Наталья Александрова - Марафон с риском для жизни
– Козел! Свинья! Кобель!
В промежутке между этими зоологическими высказываниями раздавался звон бьющейся посуды.
– Боров! Баран! Мерин! – продолжался бесконечный перечень животноводческих терминов.
Мужской голос что-то отвечал, но звучал глуше, и расслышать слова было затруднительно.
Надежда Николаевна снова нажала на кнопку звонка, но на него по-прежнему никто не отзывался.
– Кобель поганый! Верблюд! Свинья! – Визгливая соседка явно начала повторяться.
Надежда посмотрела на часы. Времени у нее было в обрез. Наверное, парень куда-то ушел. Она развернулась, решив вернуться на другой день, потому что время поджимало, а Трамвайный проспект очень далеко от ее дома, больше часа добираться. В это время внизу, на первом этаже, с лязгом распахнулась дверь подъезда, и пробежавший порыв ветра слегка приоткрыл дверь сто четвертой квартиры.
Надежда Николаевна вздрогнула. Она не раз видела в детективных фильмах, как неразумные легкомысленные герои входят в незапертые квартиры и в результате попадают в ужасные неприятности. Умом Надежда понимала, что входить ни в коем случае нельзя, но природное любопытство было сильнее рассудка, и она, оглядевшись по сторонам, вошла в квартиру, открыв дверь локтем, чтобы не оставлять отпечатков пальцев.
Нельзя сказать, что внутри царила тишина. Где-то потрескивал рассохшийся паркет, время от времени гудели водопроводные трубы, из-за стены соседней квартиры доносились приглушенные звуки скандала, но признаков присутствия хозяина квартиры не было.
– Эй! – окликнула Надежда, почему-то испуганно приглушив голос. – Эй, есть здесь кто-нибудь?
Никакого ответа, конечно, не последовало. Надежда крадучись, стараясь не шуметь, пересекла прихожую.
Она сама не понимала, почему так странно ведет себя. Если здесь никого нет, то можно не таиться, спокойно ходить по квартире, хлопать дверьми и разговаривать в полный голос.
А если здесь кто-то есть? Если здесь кто-то есть, он все равно знает о ее появлении. И если здесь кто-то есть – почему этот кто-то не подает никаких признаков жизни?
Надежда почувствовала, как по ее спине пробежали мурашки.
– Есть здесь кто-нибудь? – повторила она еле слышно, открывая дверь комнаты.
Эта единственная жилая комната была и спальней, и гостиной, и кабинетом, и столовой. Здесь стоял узенький раскладной диванчик, накрытый сильно потертым вылинявшим пледом, и стол, по совместительству исполнявший обязанности письменного и обеденного, – во всяком случае, на одной его стороне лежала стопка общих тетрадей в клетчатых переплетах, а на другом – грязная тарелка с неаппетитными остатками недоеденных пельменей. В углу, возле диванчика, валялся на полу черный матерчатый рюкзак с уже знакомой Надежде символикой «подземных байкеров». Еще в комнате стояли старенький корейский телевизор и недорогой музыкальный центр.
Хозяина квартиры не было.
Решив позднее осмотреть комнату более внимательно, Надежда заглянула на кухню.
Здесь царил еще больший беспорядок. В раковине громоздилась высоченная стопка грязных тарелок, маленький столик был заставлен посудой так тесно, что на нем не оставалось свободного места. Надежда поняла, почему тарелка с пельменями оказалась в комнате – на кухонном столе ее просто некуда было поставить.
От природы аккуратной Надежде не хотелось задерживаться на этой свалке, тем более что здесь тоже не было никаких следов хозяина.
Она вышла в коридор и снова огляделась. Перед ней были еще две двери: одна, судя по всему, вела в совмещенный санузел, а вторая – в кладовку или встроенный стенной шкаф.
Надежда открыла дверь ванной комнаты. При этом ее охватило какое-то удивительно скверное предчувствие. Ей не хотелось переступать порог ванной, не хотелось до тошноты, до судорог, до головокружения.
«Что такое? – недовольно подумала она. – Я современная женщина, отягощенная высшим техническим образованием и совершенно не склонная к предрассудкам. Я не верю в привидения, в лохнесское чудовище, в переселение душ и в снежного человека. Откуда же вдруг такие дикие, несовременные мистические предчувствия?»
Она взяла себя в руки, включила свет и вошла в маленькое тесное помещение.
Здесь, пожалуй, было чуть больше порядка, чем в комнате и на кухне, – просто потому, что здесь было меньше возможностей устроить свалку. Перед Надеждой Николаевной предстал во всей красе бежевый унитаз с деревянным шкафчиком за спиной и самая обыкновенная чугунная ванна, задернутая зеленой пластиковой занавеской.
Благодаря особенностям звукоизоляции, сюда особенно отчетливо доносились звуки скандала, все еще бушевавшего в соседней квартире.
«Какой интересной, полнокровной жизнью живут эти люди, – подумала Надежда, покосившись на стену, – сколько чувства! Какие страсти! А я тут брожу как последняя дура по чужой квартире и трясусь от необъяснимого страха… И чего, интересно, я так боялась? Ничего страшного здесь нет».
Она машинально отдернула в сторону зеленую занавеску… И истошно завопила.
В ванной, почти до краев наполненной водой, лежало тело.
Надежда зажала себе руками рот, который совершенно ей не повиновался и продолжал кричать. Учитывая тонкие стены, этот крик могли услышать соседи. Кое-как справившись с этой непослушной частью тела, она заставила себя еще раз внимательно посмотреть на содержимое ванны.
Ей не показалось. Там действительно лежало тело, человеческое тело. Оно было очень бледным. Оно было мужским. У него были согнуты колени. Худые костлявые коленки торчали из воды, а вот голова мертвеца была полностью покрыта водой.
Несколько раз глубоко вдохнув и выдохнув, Надежда смогла окончательно взять себя в руки. Теперь она узнала того, кто лежал в ванне.
Это был Витя Грачев, парень с фотографии, тот самый парень, которого она хотела найти и расспросить кое о чем. В частности, о том, что он делал на платформе в день смерти Ильи Константиновича. И почему он убегал. А также почему у него при этом было такое испуганное лицо. Что его испугало – неожиданная смерть старого знакомого или что-то совсем другое?
Но теперь ему нельзя было задать этих вопросов. Точнее, задать-то их можно, да вот только ответов не дождешься. Кто-то успел нанести Грачеву визит раньше Надежды и позаботился о том, чтобы тот не смог ответить ни на какие вопросы.
Надежда Николаевна ни на секунду не усомнилась в том, что Грачева убили. Она не верила, что молодой, крепкий парень, велосипедист, кстати, просто так утонул в ванне, без чьей-либо помощи. Или что у него ни с того ни с сего случился сердечный приступ. Слишком своевременно это произошло.
Нет, его наверняка утопили. Утопили, чтобы заткнуть ему рот… Точнее, залить водой…
Надежда подумала, что недавно расспрашивала о Витьке его коллег по клубу андербайкеров, и они наверняка отлично ее запомнили и опишут полиции.
«Нет, это просто замечательно! – в раздражении подумала она. – Именно после того, как я побывала в клубе и получила адрес этого Вити, его и убили! Не могли подождать чуть-чуть… Хотя что это я несу? Его убили, потому что он что-то знал. Мало того что я ничего теперь не узнаю, так еще и та девица из клуба так распишет меня полиции, что они там посчитают меня злостной рецидивисткой! Еще и фоторобот составят и вывесят на стенде “Их разыскивает полиция”! Позор какой! Потому что я у них буду первым, а может быть – единственным кандидатом в подозреваемые. И это еще не самое страшное…»
Надежду Николаевну затрясло крупной дрожью.
Здесь, в этой квартире, в этой ванной, только что побывал убийца. Может быть, они разминулись на какие-нибудь полчаса, а то и меньше… Может быть, убийца видел, как она входила в подъезд… А может быть, убийца еще и теперь здесь, в этой квартире?
И вдруг за дверью ванной раздался едва слышный скрип.
На этот раз Надежда не закричала. Она просто побоялась закричать, побоялась, что крик ужаса выдаст ее убийце. Хотя, конечно, он и так знает, что она здесь. Ведь она ходила по квартире, топая как слон и оглушительно хлопая дверьми. Чтобы не заметить ее, он должен быть слепоглухонемым.
Надежда подумала: а почему, собственно, она называет убийцу «он»? Вполне может быть, что это «она», женщина… В конце концов, женщины не меньше мужчин способны на преступление…
Из коридора снова донесся тихий скрип.
И тогда Надежда не выдержала. Она выглянула из-за двери ванной, потому что неизвестность показалась ей гораздо страшнее любого понятного, видимого зла. Она выглянула в прихожую и увидела, как медленно приоткрылась дверь стенного шкафа и оттуда показалось женское лицо.
Это лицо было бледным. Это лицо было знакомым, хотя Надежда ни разу не видела его, так сказать, в живом виде. Зато несколько раз на фотографии. Эта была та самая невзрачная женщина с усталыми глазами и кулоном на шее – подруга Сергея Ивановича Лунгина.
