под специальный навес, и огни его погасли. Я выбрался из машины и прошелся, попутно разминая ноги. Улица называлась Пауль-Людвиг-Штрассе. Я вернулся к машине, включил лампочку в салоне и, углубившись в изучение подаренной карты, убедился, что мы все еще в Берлине, в районе Ванзее.
Чувствовалось, что народ здесь живет не из бедных. Напротив вилл вдоль дороги выстроились "Роллс-Ройсы", "Порше", последние модели БМВ, "Мерседесов" и даже парочка "Феррари". Я покрутился возле дома, во дворе которого скрылись Амарандов-Дервиш-Шаман-Колдун и его бритоголовый спутник. Дом был двухютажным с мансардой. Как уже упоминалось, с одной стороны к нему примыкал лес, с другой – проходила линия С-бана, и лишь справа, если стоять к нему лицом, имелся соседний участок. Свет горел только в двух окнах второго этажа и на мансарде. Первый полностью утопал во тьме.
Ни на доме, ни на заборе я не обнаружил номера, и мне пришлось сделать небольшую пробежку вдоль улицы, чтобы вычислить его. Номер пятьдесят четыре. Больше здесь нечего было делать.
Я посидел в "Твинго" с развернутой на коленях картой, соображая, как лучше всего отсюда выбраться. Что бы ни случилось с Джаичем, а адреса нашего он им не выдал, иначе мне бы давно уже пришел каюк. Только вот вопрос, кому "им"? В причастности танцора к делу антикварщиков я совершенно не был уверен. Нельзя же всерьез подозревать человека лишь на том основании, что в его репертуаре имеется танец шамана.
Я медленно поехал вдоль улицы. Черт побери! Мне бы давно уже следовало убраться из Берлина подобру-поздорову. Причем, особенно актуальна вторая часть присказки – поздорову. Но все же что-то держит меня. Страх перед Лили? Вряд ли. И неожиданно я понял, что подсознательно уже давно стремился к этому. Что в моей одинокой и неустроенной жизни как раз подобного-то и не хватало – эфемерности, иллюзорности существования, что ли. Погруженный в окружающие меня дивные реалии, я ощутил себя… наполовину фантомом (наполовинутроллем, наполовинумалышкой). А это в свою очередь давало ощущение внутренней свободы. Ощущения внутренней свободы – вот чего мне всегда не хватало! И из-за этого я завидовал Джаичу. А теперь я тоскую по этой кагюбюшной роже.
Я выбрался на шоссе и понесся к центру города, выхватывая фарами очертания деревьев. Сегодня я не вернусь на улицу "17 июня". Сегодня я в этом совершенно не нуждаюсь.
На следующий день мне неожиданно всретился в городе мой старый приятель Серега Бобров. У нас в компании его называли Бобо. Честно говоря, именно его я меньше всего ожидал здесь увидеть, поскольку он уже много лет всерьез занимался йогой, был совершенно, как говорится, не от мира сего и должен был бы иметь самое отдаленное представление о таких понятиях, как виза, вид на жительство, таможенная декларация и т.п.
Я еще находился под впечатлением утреннего разговора с Горбанюком, когда он, поинтересовавшись для порядка, как поживает машина, сообщил следующее:
– Четвертым оказался Анатолий Косых.
– Черт побери! – Я облизнул пересохшие губы. – Бедняжка Косых таки осталась вдовой!
Правда, как ни старался, мне все же не удалось испытать по этому поводу большого огорчения.
– Снова звонила фрау Сосланд, – продолжал Горбанюк. – Закатила очередную истерику. Кричала, что связалась с проходимцами, которые только и думают, как бы содрать с клиентов три шкуры, не ударяя при этом пальцем о палец. Шрико уже закрыл магазин и находится в бегах. Если подобный звонок повторится, я буду вынужден дать ей твой номер телефона.
– Только попробуй!
– Мне кажется, было бы гораздо хуже, если бы она добралась до Лили.
– Отнюдь! Возможно до Лили, наконец, дошло бы, что я нуждаюсь в поддержке.
Горбанюк помолчал.
– И нет совершенно никакого просвета? – прогундосил он.
– Никакого.
– Даже не намечается?
– Отстань от меня!
– Ладно, созвонимся…
Бобо подвернулся как раз в тот момент, когда я направлялся к "голым пистолетам", дабы поведать им о своих вчерашних похождениях. Он торчал на углу Кантштрассе и Фазаненштрассе и жрал дэнер-кебаб.
– Серега, какими судьбами?! – набросился я на него. – Я-то думал, что ты сидишь сейчас где-нибудь посреди нечерноземной зоны в глубоком трансе и даже не намереваешься выходить из него. Ведь для йогов, насколько я знаю, важна только пища духовная, а никак не физическая.
– Ошибочка, – проговорил Бобо с набитым ртом. – Йоги как раз уделяют особое значение культуре питания. А какая может быть культура питания без самого питания? В России скоро настанут для йогов совершенно невыносимые времена. Но сам я, между прочим, от йоги давно отошел. Я разрабатываю собственное учение.
– Ого! И много у тебя учеников?
– Пока ни одного. Я пишу книгу. Вот когда я ее напишу и опубликую, учеников появится хоть отбавляй.
– Ты здесь в гостях?
– Я тут живу. В России я бы не смог написать ни строчки.
– Вот интересно, – заметил я, – ты пишешь книгу, и я пишу книгу.
Потом я обратил внимание на то, что остановил машину в неположенном месте, и заторопился.
– Серега, нашу встречу непременно нужно обмыть. Дай мне свой адрес, я за тобой заеду.
– Когда?
– Сегодня же.
– Только не позднее шести часов, а то в девять я уже должен быть в постели.
– Договорились.
Он протянул мне визитную карточку. Создавалось впечатление, что у любого жителя Германии в любое время суток имеется наготове визитная карточка. Сначала я сунул ее в карман, а потом, вспомнив наставления Джаича, вызубрил содержание наизусть, а визитку порвал. Иди знай, что со мной приключится завтра. Зачем подвергать человека опасности?
