Анастасия Монастырская - Робинзон по пятницам
Но спросить я не успела, меня опередила отвратительная бабуська в белом колпаке — симбиоз ночной нянечки и дневной вахтерши.
— Дама, вы куда?
— К больному Федорову. Палата номер шесть.
— А вы ему хто? — Ну, прям Минздрав предупреждает: "случайные связи опасны для вашего здоровья!"
— Я, бабонька, ему все: и жена, и муза, и прокурор. Еще вопросы есть? Вот и славненько! Давайте-ка обойдемся без лишних политесов: я пройду, а вы несете свою вахту дальше. И чтоб муха не пролетела!
— Пройдешь, как же! Так я тебя и пустила! — бабка мигом оценила истинную расстановку сил и перешла на "ты", — а бахилы у тебя есть?
— Какие бахилы?
— Знамо дело, обыкновенные. Синие, по рупь пятьдесят.
Я постаралась сохранить выдержку и взглянуть на ситуацию с юмором:
— Бахил по рупь пятьдесят у меня нет.
— Тогда давай пять рублей.
Жестом фокусника карга достала два сморщенных синих комочка. — Оба-на! Я возмутилась:
— А почему пять рублей?
— Пара за пять.
— Вы же сами сказали, что бахилы стоят рупь пятьдесят.
— Так то в аптеке, а здесь у нас рынок.
— Однако, — пробурчала я, брезгливо натягивая на сапоги бахилы не первой свежести. — До сего момента я была уверена, что пришла в больницу. Чудны дела твои, создатель! За пять рублей могли бы и новенькие дать…
— Умные все стали! На вас не угодишь! Одного валерьянкой откачивай, другого словом добрым приваживай, третьей — бахилы новые подавай, — бабка завелась с пол оборота, — ходют тут без конца, полы пачкают, болеют, а мне потом за все отвечай. Раньше хоть порядок был. Раньше бы тебя взашей выставили, штучка новорусская. Но ничего, когда к власти придут коммунисты, они вам всем покажут. Всех посадят. Помяни мое слово! Вот тогда я и посмеюсь!
Каюсь, не выдержала. Обернулась и послала беззлобный импульс:
— Вместе смеяться будем. В одной камере. Я за демократию, а вы за спекуляцию бэушными бахилами. Еще вопрос, у кого срок выйдет больше.
Старуха заткнулась сразу. Видимо, с уголовным кодексом хоть и отдаленно, но все же была знакома. Я же с видом победителя пошла по длинному коридору в поисках палаты номер шесть.
Не знаю, как вы, а я за платную медицину: в частной клинике, по крайней мере, вас за ваши же деньги назовут "зайчиком", "солнышком", по желанию, другие эпитеты предоставят на выбор, после процедуры по голове погладят и за смелость похвалят. Да и домой выпишут по первой же просьбе. Вот недавно у одной из моих знакомых вылез зуб мудрости. Случилась эта неприятность ночью, когда государственные поликлиники не работают. Не мешкая, Лялька обзвонила частные структуры, нашла круглосуточный медицинский центр и отправилась туда избавляться от лишней мудрости. Часа в три ночи она позвонила в черную бронированную дверь. Ответил хриплый мужской голос:
— Кто?
— Я!
— С чем?
— С зубом.
— Фамилия?
— Рябинина.
— Проходите, госпожа Рябинина. Мы уж вас заждались. Третий раз чайники ставим.
Лялька не успела опомниться, как оказалась в окружении внимательных сотрудников. Холл в центре был завешан абстрактными картинами, в которых слабо угадывались очертания передних резцов, страдающих кариесом. Автор смелых шедевров — дюжий охранник — ваял очередную картину прямо здесь, у ночной вахты. Зуб у Ляльки благополучно выдернули. Не лечить же его в это время суток! Да и на фига ей эта мудрость сдалась? Подруге стало легче. Получив положенную порцию "лапушек" и "красавиц", она запросилась домой. Счет на медицинские услуги выписывал художник-охранник, который к тому же попытался Ляльке продать еще одну из своих картин. Та отказалась: и без того, ликвидация зуба нанесла ее семейному бюджету практически невосполнимый урон. Художник по-детски обиделся:
— Как вы можете думать о деньгах, когда речь идет о прекрасном?! Мы же к вам со всей теплотой: беде помогли? — Помогли! — Теперь и о душе подумать надо. Девушка, купите картинку, а? Мне же новую некуда вешать!
Хотя такая медицина и не лишена своих недостатков, она мне больше по нраву. Чего не скажешь об остаточных элементах советского здравоохранения: бахилы по пять рублей и запах хлорки изо всех щелей.
В палате Федоров лежал один. К моему облегчению выглядел он вполне сносно: синюшная небритость, озлобленный взгляд и несвежая пижама. Уф! Живой голубчик и даже сравнительно здоровый!
— Здравствуйте, Федор Федорович! Как вы тут? — почему-то в голосе послышались заискивающие нотки. Неужели я его стесняюсь?
Но и Федоров испытывал сходные эмоции: натянул до подбородка одеяло и затравленно посмотрел на дверь. Я поежилась: вдруг он вахтершу-ягусю сейчас позовет, то-то крику будет. Однако Федоров поступил по-мужски: решив справиться самостоятельно с моим незапланированным визитом:
— Не ожидал вас здесь увидеть, Стефания Андреевна. Что привело?
— Муки совести. Вы из-за Ольги попали на больничную койку. А я несу за нее ответственность. Меня наш с ней общий муж об этом попросил.
Федоров проглотил "общего мужа", но позволил себе не согласиться:
— Допустим, на больничную койку я попал из-за собственной глупости и жадности. Знал, ведь, что у меня аллергия, и все равно сожрал салат. Очень он уж вкусный оказался.
— Простите, — пролепетала я.
— Да ладно, — свеликодушничал он.
Мы помолчали.
— Федор Федорович, а зачем вы согласились стать нашим консультантом?
Он вдруг покраснел:
— Вас хотел увидеть и извиниться.
— За что?
— В нашу последнюю встречу я был очень груб, обвинил вас во всех смертных грехах. А выяснилось, что вы ни при чем. Никто ваших знакомых не убивал.
— Как не убивал?! — забывшись, я схватила его за руку. — Они же умерли!
— Ну и что? Каждый день люди умирают. Вот я, к примеру, едва на тот свет не отправился.
— А Трохимович? А Романов?
— Самое забавное, что оба скончались по одной и той же причине: готовясь к любовному свиданию, выпили коньячку для храбрости, приняли несколько таблеток, усиливающих потенцию. И вот вам результат — отправились на небо.
— И все? — не веря, переспросила я. — То есть дело закрыто?
— Дело закрыто, — подтвердил Федоров. — За отсутствием события преступления. Я, собственно, это вам тогда и хотел сказать. Но не успел. Жадность сгубила.
Я судорожно перебирала события минувших дней: интересно, а Федоров знает о существовании портфеля, набитого деньгами? Вряд ли Катерина ему об этом сказала.
— Вас что-то смущает? — спросил Федоров.
Только сейчас осознала, что по-прежнему держу его за руку. Я неловко высвободилась:
— Да, но это скорее из области интуиции. Я не так хорошо знала Трохимовича, возможно, с этого донжуана и сталось бы свести счеты с жизнью подобным образом. Но Романов… не верю. Вот если бы его задушили, застрелили, зарезали, наконец, тогда все логично. Но средства для повышения потенции? Нонсенс! Он настолько тщательно следил за своим здоровьем, что не принимал лекарств без консультации с врачом. Понимаете, ни разу. Всегда следил за дозировкой, интересовался побочными результатами. Да и пил он до смешного мало. — Меня вдруг осенила мысль: — Вы случайно не спрашивали, выписывал ли врач ему подобные лекарства?
Федоров мгновенно насупился и отвернулся. Потом, не выдержав моего пристального взгляда, все же ответил:
— Спрашивал.
— Ну и?
— И зачем вы только, Стефания Андреевна, вмешиваетесь? Сказано — дело закрыто.
— Не темните! Как закрыли, так и откроете. Что он вам сказал?
— Он сказал, что Александр Романов вообще не нуждался в подобных средствах. Поскольку вот уже несколько лет был импотентом и изменений в данной области, с точки зрения лечащего врача, у него не предвиделось.
— Что, даже "Виагра" бы не помогла?
— Даже "Виагра".
— Значит, все-таки убийство, — против воли выдавила я.
— Значит, убийство, — с непонятной мне тоской сказал Федоров, — и вы опять в числе подозреваемых.
— Да ладно вам, Федор Федорович! Вы даже и дела-то не закрывали, не говоря уже о подозрениях в мой адрес. Просто хотели посмотреть на мою реакцию. Не так ли? Мол, как поведу себя: обрадуюсь, что дело закрыто, или нет. Вашей казуистике даже бы Макиавелли позавидовал. И зачем, спрашивается, было врать?
Я намеренно не скрывала обиды в голосе. Вот идиотка, раскатала фантазию как рулон туалетной бумаги. А он возьми, да и свернись обратно. Сколько раз давала себе клятвы не верить мужчинам, тем более при исполнении. И сколько нарушала! Сама виновата, нечего сказать.
— Стефания Андреевна, вы не правы. Вы все не так поняли, — забыв про щетину и несвежую пижаму, Федоров приподнялся на постели, — Просто я хотел вас оградить от неприятностей. Думал, вдруг действительно устроите расследование, попадете в переделку.
