Дарья Донцова - Несекретные материалы
– Кто? Какая Галя? – опять еле-еле оторвался он от книги.
– Галя Верещагина, физик-теоретик, – решила я запастись терпением.
– Ах Галочка! Куда-то вышла. Удивительная женщина, редкий, светлый ум, абсолютно нестандартное мышление, блестящая логика и почти энциклопедическое образование. Мне до сих пор не встречались подобные женщины. Просто получаю удовольствие от общения с ней.
Я тихонько закрыла дверь и пошла к себе. Ну как, скажите вы мне, можно женить такого субъекта? Да он ровно через две минуты забывает имя возлюбленной!
Провалявшись полночи без сна, наконец нашла гениальное решение. По словам Сюзетты, Базиль приехал для того, чтобы отыскать клад, зарытый предприимчивым дедулей. Полный бред, конечно. Но один из наших внезапно разбогатевших знакомых купил огромную квартиру в доме на Старом Арбате. В апартаментах, где недавно была коммуналка, последний раз ремонт делали в 1916 году. Затем комнаты бесконечно переходили из рук в руки, и максимум, что предпринимали новые владельцы, – побелка потолков и переклейка обоев.
Можете представить, какой пейзаж увидел Петька, войдя первый раз в загаженные залы. Мужик взялся за дело серьезно. Затеял евроремонт со сменой всего – сантехники, пола, дверей, окон. Вот именно в тот момент, когда рабочие начали выламывать старые рамы, и произошел невероятный случай. Стоило им отодрать старинный подоконник, как из небольшого углубления выпала железная коробочка с надписью «Ландринъ». Петька, не растерявшись, быстренько сунул ее в карман и поставил мастерам несколько бутылок водки с закуской.
В упаковке из-под монпансье обнаружились три чудесных браслета и несколько довольно крупных драгоценных камней – то ли изумрудов, то ли брильянтов. Короче говоря, ремонт он оправдал, да еще осталось. Случилась история в 1996 году, скорей всего «хованку» сделал дореволюционный хозяин, удачливый московский адвокат, изгнанный большевиками сразу после революции. Вероятно, он думал, что безобразие ненадолго… Драгоценности пролежали в укромном уголке без малого восемьдесят лет…
Может, и собранное Николаем Корзинкиным тоже преспокойненько ждет владельцев на кладбище в деревне Горловка? Скорей всего Базиль сейчас там. А почему задержался? Да заболел просто, рылся под дождем в сырой земле, подхватил воспаление легких и теперь лежит в какой-нибудь сельской больнице, или гостинице, или в избе…
Представляю, как его там лечат! Небось температура под сорок, лежит там без памяти… Надо срочно ехать в Горловку и искать Базиля. Естественно, жители знают, куда подевался приезжий. Какой бы величины ни оказалась деревня, слухи разносятся по ней в минуту. Хотя скорей всего Базиль никому не рассказывал о своем французском подданстве, по-русски Корзинкин говорит, как москвич, даже «акает» и тянет гласные. Да, немедленно еду.
Едва дождавшись восьми утра, понеслась в библиотеку. Есть у нас замечательная вещь, подаренная лет десять тому назад одним из моих благодарных студентов, – Атлас военного. Все Подмосковье изображено в мельчайших деталях, нанесены не только шоссе и асфальтированные дороги, но и проселки, всяческие дорожки, чуть ли не тропинки. Я влетела в кабинет и наткнулась на сидевшего за письменным столом Кешу.
– Мать? – удивился тот. – Чего в такую рань вскочила?
– Атлас хочу посмотреть, а ты работаешь?
Аркашка хмыкнул и потянулся.
– Ну скажи, почему меня вечно нанимают защищать идиотов?
Да, это вопрос. Сын долго учился и в отличие от многих студентов практически никогда не пропускал занятия. Причем, по сути, получил два высших образования – одно на юрфаке МГУ и параллельно в Сорбонне, Парижском университете. Казалось, такого адвоката с руками оторвут. Выяснилось, что вовсе даже и нет.
Сначала бедный Кешка просто сидел в консультации, отвечая на вопросы типа: «Какое количество отпускных дней положено больному язвой желудка?» Клиенты с уголовными делами предпочитали обращаться к мужчинам постарше или к женщинам моего возраста с волчьим взглядом. С горя Аркашка отпустил жиденькие усики и стал похож на небритого петушка, солидности ему чахлая растительность над губой не прибавила. Со временем дело все же сдвинулось с мертвой точки, и появились первые подзащитные: мелкий жулик, выдававший давно потерявший всякий вид и вкус кофе за первоклассную «Арабику»; студент, напившийся до беспамятства и укравший в ларьке два «Сникерса»; алкоголик, взломавший во дворе машину соседа… По мне, так всем им следовало как следует наподдавать по заднице и выгнать домой. Но российская юстиция строга к мелким правонарушителям, и они загремели на нары. Даже под подписку о невыезде им не разрешили остаться на свободе – посчитали настолько опасными, что заперли в Бутырку.
– Если б удалить из московских СИЗО всех идиотов, кретинов и мелких жуликов, – возмущался Аркашка, – то можно было бы настоящих преступников содержать в нормальных условиях. А то ведь и людей мучают, и закон частенько нарушают: места-то не хватает, вот и попадают подельники в одну камеру! Ну скажи, что за опасность исходит от жулика, сперевшего по дури пару шоколадок? Ну ладно, суди его справедливым судом, возьми подписку, но сажать! А у милиции свой расчет – тюрьмы переполнены, следовательно, правоохранительные органы работают.
Потом стали появляться новые дела, несколько очень серьезных, и вот очередное…
– Хочешь почитать? – предложил Аркашка и подсунул свой блокнот.
Я стала просматривать странички, исписанные его крупным, ясным почерком, и через минуту не знала, плакать мне или смеяться.
Два путевых рабочих, Гвоздев и Подольский, слили из цистерны три литра спирта. Обрадованные неожиданной удачей, мужики прибежали с банкой в бытовку, где преспокойненько обедал третий участник трагической истории – путеец Никандров. Работяги решили угоститься дармовой выпивкой, но обнаружили, что в вожделенной «огненной воде» плавают щепки и соринки.
– Не беда, – почесал в затылке Гвоздев, – процедим.
Сказано – сделано. Принялись искать подходящий кусок материала, перерыли бытовку – ничего. И тут бедолаге Никандрову пришла в голову восхитительная мысль.
– Братцы, – закричал он, – жена велела памперсы для дочки купить, ща через него и сольем.
Моментально распотрошили упаковку «Хаггис», вытащили один, поставили под него кастрюльку, а сверху принялись аккуратно плескать спирт. Когда банка опустела, мужики, радостно потирая руки, подняли отчего-то сильно потяжелевший памперс и обалдели – пусто. Весь напиток впитался внутрь. Обозленные парни принялись выкручивать «Хаггис», но «ковбой» стоял насмерть, из него не выдавилось ни капли. Как и обещала реклама, памперс превратил жидкость в гель. Несчастные работяги разобрали предмет ухода за младенцем на составные части – ничего, кроме слегка влажных внутренностей. Каким образом три литра жидкости ухитрились исчезнуть в небольших бумажных штанишках, оставалось загадкой.
– Во, блин, дает, – только и смог вымолвить Никандров.
– Все из-за тебя, козел, – обозлился Гвоздев.
– Сам козел, – ответил Никандров.
Слово за слово, завязалась драка, в пылу которой, говоря языком протокола, «Гвоздев нанес Никандрову семь ранений колюще-режущим орудием, несовместимых с жизнью и повлекших за собой смерть последнего». Итог «памперсной» эпопеи – один труп и увезенный в СИЗО Гвоздев. Он-то и стал Аркашкиным подзащитным.
– Теперь представляешь, что станет с судейскими, когда они ознакомятся с делом? – спросил грустно Кешка. – Ну, судья, предположим, удержится, а народные заседатели просто сдохнут со смеху!
«Очень смешно, – подумала я, роясь в атласе, – можно просто обхохотаться, убили человека из-за выпивки!»
Глава четырнадцатая
Деревня Горловка располагалась, как и говорила Сюзи, в сорока километрах от Москвы. Я довольно быстро добралась до нужного места по шоссе, потом еще какое-то время «Вольво» подпрыгивал на ухабах проселочной дороги, и передо мной возникла маленькая, узенькая и весьма грязная речка. Единственный мостик представлял собой несколько полусгнивших бревнышек. Нечего было и думать о том, чтобы переехать его на машине. Вдали, на пригорке, виднелись избушки – это и была Горловка.
Вздохнув, я заперла машину и пошла по шаткому сооружению. Гнилые деревяшки угрожающе подрагивали. Интересно, как заезжают в этот населенный пункт местные жители? Ведь привозят же им хлеб, продукты, почту, наконец.
Но, уже оказавшись на окраине деревни, поняла: Горловка брошена или почти брошена. На узенькой улочке стоял с десяток домов – покосившихся и почерневших, окруженных поваленными заборчиками. Избы смотрели на свет выбитыми окнами, двери были нараспашку. Не лаяли собаки, не кричали дети, не кудахтали куры. Только один дом, самый последний, выглядел жилым. Во дворе на веревке моталась пара тряпок, а дверь украшал пудовый ржавый замок. Я потрогала его руками и вздохнула. Может, хозяин здесь, просто поехал за продуктами? Подожду немного, а пока осмотрю окрестности.
