Дарья Калинина - Клад Царя Гороха
Но это были самые горькие слова, какие вырвались у старухи. Дальше пошли одни только положительные новости.
— Так вот, вытащила я костюм, надо же посмотреть, вдруг его за эти годы моль поела. А потом к ботинкам сунулась. Они у Юрки под кроватью, как он их на следующий день после свадьбы поставил, так они там и стояли.
И вот странное дело, пропивая обе их пенсии, Юрка ни разу не покусился ни на что из вещей, которые были в доме и были приобретены матерью.
— Что сам для себя покупал, все пропил. А то, что мне было когда-то подарено или что я сама покупала, того он не трогал, — со странной и какой-то даже болезненной гордостью рассказывала Наталья Семеновна о своем сыне. — Отец его все что ни попадя из дома тащил. А Юрка ничего такого себе не позволял. Так что ботинки на месте, я в этом не сомневалась.
Но открыв коробку из-под обуви, Наталья Семеновна невольно ахнула. Да, ботинки были в ней. Но они там были не одни, а в компании с крупными денежными купюрами, на каждой из которых красовались нереально красивые цифры. Денег было так много, что сначала Наталья Семеновна даже подумала, что они игрушечные. К ее соседке летом родные привозили внуков. И как-то зайдя к ним, Наталья Семеновна ахнула. Детишки сидели за столом и спокойно играли тысячными купюрами.
— Верка! — налетела на соседку Наталья Семеновна. — С ума, что ль, сошла? Виданое ли это дело, детям такие деньжищи в руки давать! А ну как порвут они их или, того хуже, потеряют?
Но соседка подняла Наталью Семеновну на смех. А потом объяснила, что деньги эти только издалека на настоящие похожи, а при ближайшем рассмотрении видно, что и бумага не та, совсем простая, без водяных знаков, и на самих деньгах написано, что это подарок.
— Ты посмотри, пощупай, — тыкала в нос Наталье Семеновне соседка. — Не видишь, что деньги-то игрушечные?
Но Наталья Семеновна все равно недовольно качала головой. В ее понимании все шутки с казначейскими билетами попахивали очень дурно. В ее советском прошлом за такие игрушки можно было схлопотать срок совсем не игрушечный.
Однако эти деньги, которые нашла Наталья Семеновна в коробке своего сына, были самыми настоящими. Старушка проверила их и на свет, и на ощупь, и даже понюхала, вроде бы все было нормально. На всякий случай Наталья Семеновна взяла одну бумажку и отнесла в магазин. Сердце у нее дрогнуло, когда кассирша сунула бумажку в специальное устройство, светящееся красивым сиреневым цветом.
— Чего вам, баб Наташ? — спросила у нее кассирша. — Вина возьмешь? Или все же водки?
— Чего? — произнесла Наталья Семеновна, которая так свыклась с мыслью, что эти деньги фальшивые и сейчас ей об этом скажут, что слов кассирши даже не разобрала. — Настоящие деньги-то?
— Нормальные, — пожала плечами кассирша. — Чего дать-то вам?
Наталья Семеновна взяла хлеб и водку и побежала домой. Там она дрожащими руками налила полную до краев стопку и поставила перед фотографией сына. Сверху она прикрыла ее кусочком хлеба и всплакнула еще разок:
— Спасибо тебе, сыночка. Позаботился обо мне, о старухе. Денежек на старость оставил. Только откуда же у тебя такой клад, а, родимый?
Но Юра смотрел на нее с фотографии, такой молодой и веселый, и ничего не мог ответить своей матери. У самой же Натальи Семеновны на сей счет совсем никаких соображений не было.
— Не работал, ничем не занимался. Не мог же одними грибами такие деньги скопить? И год не больно урожайный был. Юрка и по четыре корзины за раз иногда приносил, а в этом году все одну, максимум две корзинки притаскивал. Да и что он там получал за свои грибы? Сразу же и пропивал, что зарабатывал. Будь у него такие деньги под рукой, он бы мне об этом обязательно рассказал.
И постепенно в душу к старухе стало закрадываться страшное подозрение. Эти деньги Юрка украл. Ее сын — вор! Но старуху переубедили соседки, к которым она кинулась за помощью.
— Да ты что, Наталья Семеновна? Юрка твой никуда носа из поселка не казал. А кабы у нас в поселке у кого-то такие деньги украли, уж тут шуму было бы до неба.
Наталья Семеновна подумала и согласилась. В Торфяном жили люди совсем не богатые. И пятьдесят тысяч могли вот так заваляться у одной только Матроны. Пожалуй, она могла бы иметь такие деньги, потому что пенсия у нее была очень солидная. И за пару месяцев могла накопиться сумма и поболее.
— Матрона ведь не каждый месяц в город мотается. Иногда по два-три месяца тут сидит безвылазно. Зато уж потом поедет, вернется, забор себе новый поставит или тарелку спутниковую на дом прикупит.
Но Матрона тоже клятвенно заверила Наталью Семеновну, что деньги у нее никакие не пропадали. Она даже прикрикнула на старуху:
— Вы в чем же это, тетя Наташа, своего сына-покойника обвиняете? Не делайте уж вы его хуже, чем он был на самом деле! Может, Юра и легкомысленно жил, да только в воровстве его нельзя обвинять.
— Но как же, Матронушка? — притворно запечалилась Наталья Семеновна, хотя ей было очень приятно, что ее приятельница так хорошо отозвалась о ее сыне. — Ты же сама знаешь, Юрка у меня нигде не работал. Откуда же деньги? Там пятьдесят тысяч, я сосчитала.
— Значит, выполнил какое-то дело, а вам про него и не сказал.
— Это что же за дело такое, Матронушка?
Но Матрона вместо ответа нахмурилась и произнесла:
— Зря вы, тетя Наташа, по поселку бегаете и про эти деньги на всех углах кричите.
— Это еще почему?
Но Матрона ничего ей на это не ответила. И Наталья Семеновна продолжала хвастаться своим заботливым сыном, который оставил себе на похороны такую изрядную сумму. Старуха не могла отказать себе в этом нечаянном счастье — хоть немного обелить перед всем поселком имя своего покойного отпрыска. Пусть на памяти людской ее Юрка останется не жалким никчемным пьяницей, а человеком, который, нигде не работая, сумел все же скопить своей матери такие огромные «гробовые» деньги.
Для самой себя у Натальи Семеновны была отложена куда более скромная сумма. И она теперь искренне восхищалась своим сыном, который подарил ей такое хорошее наследство.
Оставив почти счастливую Наталью Семеновну в магазине делать покупки для поминок, на которые она и их тоже пригласила прийти (вот только с числом определится), девушки вышли на улицу и переглянулись. Лично им сумма в пятьдесят тысяч рублей огромной совсем не казалась. Каждая из них имела ежемесячный доход куда значительней этой суммы. Но для жителя глубинки, нигде не работающего пьяницы, сумма была велика. Девушки прекрасно понимали, что для Юры и его матери эта сумма выглядела совсем иначе, чем для них или тех, кто живет еще лучше их.
— Не знаю, что и сказать, — пробормотала Леся. — Тебе не кажется, что появление этих денег каким-то образом может быть связано с тем, что Израк попросил у Боцмана помощи?
— Хочешь сказать, что Боцман, который тут в лесу все места знал, согласился показать Ною тот колодец?
— Не просто так, а за деньги. Ной заплатил ему за эту услугу пятьдесят тысяч рублей.
— Что-то мне это кажется маловероятным.
— Почему?
— Ной и сам бедствовал. Он же студент, к тому же гениальный. А гении — они всегда голодные.
— Ну не скажи. История знавала очень даже сытно кушающих и признанных гениев. Тот же Рафаэль жил весьма неплохо, красиво и сытно.
— Так это уже после того, как его признал весь папский двор и ему поручили роспись Ватикана. Тот заказ сделал Рафаэля обеспеченным человеком. Ну а до того? А многие художники, может быть, не менее великие, но не сумевшие пробиться наверх? Ной совсем не из богатых.
— Не скажи. Кроссовки у него вовсе не дешевые.
Леся примолкла. Действительно, дешевку Ной не носил. И когда Лесе показали его рюкзак, она невольно отметила, что он хорошей фирмы. И что вещи в нем тоже все фирменные. Может быть, уже поношенные, но явно дорогие и купленные в престижных местах.
— Странно и непонятно.
— Надо будет, когда вернемся, расспросить ребят про нашего Ноя поподробнее. А то мы с тобой что-то совсем мало об этом парне знаем.
— Да, просто возмутительное отношение к делу.
— И это надо как можно быстрее исправить.
Но так как прямо сейчас им никто не мог ничем помочь, подруги засунули купленную плитку в багажник и поехали к Матроне, надеясь, что хотя бы эта умная и рассудительная женщина сможет им помочь понять, откуда у Боцмана могли взяться такие большие для этого беспутного пьянчуги деньги.
Однако Матрона хоть и открыла им дверь сама, но выглядела она плохо.
— Ох, что с вами? — испугались подруги. — Вы заболели?
Вид у цветущей еще вчера Матроны был бледный и утомленный.
— Голова раскалывается, — пояснила она девушкам.
— Может, мы не вовремя?
— Заходите, девочки, — пригласила Матрона. — Вы же не просто так ко мне пришли, верно? У вас есть какие-то новости по поводу нашего расследования?
