Игорь Тумаш - Дело рыжих
Нынче все, конечно, изменилось. Шанхайский цирк успешно гастролирует, сшибая доллары, по всему миру. Поездки в облезлую, жалкую Тирану из средства поощрения превратились в вид наказания. Гастроли в Албанию были заведомо убыточны, но по традиции, как–то по инерции все же продолжались.
И вот коммерческий директор решился с ними покончить. Эта поездка должна была быть последней.
В состав выездной труппы, как и тогда, в далеком семьдесят третьем, когда состоялись первые гастроли в Албанию, попал знаменитый клоун Мо Южэнь, народный артист КНР, признанный мастер своего жанра.
Внешность у Мо Южэня была для китайца очень необычной: совершенно белая кожа, большие голубые глаза и огненно–рыжая шевелюра. Чудо из чудес, ведь он вырос в обычной китайской семье. Правда, его мама в годы Второй мировой войны была участницей французского Сопротивления и томилась в фашистских застенках. Мо даже выступал без грима. Одного его выхода на арену было достаточно, чтобы зрители начинали корчиться в конвульсиях смеха.
В бывшем последнем на европейском континенте коммунистическом заповеднике Мо Южэнь и закончил земное существование.
Это случилось прямо во время представления, когда Мо отрабатывал свой знаменитый номер: змея превращается в кролика, кролик в змею, а клоун тем временем пытается построить некую башню из цилиндров и табуретов, которая без конца разваливалась. Кутерьма со стройкой, разумеется, была нужна лишь для отвлечения внимания. Змея оставалась змеей, кролик — кроликом. Никто ни в кого не превращался, животное и рептилия просто незаметно менялись местами. Из соображений безопасности ядовитый зуб кобры был удален.
Как известно, смерть после ее укуса наступает очень быстро… Быстро и наступила; Мо, наверно, совсем не мучился… Кто–то подменил змею, ужалившую его как раз в тот момент, когда он барахтался под грудой из цилиндров и табуретов. Куча–мала вздыбилась несколько раз и неожиданно осела… Прошло минут десять, пока конферансье Вэй Пэн догадался разобрать завал. Голубые глаза Мо были широко раскрыты, ярко–рыжие волосы разметались в разные стороны.
(1. Вольная, творческая интерпретация материалов журнала «Советский цирк». 2. Заметка в тиранской газете «Зери и популит» № 373 от 8 июля сего года.)
Планерка в офисе на Бейкер — Коллекторная–стрит была назначена на девятнадцать часов. И началась она с заварки победного «Аз воздама». Прищепкин уже переговорил с Сергуней, который должен был связаться с немецкими военными архивами, и знал организатора бойни рыжих.
— Бабам спуску давать нельзя — сразу на шею сядут! — норовил поучать Бисквита Швед. — Надо им все назло делать. Даже если изрекут нечто в струю, заявляй противоположное. Потому что, дескать, это ты, мужчина, так считаешь.
Бисквит демонстративно зевнул: уж кто бы учил его, только не Швед. Лучше бы сначала со своими бабами разобрался.
Юрочка, Арнольд и Валера задерживались. Наверно, застряли где–то за городом. Столбик термометра поднялся над тридцатиградусной отметкой. «Ну и жара, сто лет ничего подобного не было», — Прищепкин отер пот со лба и выглянул в окно. Стоянка напротив «Лукойла» была пуста. Ни одного нувориша! Небось, по дачам разъехались, засели в джакузи с шипучей минералкой вместе со своими секретаршами.
«Ладно, начнем без молодежи», — решил Прищепкин рассказать коллегам о поездке в Миоры и предоставил слово Холодинцу. Сергуня был торжествен и строг, даже немного мрачен.
— После освобождения Березвечского лагеря в августе 1944 года и по май 1945 Юрген фон Гуммерсбах находился в Берлине, в Управлении лагерей, в котором занимал пост руководителя отдела по учету реквизируемого у врагов рейха имущества. А в последние дни перед капитуляцией Германии он исчез — вместе с Хильдой Пиллау, с которой таки сочетался законным браком, а также с начальником этого Управления Генрихом Хаасом и несколькими высокопоставленными чиновниками. Последний раз эту публику видели третьего мая на территории военно–морской базы острова Рюген. По предположению следственных органов, использовав подводную лодку, которую загрузили слитками золота из хранилищ Управления, они скрылись в неизвестном направлении.
На этой части повествования в офис с упаковкой баночного холодного пива вломилась молодежь. Прищепкин недовольно поморщился: день «Аз воздама», а они… Молодость, молодость…
— В пятидесятых годах стараниями израильской разведки след бывшего коменданта–осеменителя и его матричной подруги обнаружился в Парагвае, — продолжил Сергуня. — Чета Гуммерсбахов владела там поместьем и большим участком земли. У них родился сын Мартин — мадам Хильда разродилась собственной персоной. Фашио жили в Южной Америке тихо и уединенно.
Опасаясь ареста, Гуммерсбахи перебрались в Эквадор, в котором сумели затеряться еще почти на пятьдесят лет, пока на их ранчо случайно не напоролся в джунглях корреспондент «Ди вельт» Роланд Фишер. Тот искал какое–то загадочное индейское племя, а нашел нацистских преступников.
Хильда к тому времени уже давно умерла, Юрген превратился в древнего старца, Мартин жил в Кито и был управляющим капиталами отца. В эквадорской прессе поднялась буря: выдавать, не выдавать? С одной стороны, Гуммерсбах был заочно обвинен Нюрнбергским трибуналом в преступлении, которое не имело срока давности, с другой — Мартин мог, обидевшись на эквадорскую власть, парализовать всю местную экономику. Однако до суда по вопросу выдачи дело не дошло: не выдержав волнений, Юрген фон Гуммерсбах неожиданно умирает от сердечного приступа. Мартин мог бы стать одним из самых богатых людей не только Эквадора, но уже и всей Латинской Америки. Однако, как удалось выяснить детективному агентству «Аз воздам», ведь у него было еще много братьев и сестер, раскиданных по всему миру. Которые, узнав про смерть своего матричного папочки, могли предъявить претензии к Мартину. И они наверняка были бы удовлетворены. Поэтому Мартин, по всей видимости, обратился в некую международную мафиозную организацию с заказом на поиск и уничтожение всех своих матричных братьев и сестер, а также, на всякий случай, и их родственников. Следовательно, убийства, которые мы расследовали, это только звенья цепочки запланированных убийств целой компании. Нужно срочно укрыть миорчанку Глафиру Петровну — она ведь тоже наследница несметных богатств умершего фашиста. Нам также необходимо немедленно связаться с Интерполом и поделиться своими открытиями. Ведь только ему по силам заняться этим делом, объединить внезапные убийства «рыжиков» по всему миру, которые, несомненно, имели место, мы только ничего о них не знаем, в одну папку и прищучить Мартина.
— Суд может, и по идее должен, не только приговорить Мартина фон Гуммерсбаха к пожизненному заключению, — не преминул случаем блеснуть эрудицией законник Швед, — но и вынести заключение о том, что капитал, из–за которого возник весь этот сыр–бор, нажит преступным путем. Со всеми вытекающими последствиями.
— Вы, ребятушки, меня радуете, — расплылся в счастливой улыбке Георгий Иванович. — «Аз воздам» в студию!
