Катарина Ингельман-Сунберг - Кофе с ограблением
Всех это успокоило, но хорошее настроение пропало. Единственной, кого произошедшее, похоже, особо не тронуло, была Анна-Грета. Краем глаза Марта заметила, как пожилой джентльмен снова увел ее на танцевальный пятачок. Марту это обрадовало, и одновременно она понадеялась, что в результате не произойдет ничего страшного. Бедро Анны-Греты оставляло желать лучшего после притворного падения в Национальном музее. Слава богу, она не завалилась по-настоящему.
– Пожалуй, пора баиньки, я ужасно устала. Увидимся за завтраком, – сказала Марта, которая волновалась за завтрашний день и хотела спать. Остальные кивнули и отправились по каютам, за исключением оставшейся на танцполе Анны-Греты. Подумать только, если бы сестра Барбара вернулась… С другой стороны, увидев, насколько хорошо подруге с новым кавалером, Марта решила не вмешиваться. Анна-Грета сама знала, что ей делать.
На следующее утро Марта с трудом смогла разбудить Анну-Грету, и ей стало любопытно, когда же Анна-Грета легла спать.
– Как будто я думала о времени, – ответила та с горящими глазами, и Марте больше ничего не удалось узнать от нее. Только после утренней встречи в каюте она немного раскрыла душу.
– Мы должны увидеться снова, – сообщила она, покраснев, и как раз в тот момент из громкоговорителя прозвучал голос капитана. Анна-Грета замолчала, и все посмотрели друг на друга, а Марта захлопала в ладоши.
– Итак, друзья мои, мы прибыли в Хельсинки. Пришло время спуститься на автомобильную палубу. Будьте внимательны.
Все молча кивнули в знак согласия, поднялись и оставили каюту. Они присоединились к людскому потоку, направившемуся к лифтам, и когда добрались до перегородки у пандуса, двигатели заработали на повышенных оборотах и судно причалило. Марта и Гений обменялись торопливыми взглядами. Их черные сумки-тележки стояли на месте. А затем, подождав немного, пока паром пришвартовался и персонал начал махать автомобилистам, помогая выехать наружу, они взялись за свои роляторы и двинулись к выходу, в то время как остальные покатили перед собой сумки на колесиках. Никто не остановил их и даже не окликнул, когда они сходили на берег. Хотя Марта заранее приготовилась и к такому, пусть и маловероятному, повороту событий. Тогда бы она потребовала переговорить с руководством и пожаловалась бы на плохое отношение к ним исключительно из-за возраста. А ни одно пароходство не хотело иметь претензий, особенно по причине прямо-таки фашистского обращения со стариками или дискриминации пожилых людей, как это сегодня называлось.
На причале напряжение спало, поскольку все были убеждены, что им не составит особого труда получить выкуп. На рынке Салухаллен они купили местной колбасы, ветчины и финского сыра, а потом на тряском трамвае доехали до центра. В кондитерской «Фазер» выпили кофе, поели бутербродов и набрали пирожных, а закончили вылазку в Хельсинки покупкой лакричных конфет, ирисок и большой бутылки морошкового ликера.
– Мы обязательно должны забрать выкуп сейчас? Может, стоит еще подождать? – поинтересовалась Стина, которая уже начала нервничать. Они собирались получить свои деньги на обратном пути и тем самым превратились бы в настоящую шайку преступников.
– Как уже сказано, в нашем возрасте ничего нельзя откладывать на потом. Для нас такого понятия не существует, – отрезала Марта. Она чувствовала, что надо проявить твердость. Сейчас любые колебания и разногласия могли повредить делу. – Кстати, я видела, на борту есть бельгийский шоколад. Когда вернемся, пойдем и купим немного.
Этого вполне хватило, чтобы отвлечь Стину.
Они поднялись на судно, Марта взяла подругу под руку, и они направились в сторону киоска. Там Марта купила пять коробок бельгийского шоколада для Стины и, стоя в очереди к кассе, продумала все еще раз. Когда паром прибудет в Стокгольм, две сумки-тележки, точно такие же, как у них, должны будут находиться в тайнике на автомобильной палубе. Их требовалось поменять на их собственные… И единственная разница между этими парами состояла бы в крошечном отверстии, которое Гений просверлил в ручках для крепления отражателей, столь малом, что его не заметил бы никто, кроме них.
– Вот, возьми шоколад и пойди отдохни немного, через час мы встретимся в моей каюте и выпьем перед едой, – сказала Марта и передала пакет с шоколадом Стине. Ее подруга прижала подарок к груди, поблагодарила и сделала, как она просила.
Когда Марта и Гений спустя время крались вдоль борта к тайнику, она хотела незаметно взять его за руку для поддержки, но быстро опомнилась. Им ведь требовалось держать и тележки, и зонтики, так что рук просто не хватало. Они медленно и осторожно шли к нише около пандуса и, находясь почти у самой цели, подняли свои зонтики (поскольку, по утверждению Гения, там наверняка находились камеры наблюдения). Около тайника они остановились и перевели дух. Марта едва осмелилась заглянуть в нишу… Там она увидела сапоги, дождевик… и в дальнем углу стояли две новенькие черные сумки-тележки марки «Урбаниста», один к одному как их собственные, сейчас все зависело от того, положил ли в них музей десять миллионов… Приличную добавку к пенсии, как Марта это называла, и одну из немногих выплат, за которую банк не мог взять дополнительный процент.
Она с удовольствием позаботилась бы о тележках сейчас, но, стоило забрать их в каюту, всю их компанию сразу же выследили бы. Поэтому все требовалось провернуть как можно незаметнее. Сумки могли подождать до той поры, когда надо будет сходить на берег в Стокгольме. Но в любом случае ей требовалось открыть их и проверить, что их с друзьями не обманули… Пожалуй, она могла толкнуть немного тканевую стенку сумки? Сначала она лишь чуть задела ее в спешке, потом коснулась основательно. Но стоило ей услышать шелест и уверить себя, что внутри находятся пачки банкнот, она от радости чуть не пустилась в пляс. Гений быстро остановил ее, но она увидела теплоту и радость в его взгляде. Тогда ей захотелось обнять его, но с этим также пришлось подождать. Только поставив собственные сумки-тележки рядом с другими, уже возле лифта, они закрыли свои зонтики и заключили друг друга в объятия.
Снова оказавшись наверху в каюте, Марта и Гений рассказали остальным, чем они занимались, и после непродолжительной дискуссии все разошлись к себе для крайне необходимого отдыха. Марта взяла свое вязанье и села на кровать, подложив под спину несколько красивых мягких подушек. Сейчас музей должен был получить две черные сумки с газетной бумагой, а они – свои десять миллионов. Неплохой обмен. Но сработает ли это? На первый взгляд, размышляла она, все вроде бы получается слишком легко. Но дальше ее мысли не пошли, поскольку она заснула со своим вязаньем на животе и проснулась, только когда Гений постучал в дверь ее каюты.
Вся компания по-прежнему пребывала в хорошем настроении, но на всякий случай они были настороже, опасаясь появления Барбары.
– Они с Матсоном лежат, наверное, и… – начал Грабли, но его перебила Анна-Грета.
– Только не сейчас, – поджала она губы и строго посмотрела на него.
– Но ведь понятно, она лежит на спине в каюте, – не унимался Грабли. От него снова пахло чесноком, и он держал большой бокал пива в руке. Анна-Грета посмотрела на него неодобрительно, а Стина быстро вытянула вперед руку, с целью прекратить начинавшуюся перебранку. Но Анна-Грета внезапно оживилась, и складка между бровей исчезла.
– Знаешь, Грабли, если сейчас сестра Барбара занимается любовью с Матсоном, и бог с ними. Пусть себе трахаются!
30
Уже стемнело, на улице шел дождь, и из-за него огни города за окном кабинета комиссара Петтерсона мерцали, как далекие и таинственные звезды. Он снова работал сверхурочно, поскольку кража картин не давала ему покоя, и пытался найти разгадку головоломки в записях с камер наблюдения Национального музея. Ведь даже если стоявшая в зале импрессионистов камера не работала, имелись и другие. В их поле зрения должны были попасть все, кто находился внутри в тот злополучный день, и среди посетителей ему требовалось вычислить вора или воров. Он просмотрел все материалы, но не обнаружил ничего подозрительного.
На первом этаже, где демонстрировались различные формы современного искусства, вроде бы бесцельно бродили три пожилых джентльмена и семья с двумя детьми. В одном углу экспозиции две женщины лет тридцати рассматривали витрину с цветными бокалами, а пожилая дама изучала фарфор производства Густавбергского завода. Никто из них не выглядел как вор. Посетители медленно двигались и с интересом знакомились с разными стендами.
По широкой лестнице на второй этаж поднимались две девушки в туфлях на высоких каблуках, и он увеличил их изображение, хотя ни о каких картинах в их случае речи не шло, и единственное, в чем их можно было упрекнуть, так это в любви к слишком коротким юбкам. Немного вдалеке три пары средних лет входили в зал искусства эпохи Ренессанса, а у дверей экспозиции французских импрессионистов он увидел пожилую женщину с ролятором, господина примерно того же возраста и маленькую хрупкую даму. Ничего странного и там тоже, за исключением того, что им, наверное, было холодно, судя по перчаткам на руках. Да, старость не подарок, плохая циркуляция крови, вероятно, давала о себе знать.
