Наталья Александрова - Серенада для шефа
Директором школы в городке был крепкий дядька, коммунист и депутат облсовета. Сам по специальности математик, школу он держал железной рукой, но была у него одна слабость: верующая старуха-мать. Церковь была далеко, двенадцать километров от их городка, но мать директора школы ходила туда часто. Раза два в год директора вызывали в райком партии «на ковер». Он отдувался там, приходил домой, проводил беседы с мамашей, но все было напрасно. Каждое воскресенье в любую погоду старуха с палкой выходила из дома и отправлялась за двенадцать километров к обедне. В конце концов директор плюнул на все и стал возить ее сам на машине. В мае, перед тем как Андрей закончил школу, мать директора умерла. Все в городке прямо обалдели, когда из церкви приехали священник на «Волге» и хор на микроавтобусе прямо домой к директору и три часа отпевали покойницу, да так, что стекла дрожали в соседних домах. Набежавшим соседкам священник объяснил, что покойная старуха была у них очень уважаемым человеком, что давно, сразу после войны, когда на церковь были гонения, она очень им помогала, прятала от ареста тогдашнего священника и хранила в подполе ценные реликвии.
Пышные похороны послужили последней каплей: директора сняли с работы, вернее велели сдавать дела по окончании учебного года, а пока доучивать детей. На выпускном вечере директор напился, и стало видно, что он уже немолод, шестой десяток. Девчонки на вечере плакали, обнимались с директором, парни тихонько матерились, Андрей вел себя спокойно. Ему не было жалко ни школы, ни директора, подумаешь, не смог справиться со старухой! Но чужой урок он усвоил: вот, был уважаемым человеком, депутатом, школа на хорошем счету, а не угодил райкому – привет! И теперь никто даже простым учителем на работу не возьмет. Значит, они самые сильные, трубку сняли, позвонили – все сделают по их звонку.
В Ленинград он уезжал с письмом от комитета комсомола. Институт выбрал не очень сложный, Физмех, перед приемной комиссией зашел в комитет ВЛКСМ, показал свое письмо. Экзамены сдал не очень хорошо, для поступления не добрал двух баллов, но его зачислили. Учеба шла легко. Он работал в институтском комитете комсомола, потом в райкоме заметили красивого парня, приблизили к себе. Там была своя компания, и девушки тоже свои. Девицы были ушлые, замуж хотели выйти удачно, а так, время провести с таким красавцем – это всегда пожалуйста. Андрей был доволен, у него тоже имелась цель: остаться в Ленинграде. Райком комсомола обещал устроить распределение, но этого Андрею было мало, он хотел подстраховаться. Он присматривал себе девушку не спеша, узнавал, из какой она семьи, кто ее родители. Домой за первые два года Андрей ездил всего один раз: на похороны отца. У отца внезапно открылась язва, сделали операцию, оказалось – не язва, а рак, и отец сгорел за полгода. Андрей приехал, пожил три дня, даже девятого дня не дождался и уехал, дав себе слово никогда не возвращаться в родной поселок городского типа.
А на третьем курсе он увидел Ольгу. Именно увидел вдруг, сразу. Он мало бывал с группой раньше, а с Олей первые два года и разговаривал-то считаные разы, оглядел мельком: так, ничего особенного, отличница серенькая. Она была иногородняя, на таких девушек он не смотрел. Он краем уха слышал ее печальную историю, но чужая боль мало его волновала. И вот теперь он ничего не мог с собой поделать. Он бросил своих комсомольцев, ходил за ней хвостом и пялился как дурак. В общежитии он стерег ее в коридоре и на лестнице, подойти боялся. Над ним даже не смеялись, все видели: у человека несчастье. Он не ухаживал за ней, она сама первая заговорила с ним. Когда первый раз они сидели рядом на лекции, он был счастлив. Она была так красива, что люди оглядывались на улицах, а он готов был всех убить. Но она никогда не давала ему повода для ревности. В Чехословакии он признался ей в любви, она попросила его подождать. Чего ждать? Она не объяснила, тогда он вспомнил про ее погибшего жениха. Первого мая будет год, как это случилось. Он был согласен ждать сколько угодно. Она прилетела с годовщины без прежнего горя в глазах. В июне они стали близки, причем он даже не настаивал, она сама так решила. Все лето они были счастливы. Узнав, что она забеременела, он успокоился. Вот что мучило его целый год – это чувство, что она может исчезнуть, ускользнуть от него, что он не сможет ее удержать. Теперь он был спокоен: она останется с ним. Они говорили с Ольгой о будущем, решили, что распределятся вместе, куда пошлют. В сентябре его подхватили комсомольцы, и он решил продолжать быть при комитете, а вдруг удастся все-таки остаться в Ленинграде? Ольга молчала и разговоров о свадьбе не заводила, он тоже все тянул. Секретарь институтского комитета комсомола намекнул ему, что для женатого приличное распределение сделать труднее, почти невозможно. Он должен был выбирать между Ольгой и всей своей дальнейшей жизнью. Если бы Ольга хоть как-то подтолкнула его, попросила, но она упорно молчала. А потом, на ноябрьские праздники, он уехал с райкомовскими на турбазу, там все напились, устроили форменный дебош, кто-то рассказал Ольге обо всем, может быть, и нарочно. При разговоре с ней он злился, ждал сцены, был груб от бессилия, но все очень быстро кончилось: она дала ему от ворот поворот. Где-то с месяц он пытался с ней поговорить, но все его попытки разбивались о ее холодное молчание. А после того, как парни из общаги здорово набили ему морду, он понял, что все кончено.
История эта все-таки получила огласку. В комитете были недовольны, но пошли ему навстречу, помогли перевестись в ЛИТМО. Там он тоже понемногу втерся в комитет комсомола. Про Ольгу вспоминал редко, а о ребенке как-то не думал, успокаивая себя тем, что Ольга сделала аборт. Хотя в глубине души он знал, что она и аборт не сделает, и денег на ребенка у него никогда в жизни не попросит. Время шло, он был уже на пятом курсе, но так и не нашел себе подходящую девушку для женитьбы. Сначала вообще не мог ни на кого смотреть, а потом все приличные девчонки у них на курсе повыходили замуж, остались какие-то тетехи. После пятого курса он поехал в Ялту, дали путевку в комсомольско-молодежный лагерь ЦК комсомола. У них был общий пляж с каким-то крутым партийным санаторием, и сестрички из санатория ходили к ним на танцы. Андрей познакомился с симпатичной сестричкой Машенькой, закрутил с ней роман. Машенька часто рассказывала ему о своих пациентах, среди которых оказалась одна молодая женщина после автокатастрофы, ее все жалели: столько операций, и муж погиб. Он увидел как-то эту женщину на пляже и удивился: по разговорам она калека, но нет, ходит сама, даже без палки, только медленно. Он расспросил подробно у Маши про нее: одна дочка у родителей, они в ней души не чают, сама она из Ленинграда, отец какой-то крупный начальник по партийной линии, это Андрей и сам понял, раз дочка в таком крутом санатории отдыхает. Он смотрел на нее на пляже и раздумывал: попробовать, что ли? Внешне она, конечно, непривлекательна, но дело, в конце концов, не в этом. Они познакомились, он все правильно рассчитал. Елене до смерти надоели лекарства, больницы, сочувственные лица. Он относился к ней как к здоровой, никогда не разговаривал о болезнях, был вежлив, остроумен и к тому же ослепительно хорош: загорелый, с голливудской улыбкой. Она делала ему намеки, но он не спешил. Она чуть ли не силой затащила его как-то вечером в свой номер. Там он немножко испугался: все-таки человек перекалеченный, можно ли ей? Оказалось, очень даже можно, и чем больше, тем лучше. До отъезда она почти не отпускала его от себя, но он не был уверен, что она не сделает на прощание ручкой и не укатит от него на черной «Волге». Он ей рассказал про себя все: где учится, кто его мать, что живет он в общежитии. Елена уехала раньше его, но оставила свой телефон. По приезде в Ленинград он выждал неделю, потом решился позвонить. Трубку никто не снимал, да, похоже, продинамила его баба, зря целый месяц старался, из койки не вылезал, лучше бы в море купался, для здоровья полезней. Через несколько дней он еще раз звякнул, так, на всякий случай. Она ответила сама, и по ее дрогнувшему голосу он понял, что дело выгорело. Она соскучилась и хотела немедленно его видеть. В квартире было пусто, родители с ее сыном уехали на дачу. Он походил по комнатам, пригляделся. Квартира была хорошая, но не шикарная; все правильно, большим начальникам высовываться нельзя. Но дело ведь не в квартире, а в возможностях. Вот позвонит ее папочка куда нужно, и устроят его, Андрея, на престижную работу, и дальше не оставят без поддержки. О том, что ему придется всю жизнь прожить с некрасивой, неумной, больной женщиной гораздо старше его, он старался не думать. Они с Еленой продолжали встречаться тайком от ее родителей, пока он специально не начал отдаляться, пару встреч пропустил. Она сразу запаниковала и сама предложила пожениться, сказала, что родителей возьмет на себя, и действительно, обработала их за две недели.
