Бу Бальдерсон - Министр и смерть
Сияя кричащими красками, моторные лодки, пока он говорил, удалились из сектора обстрела и собрались стайкой слева неподалеку от берега. Вдали у пристани дрейфовал только один синий пластиковый катер с работающим вхолостую мотором. Он был готов сорваться с места и удалить из опасной зоны любого, кто проплывал мимо.
— Приготовиться! Внимание! Огонь! — выкрикнул министр юстиции, и тут началось.
Более-менее согласованно прозвучал первый залп. Когда я сфокусировал бинокль, дымка в окулярах рассеялась и контуры предметов приобрели резкость, поверхность моря стремительно рванулась ко мне. Даже самый первый поверхностный взгляд обнаруживал: никто из стрелявших пока еще не попал в цель, и бутылки по-прежнему стайками по трое, словно непуганые выводки водоплавающей птицы, подпрыгивали на волнах. Потом пошла более рассеянная стрельба, и, кроме лязгания затворов, до нас стали доноситься выразительные ругательства, разгоряченные крики и, мало-помалу, удовлетворенные возгласы. Пробудился охотничий инстинкт, и старуху Беату забыли. Хотя, думал я, если ее убийца и в самом деле находится среди тех, кто стреляет там, впереди, он, перезаряжая свое ружье, конечно, прекрасно помнит ту полутемную гостиную и тот свой точный выстрел...
Через пять минут экипаж лодки, обслуживавший министра юстиции, просигналил: все три его бутылки потоплены! Короткое время спустя довольно крепкие и смачные выражения со стороны Стеллана Линдена вкупе со взмахами рук с его лодки обозначили — он добился того же. Хюго Маттсон выскочил из-за своей ольхи и побежал мелкими шажками за линией огневого рубежа, раздавая стрелкам едкие замечания и, по-видимому, малодоброжелательные советы.
Через десять минут был дан отбой. Стрелки, не умудрившиеся утопить свои бутылки, поднесенные волнами совсем близко к берегу, были признаны руководителем стрельбы (министром юстиции) абсолютно безнадежными. Насколько я мог судить по результатам первого круга, хуже всех стреляли Барбру Бюлинд и Министр, и не намного лучше стреляла Сигне. Обслуживающий персонал в лодках, выловивший непотопленную дичь, на все лады хулил неудачников. Особенно досталось Министру: комментарии, отпускаемые в его адрес, смутили даже такого закаленного в политической купели моржа, как он. Хюго Маттсон слушал все это с открытым ртом и молча наслаждался, как наслаждаются обычно игрой знаменитого маэстро.
Потом в воду опустили винные бутылки, на этот раз немного подальше, стрелки снова установили свои ружья на сиденья стульев, и министр юстиции отдал приказ открыть огонь.
В этот миг справа из-за мыса вынырнула моторная лодка. Ее светлый корпус блестел на солнце и разбрызгивал валы белой пены. Водитель стоял за рулём в треплющейся на ветру белой рубахе с длинным рукавом. Я поднял бинокль к глазам, хотя и так уже знал, что в лодке стоит профессор Хаммарстрем. Когда он выключил мотор, нос моторки, погасив белую пену, осел в воде, и маленький синий сторожевой катер, поспешно рванувшийся к ней от пристани, повернул обратно. Предоставленная волнам, открытая лодка профессора медленно дрейфовала в нашу сторону носом вперед. Впрочем, никакой опасности она не создавала, потому что неизбежно уткнулась бы в берег задолго до того, как достигла сектора стрельбы. Кристер Хаммарстрем, ладошкой защищая глаза от солнца, выискивал взглядом маленькие горлышки бутылок, левая его рука опиралась о ветрозащитный козырек. Я видел его в бинокль так же ясно, как видишь сидящего напротив тебя за столом человека, и до сих пор помню, как бросилась мне в глаза белизна его рубашки.
Я перевел бинокль на воду прямо передо мной. У министра юстиции оставалось на поверхности только одно бутылочное горлышко, у других стрелков — по два и по три. Неожиданно выстрелы участились, почти слившись в один короткий отливающий жестким блеском звук.
Бинокль заскользил вдоль ряда пляшущих, омываемых водой бутылочных горлышек, и вновь остановился на лодке.
Она по-прежнему спокойно и солидно качалась на залитой солнцем поверхности моря.
С той только разницей, что теперь в ней не стоял никто.
14
Стоя рядом со мной, Ева Идберг беспрерывно и пронзительно кричала. Боковым зрением я видел, как поднялся на пластмассовом катере подросток и яростно, почти истерически замахал красным флагом. А в бинокль, который я не отрывал от глаз, я видел, как из-за ветрозащитного козырька медленно поднялся профессор, лицо его кривилось от боли, словно было обожжено раскаленным мелом. К левому боку профессора прилипала рубашка, и кровь, казалось, хлестала из нее все новыми и новыми волнами. Я почувствовал, как к горлу подступает тошнота, и опустил бинокль.
Стрелки на берегу подо мной повскакали на ноги, бросив свои стулья. Все смотрели на дрейфовавшую лодку.
— Боже! Мы подстрелили его! — раз за разом вскрикивал Магнус.
— Но это невозможно! — Хюго Маттсон все еще сжимал в руках ружье. — Он был далеко от сектора стрельбы! Вряд ли кто-нибудь мог взять столь неверный прицел...
Кристеру Хаммарстрему удалось наконец завести мотор, и лодка медленно пошла на нас. Неподвижные фигуры на берегу ожили: к лодке потянулось множество рук.
— Как же вы стреляете, — сквозь зубы пробормотал хирург, когда ему помогали сойти на берег. — Я был градусах в двадцати от сектора обстрела. Пуля попала в руку и чертовски болит.
Более подробно он случившееся не комментировал.
Сохраняя профессиональное спокойствие, он стал отдавать распоряжения. Было сказано: вызвать по телефону местного врача, одного мальчишку послать за медицинской сумкой, другому отвести и поставить лодку к причалу Министра.
Было приказано также разыскать марлевые бинты, а Сигне, учившуюся когда-то на курсах Красного Креста, попросили выступить в роли медицинской сестры. Ева Идберг кружилась возле профессора, стонала и охала до тех пор, пока железная маска у него на лице не прохудилась и он яростно, грубо и совершенно несдержанно не наорал на нее. Потом в сопровождении Сигне и Министра Хаммарстрем исчез в доме, оставив позади на лужайке горстку испуганных и растерянных людей.
Кофейный столик и стулья на лужайке сиротливо грелись в лучах солнца. Все стояли.
— Не знаю, как это могло случиться! — недоумевал Магнус. — Лодка появилась сбоку. Я видел, как она приближается к мысу, и, хотя мои бутылки были к ней ближайшими, нисколько не беспокоился.
Я тоже рассказал им, что все время наблюдал за лодкой в бинокль и видел ее за десять-пятнадцать секунд до залпа. Точно в момент залпа лодку наблюдала одна Ева.
— Я услышала сразу несколько выстрелов, они следовали друг за другом так плотно, что практически слились в один. Как раз в этот миг Кристер содрогнулся и схватился за левую руку — вот так, — и она продемонстрировала движение. — Потом он нырнул вниз под ветрозащитное стекло, словно хотел спрятаться, и больше я его не видела.
Хюго Маттсон откашлялся.
— Бывает, конечно, что люди нажимают на спуск точно не нацеленного или никуда не нацеленного ружья. Но я полностью исключаю, что бы даже в таком безалаберном обществе, как наше, кто-нибудь мог нажать на спуск, этого не заметив. Послушайте! — вдруг взорвался он. — Может, кто-нибудь из вас вспомнит, как пальнул в белый свет?
Не услышав ничего, кроме нервного хмыканья, он более примирительным тоном продолжал:
— Хорошо, тогда, может, кто-нибудь из вас видел соседа, машущего ружьем? Чтобы попасть в лодку, нужно было повернуть его почти на 45 градусов!
Его, однако, дружно заверили, что в запале соперничества были поглощены стрельбой и торопились поразить цели как можно скорее. И в азарте стрелки ни на что, кроме как на подпрыгивающие в воде бутылки, не смотрели. Кусты ольхи и валуны тоже сильно ограничивали видимость.
— Тогда, может, может, адъюнкт... адъюнкт, как вас там?.. — и министр юстиции впился в меня взглядом, словно видел перед собой безымянное насекомое — из породы тех, что живут в земле и имеют только латинские имена, известные лишь ученым и используемые лишь на лекциях и в лабораториях.
— Перссон... — подсказал я ему и тут же напомнил, что в момент выстрела глядел в бинокль поверх стрелков на бутылки. Заодно я пояснил, что и фру Идберг, также наблюдавшая за лодкой в бинокль, тоже не имела никакой возможности видеть то, что делали стрелки, находившиеся вне поля ее зрения.
С этого момента общий разговор перешел в разноголосый нервный галдеж, стихший только после того, как медленно, тщательно подбирая слова, с явным тоном превосходства над остальными, заговорил Стеллан Линден. Прерываемый слабыми протестами и приглушенными восклицаниями, он довел свою речь до конца.
— Я так понимаю. Все мы знаем, что здесь случилось. Дураку понятно: речь идет не о случайном, шальном выстреле. Не слишком ли странное совпадение: в один прекрасный день происходит убийство, а потом всего через два дня случайный выстрел, жертвой которого становится тоже один из нас? Нет, нет, человек, только что стрелявший в Хаммарстрема, действовал осознанно, он хотел убить профессора! И, естественно, этот же человек убил Беату — я не верю в вероятность того, чтобы в нашей компании нашлось сразу два человека, обладающих достаточной силой воли, чтобы покуситься на жизнь своего ближнего. Мотивы покушения — на поверхности, их не нужно долго искать. Хаммарстрем и Ева, посетившие позавчера вечером дом Беаты, видели, как кто-то бежал из него. Конечно, это был убийца, и теперь убийца охотится за этими двумя, они, как он считает, увидели чуть больше, чем следовало. Мы все только что наблюдали, как он пытался уничтожить одного из ненавистных ему свидетелей и на сей раз, судя по всему, потерпел неудачу. Но, поверьте, он на этом не остановится! На кого обрушится его следующий удар, он еще не знает сам, все решит слепой случай. Ясно одно: убийца хочет убрать их обоих. И, судя по спектаклю, который он только что перед нами разыграл, убийца добьется своего. Промахнувшись всего на десяток сантиметров с расстояния в шестьдесят метров, в следующий раз, располагая лишними пятью секундами, он будет точнее.
