Шарль Эксбрайя - Наша Иможен
Миссис Рестон показалась Мак-Хантли помолодевшей лет на десять, и выглядела она красивее и элегантнее, чем когда бы то ни было. Зато в довольно невежливо проводившей его взглядом черной фигуре Дугал с трудом узнал миссис Лидберн, несчастную мать Дженет. Наконец, в мелочной лавке, куда он зашел купить новый стержень для ручки, Мак-Хантли столкнулся с Иможен Мак-Картри.
— Инспектор! Как я рада вас видеть! Так вы, значит, еще не потеряли надежду изловить убийцу?
— Вы же знаете, мисс, полиция никогда не отступается.
— Однако я думала, вы закрыли дело.
— Признайте в таком случае, мисс, что порой и вы совершаете ошибки.
— Да, но я хотя бы никогда не упорствую в заблуждениях. А вот вы упрямо отказываетесь поверить, что преступник — Лидберн.
— По-вашему, он мог убить своего шурина Рестона и родную дочь?.. Вероятно, этот тип совершенно лишен родственных чувств, а?
— Я вижу, вы все так же тупы и самоуверенны, инспектор.
— А вы — тщеславны и ограниченны!
Перепалка уже начала привлекать внимание других покупателей, и Дугал почел за благо ретироваться.
Мак-Клостоу и Тайлер приняли инспектора без особого энтузиазма, ибо с увлечением разыгрывали партию в джинрамми, и побежденный должен был выставить бутылку виски.
— Я вам не очень помешал, джентльмены?
Полицейские, с сожалением оторвавшись от карт, встали.
— Значит, вы снова здесь, инспектор? — пробормотал сержант.
— Вам это неприятно?
— Мне? С чего бы это? Насколько я знаю, я никого не убил и не ограбил.
— Равно как, впрочем, и не арестовали кого бы то ни было!
Молодой человек начинал всерьез действовать Мак-Клостоу на нервы, а когда сержант злился, невозможно было предсказать, что он вытворит.
— Ну, это касается не одного меня! Меж тем, я самый обычный полицейский в форме!
Мак-Хантли вовсе не хотел ссориться с каллендерскими служителями закона и уже пожалел, что дал волю дурному настроению.
— Прошу прощения, если обидел вас, сержант, — примирительно сказал он, — но я только что столкнулся с мисс Мак-Картри, и она совершенно вывела меня из равновесия. Невыносимая женщина!
Смягченный этим изъявлением общей для них обоих враждебности, Арчибальд кивнул.
— Ну, вам по крайней мере не приходится видеть ее круглый год!.. Может, в вашем арсенале законов найдется что-нибудь такое, на основании чего мы сумели бы навсегда выдворить чертову ведьму из Каллендера, инспектор?
— Увы, нет! Сначала надо, чтобы мисс Мак-Картри совершила очень тяжкий проступок и попала в тюрьму.
— Ну, это уж слишком! — возмутился Тайлер, как известно, испытывавший к Иможен давнюю и глубокую привязанность.
— Мне кажется, вы позволяете себе недопустимо вольничать с дисциплиной, Сэмюель Тайлер! — осадил его сержант. — Кто вам разрешил вмешиваться в разговор начальства? Это что, бунт? Впрочем, я давно подозревал вас в анархизме…
— Лучше быть анархистом, чем идиотом, сэр!
— Ах вот как? Значит, вы признаетесь? А кого же вы обозвали идиотом?
— Никого. Это обобщения, шеф.
— Да хватит вам препираться, — нетерпеливо заметил Дугал. — Лучше скажите мне, как доехать до Пембертонского колледжа, сержант. Вы там бывали?
— Еще бы! [2]
Арчибальд объяснил Мак-Хантли, как добраться до Пембертона и, когда тот уехал, снова повернулся к Тайлеру.
— Воспользуйтесь этой передышкой, Сэм, и сбегайте за бутылкой, которую вы мне проиграли!
— Но мы ведь еще не закончили партию, шеф!
— Не отлынивайте, Сэм! Разве счет был не в мою пользу?
— Несомненно, но…
— Никаких «но»! Если партию приходится прервать, победителем считают того, кто набрал больше очков. Просто, ясно и логично. Идите, Сэм, я вас подожду и с удовольствием выпью за ваше здоровье.
— Я не согласен, шеф!
Мак-Клостоу с горькой обидой поглядел на помощника.
— Так вы еще плюс ко всему не умеете проигрывать, Сэм?..
— Я не считаю себя проигравшим!
— Вы меня очень огорчаете, Сэм, и…
— Сожалею, шеф!
— Молчите, когда говорю я! Вы просто-напросто недостойны формы, которую носите! Вы ее обесчестили! Я предупреждаю вас по-дружески, чтобы вы поскорее исправились… Вы не имеете права пятнать честь полиции, гордости всего Соединенного Королевства! Понятно?
— Нет.
— Ага… Притворство и двуличие… Ну, в последний раз спрашиваю, Тайлер: признаете вы себя побежденным или нет?
— Нет.
— Превосходно! Раз так, дайте мне свое досье — я сделаю в нем пометку о вашем недостойном поведении!
— Сами возьмете, коли на то пошло!
— Еще того не легче! Вы озлобленный человек и мятежник, Тайлер!
— Ладно, пойду погляжу, что делается в Каллендере.
— Я запрещаю вам!
— Вы не имеете права мешать мне выполнять свой долг!
— Ваш долг — поскорее принести мне проигранную бутылку!
— И не подумаю! Во-первых, мы так и не доиграли, а во-вторых, вы передергивали!
— Я?! И вы смеете оскорблять старшего по чину?!
— Правды боятся только трусы и дураки!
Мак-Клостоу, побагровев до корней волос, приблизился к подчиненному.
— Тайлер! — угрожающе прорычал он. — Вот уже второй раз за время разговора вы упоминаете о неких идиотах и дураках… Уж не возникло ли в вашем анархистском уме противоестественной связи между означенными особями и сержантом Арчибальдом Мак-Клостоу? Подумайте хорошенько и отвечайте, Тайлер! Скажете «да» — я разобью вам морду, а — «нет» — так я назову вас проклятым лжецом и опять-таки разобью морду! Так что поосторожнее! Ну, я жду ответа!
Полисмен вытянулся по стойке смирно и во всю силу легких гаркнул:
— Смерть тиранам!
И прежде чем Арчибальд успел опомниться от удивления и ужаса, в которые его повергло столь неожиданное заявление констебля, тот сделал безупречный поворот на 180 градусов из кабинета.
В Пембертонский колледж Мак-Хантли пришлось ехать мимо гаража Ивена Стоу. Он остановился у бензоколонки и попросил залить полный бак. Стоу, казалось, совершенно забыл об их прежних стычках.
— Вернулись отдохнуть в наш прекрасный Каллендер, инспектор? — с самым гостеприимным видом осведомился он. — Так я и думал, что в конце концов вы полюбите наш городок!
— Зато мне не очень-то по душе его жители!
— Ба! Они не хуже и не лучше, чем везде.
— Неправда, мистер Стоу! Их безразличие к ближним шокировало бы даже варваров с континента! Женщина, потерявшая мужа и любовника, ведет себя так, будто это сущие пустяки!
— Ну, знаете, женщины вообще странные создания…
— А что вы скажете о хозяине, который с полным равнодушием относится к гибели любимого помощника, мистер Стоу?
— Коли вы имеете в виду меня, инспектор, могу вам ответить одно: раз Кёмбре решил бросить работу, с чего бы мне особо печься о его судьбе?
— Занятная психология!
— В моем возрасте поздно меняться. К тому же не понимаю, вам-то что за дело до моих чувств?
— Они интересуют меня лишь в той мере, в какой имеют отношение к расследованию, мистер Стоу. Я должен найти убийцу, хотя здесь, похоже, это никого не волнует.
— А почему мы должны делать за вас работу?
— Такой невероятный цинизм только увеличивает мои подозрения на ваш счет, мистер Стоу.
— Тут уж я бессилен, инспектор.
Директор Пембертонского колледжа принял Дугала с утонченной вежливостью, свойственной выходцам из Оксфорда и Кембриджа. Он проводил гостя в строго и со вкусом обставленный кабинет, усадил под портретом основателя колледжа, мистера Пембертона — аристократического вида господина с бородкой «а-ля Линкольн», — налил ритуальный бокал виски и опустился в директорское кресло.
— Не в моих привычках поддерживать тесные отношения с полицией, инспектор. Не то чтоб я презирал людей вашей профессии — совсем наоборот! — просто мы вращаемся в разных сферах. Впрочем, это нисколько не мешает мне питать глубочайшее уважение к мистеру Копланду, тем более что мы с ним познакомились при самых трагических обстоятельствах — несколько лет назад в колледже произошло убийство… я тогда долго не мог оправиться от потрясения. Однако, полагаю, вы пришли сюда не из-за этой давней истории?
Старик любил поговорить и явно любовался своим ораторским искусством.
— Нет, господин директор, вовсе нет. Тем не менее я был бы вам премного обязан, если бы вы согласились поделиться со мной кое-какими воспоминаниями.
— Но зачем?
— Например, меня очень интересует, помните ли вы те времена, когда в вашем колледже учились Хьюг Рестон, Кит Лидберн и Дермот Гленрозес.
Суровое лицо директора озарила улыбка.
— Это было так давно, инспектор… Помню ли я четырех мушкетеров? Еще бы мне их не помнить! Они были почти неразлучны: один за всех и все за одного!
— Четырех? А кто же четвертый?
— Д'Артаньян, или Ивен Стоу. Гленрозес был Портосом, Лидберн — Атосом, Рестон, самый хитрый из всех, — Арамисом.
