Иоанна Хмелевская - Убить меня
Гурский возразил:
– Вы – другое дело. Насколько я знаю, пани никого не убивала.
– Тем более! – живо возразила я. – Если бы я планировала убийство, то уж точно не стала бы привлекать к себе внимания, ведь никто из водителей не выбрасывает тут же чек. Эх, нет этой заразе подвернуться в самом начале! Столько работы псу под хвост.
– Все равно, нам надо просмотреть до конца оставшиеся бумаги, – возразил Гурский. – Никогда ведь не известно… А вы ничего не выбрасывали из других бумаг или каких вещей?
– Люди, хорошо меня знающие, перед судом поклянутся, что я никогда ничего не выбрасываю, – с гордостью заявила я. – Это началось с тех пор, как я выкинула очень ценные фотографии, привезенные из-за границы. А три человека их так ждали! По ошибке, конечно, но кто заставлял меня так яростно наводить чистоту?! Вот с тех пор всякий раз, когда требуется навести порядок, у меня что-то делается с руками, вроде как паралич с ними случается, и не могу убираться, хоть убей! Как хотите, а я больше не в силах ковыряться в этой помойке. Пусть ваш Юрек-Вагон сам ковыряется…
Или дорогой пан, но только без меня…
– А в машине ничего не осталось?
– Ничего, уверена. Машину я попросила привести в порядок своего племянника, он взялся за дело ответственно и все, что еще находилось внутри, собрал в пакет и вручил мне. Он знает, какой меня может одолеть психоз, если что. Ну, не поручусь, может, пепельницы вытряхнул. А доказательством того, что тщательно собрал все остальное, является лупа, которую он обнаружил под задним сиденьем. Причем одна стекляшка, без оправы. А что касается пепельниц, – вдруг разозлилась я, – то если, по-вашему, я прячу в пепельницах важные для следствия документы, тогда этому самому следствию не стоит иметь дела с такой идиоткой!
Впрочем, я скоро успокоилась, а в качестве извинения принесла еще одну сумку, пляжную, содержимое которой я не вытряхивала на каминную решетку. В сумке обнаружилась расческа, проигравший билет на гонках в Сан-Мало и две устричные раковины. Увидев, как следователь смотрит на раковины, я сочла своим долгом дать объяснения:
– Ну чего смотрите? Привезла по просьбе подруги, никогда не видевшей устриц. Вот глядите, специально выбрала самую крупную и самую маленькую, чтобы она поняла разницу. Разумеется, перед тем как везти, хорошенько их вымыла, так что теперь чистенькие и гладенькие, одно загляденье! Обычные раковины, и что пан так уставился? Мы-то с вами на пару не раз ели устрицы, так что для вас они не в диковинку. В чем дело?
Гурский потряс головой и заговорил:
– Еще раз хочу напомнить вам об опасности, которой вы подвергаетесь. Ради бога, отнеситесь к этому серьезно. Вы – единственный человек, который знает преступника в лицо. И может его опознать. Что бы они там ни нарыли из бумаг и компьютерных данных, только вы можете уличить его в убийстве. И он наверняка не знает, что потерял чек, иначе уже давно бы… сжег пани в ее собственном камине!
– Выходит, заявится прямо сюда?
– Кто его знает. Может, наймет киллера.
– У меня стекла пуленепробиваемые! – похвасталась я.
– Надо же… Но ведь вы иногда выходите из дома.
– Очень нерегулярно.
– Неправда! – энергично возразил Гурский. – Каждое утро и каждый вечер вы кормите на улице кошек. А у него хватит терпения, притаится за живой изгородью и дождется. Не бином Ньютона! Узнать ваш адрес для него тоже не проблема, раз он имеет доступ к самым засекреченным компьютерным данным.
Я опять рассердилась.
– Хватит запугивать и нести чепуху! Будь я таким важным… как это… козырным свидетелем, меня спрятали бы где-нибудь в недоступном месте, а потом посадили за перегородкой и вызывали бы всех подозреваемых. Вы сами сказали – кто-то из знакомых жертвы. В конце концов, этих знакомых не так уж много. Только пусть всех оденут в черную ветровку. Постойте! Да не надо всех знакомых, достаточно вызвать общих знакомых Эвы Томпкинс и ее любовника, никто другой не вычислил бы ее машину. Посторонний просто угнал бы первую попавшуюся, и все. Неужели ваш Юрек-Вагон не может составить список общих знакомых? Видно, не так уж они спешат разыскать убийцу.
Мне почудилось, что Гурский скрежетнул зубами. Я его понимаю. Даже привычному человеку нелегко общаться го мной.
– Очень даже спешат! – возразил он. – Возможно, пани не обратила внимания на такой факт – кто в этом деле больше всех пострадал? Кроме погибшей, разумеется. Так вот, это могущественные страховые компании и государственная казна. Они понесли немалые убытки, что-то около ста миллионов евро. Как думаете, поставят на них крест?
Нет, на ста миллионах, пожалуй, не поставят…
– Ну так что, по-вашему, я должна делать? Ладно, прячьте меня в тайник для бесценных свидетелей, я согласна, посижу спокойно, отдохну. Только при условии, что мне дадут компьютер, принтер и много бумаги. И еще чтобы тайник был не в горах. Там меня кондрашка хватит, не люблю я горы.
Инспектор Гурский как-то странно глянул на меня, еще разок скрежетнул зубами, затем спрятал драгоценную бумажку и попрощался, напоследок опять потребовав соблюдать осторожность.
Интересно, в чем эта осторожность должна выражаться?
***Роберт Гурский уехал, а я тут же принялась за поиски каминных спичек.
Поиски – занятие, не требующее напряженных умственных УСИЛИЙ. Можно искать и думать совсем о другом. Разве что ищешь методом дедукции, но это был не тот случай. Я понятия не имела, кто и когда пользовался спичками в последний раз, так чего уж тут дедуцировать? Лето в Польше выдалось холодное, вот и обогревались с помощью камина. Может, Витек готовил себе мясо на гриле…
Я помнила, что, когда уезжала, в коробке оставалось всего две-три спички, а потому надо было искать новую. У меня же был запас. Куда вот только его сунула?
Заглядывая в разные укромные места, я размышляла о рассказе Гурского. Не о компьютерных махинациях, о них я даже и думать не пыталась, не моего ума это дело. Нет, я размышляла о людях. Вот интересно, каким образом преступник, теперь уже можно говорить – преступник вдвойне, выискивал своих одиноких покойников?
У него могли быть свои люди в больницах…
И в погребальных конторах…
И в органах социальной защиты…
И в домах престарелых…
А интересно, среди моих знакомых много таких одиноких стариков? Я даже о спичках забыла, плюхнулась на диван и принялась загибать пальцы. Совсем одиноких, не имеющих ни родителей, ни детей, ни близких родственников, рассорившихся со всеми друзьями, я насчитала шестнадцать штук. А ведь если хорошенько повспоминать, то наберется в два раза больше. Получается, что у этого негодяя было широчайшее поле для деятельности. Но без помощников ему было не обойтись. Правда, люди могли делиться с ним сведениями, и не подозревая, что участвуют в грандиозной афере. К тому же преступник мог получать информацию от профессионалов, имеющих дело со стариками, – нотариусов, адвокатов, врачей…
Точно, информатор у него наверняка был. Не сообщник, который запросто мог стать шантажистом, а именно информатор, который и сам толком не знает, что к чему. И помогать злодею он мог не за мзду, а по дружбе.
И вторая сторона медали. Знакомые Эвы. У нее же тьма приятельниц. А что, если одна из ее подруг является и подружкой злодея? О том, что он злодей, она, конечно, и не догадывается…
Жалко, что я ничего не знаю об Эве. Надо бы расспросить Гонсовских. Кроме того, в Кракове у Эвы наверняка остались давние подружки, еще со школьной скамьи и ранней юности. Может, она с ними до сих пор общается?
Езус-Мария, вот же эти растреклятые спички! Лежат себе в чулане, на своем законном месте, вместе со свечками и обычными спичками. Обрадовавшись, что с поисками покончено, я схватила коробок и направилась к камину. Расследование на время вылетело у меня из головы.
***Позже выяснилось, что примерно о том же размышлял и инспектор Рейкееваген, но одними размышлениями он не ограничился.
Квитанция с заправки, которую любезно нашел и выслал польский коллега, незамедлительно попала к экспертам. Те исследовали бумажонку и убедительно доказали, что порой возможности полиции ни в чем не уступают возможностям преступников. Эксперты определили владельца кредитной карты, которому принадлежала квитанция!
Это был Соме Унгер.
Инспектора чуть кондрашка не хватил от злости, хотя он и ожидал чего-то в этом духе. Этот проклятый Соме Унгер наловчился оставлять полицию в дураках. Но самое гнусное состояло в том, что никакого Сомса Унгера никто в глаза не видел, будто его и на свете не существовало! Точнее, он существовал, но исключительно на бумаге. Однако теперь стало ясно – Соме Унгер вовсе не пароль к закрытому банковскому счету, а псевдоним реального человека.
И маленькая бумажонка доказывала, что у этого реального человека Сомса Унгера была кредитная карта, он покупал бензин, привез тело убитой женщины на стоянку в Зволле, где и случилась у него осечка – потерял клочок бумаги. А значит, у отеля он побывал. Хотя…
