Дарья Калинина - Русалочка в шампанском
Но это дела не решало. Потому что золотистый жетон, бляха, брошка или что там нашла Мариша на берегу реки, никак не находился.
– Ну, где же он, – тоскливо вопрошала у самой себя Мариша. – Где? Миленький! Маленький! Найдись снова! Один раз ты уже был у меня в ручках, приди обратно!
Мариша покосилась на свои растопыренные пальцы, но ничего нового там не увидела. Пять золотых колечек, все с бриллиантами. Вот и все, что на них имелось.
Мариша горько кляла себя за то, что была так нелюбопытна на берегу. Могла хотя бы рассмотреть, что попало к ней в руки! Небось не померла бы! И плевать ей на Кузьмича. Хоть бы он даже и увидел, что она что-то подняла. Не смог бы он отнять у нее находку силой.
Теперь Мариша была совершенно уверена, что и Кузьмич охотился именно за этой блестящей штучкой, которую Мариша сначала увела у него из-под носа, а потом бессовестно потеряла.
– Уж лучше бы тогда Кузьмич нашел этот жетон! Глядишь, ничего бы и не случилось.
Но в глубине души Мариша не была в этом так уж уверена. Возможно, Зоя Ивановна была в курсе того, что за дела у ее сожителя? Только вот идти к Зое Ивановне что-то Марише совсем не хотелось.
– Если Зоя Ивановна в курсе, то все равно будет молчать.
И все же Мариша занесла упитанную администраторшу в список подозреваемых лиц. Там уже находился на почетном первом месте сам господин Лопатин. За ним с небольшим отрывом шел хозяин санатория «Солнечный берег», которого Мариша хоть и не знала лично, но предполагала, что это человек волевой и решительный. И последней, как это ни печально, все же плелась Наташа. Ну, не могла Мариша совершенно вычеркнуть ее из списка подозреваемых. Да и кто бы смог?
– И еще я совершенно не учитываю версию, что убить хотели именно Марину! А кто ей мог желать смерти? Были у нее враги?
Эта мысль обожгла Маришу, словно кипятком. Действительно, они тут гоняются за какой-то блестящей штучкой, бегают к речке и обратно, словом, занимаются какой-то ерундой. А между тем совершено реальное убийство. И убийца до сих пор на свободе. Мало того, еще даже неизвестно, кто он такой.
– Если убита Марина, то и убийцу надо искать среди ее знакомых, – быстро решила молодая сыщица. – Нечего болтаться вокруг и около, надо хватать и допрашивать всех близких знакомых Марины!
Разумеется, на первое место снова выходил господин Лопатин. Просто везунчик какой-то! Но спрашивать у него напрямую, он это или не он убил свою жену, Мариша не стала. Она поступила иначе. И сразу же после обеда отправилась в дом Лопатина, чтобы в отсутствие оного без помех пообщаться с матерью Марины.
Женщину было буквально не узнать. Мариша прямо ахнула, когда ее увидела. От пухлых щек осталось одно воспоминание. За сутки она высохла, сгорбилась и как-то даже уменьшилась ростом.
– О-хо-хо! – произнесла она, увидев Маришу. – Снова вы к нам пожаловали! Вестница смерти! И что на этот раз? Чью смерть вы на сей раз принесли на хвосте?
– Мне очень жаль, что я стала невольным глашатаем вашей беды. Но, честное слово, я не знала, что убита именно ваша дочь.
– Думала, что это Наташка – да?
– Вы знаете первую жену Лопатина?
– Слышала про нее. Да и мудрено не услышать было. Аркашка такого тут намутил с ее смертью! Похороны настоящие устроил. Никто в городе и не знал, что Наташка-то жива и в тюрьме, а не померла вовсе.
– Это вам Лопатин рассказал?
– Следователь просветил, – скривилась женщина. – Да ты проходи, чего уж теперь. Как звать-то тебя?
– Мариша. А вас?
– Анна Владимировна.
– Красивое какое имя.
– Что имя, – отмахнулась повариха. – Был бы человек хороший. А мне в этой жизни счастья не было и нет. Был муж, да помер. Были детки, да все в разные стороны подались. На мать им наплевать. Вот Маринка последняя моя осталась. Думала я, что она за мной на старости лет ухаживать будет. И вроде бы все складывалось одно к одному. Замуж Маринка за богатого человека вышла, за Лопатина за этого. И он против моего присутствия не возражал. Думала, буду жить тут с ними потихонечку.
– Поварихой?
– А что здесь такого? Хотя бы и поварихой! Что тут зазорного?
– Ну, все-таки странно. Родная мать – и повариха в доме.
– Не хотела Маринка, чтобы люди знали, что она из простых, – вздохнула Анна Владимировна. – Вот и не признавала нашего с ней родства.
– Но как же так?
– А вот так. Я тебе даже больше скажу, я ведь местная.
– Что?
– Жила тут раньше. А как замуж вышла, так и уехала. Маринка моя в Руссу и носа не казала, а я со старыми знакомыми перезванивалась. Так что знала, что в городе делается. Ну, и про Наташку, ясное дело, тоже знала. Еще тогда Маринке-то своей сказала, что видная партия для нее открывается. Невестка-то у нашего бывшего губернатора померла. А сынок у него богач, всем дай боже! Маринка-то моя не большого ума девка была, так она сначала нос сморщила, дескать, что ей провинциал, хоть и бизнесмен. А потом, как у Лопатина дела в гору-то шибко пошли, мнение свое о нем, конечно, изменила.
– Выходит, вы дочь целенаправленно готовили к тому, чтобы она стала женой Лопатина?
– Не готовила, а так… Подумывала, конечно, об этом. А что? Любая мать хочет, чтобы ее дитя хорошо пристроено в этой жизни было. Чтобы все в порядке у него было, чтобы тепло, сухо и сытно. Маринка-то моя ни к каким наукам особого рвения не испытывала. Да что там рвения, сплошные двойки из школы таскала. Иной раз даже кол ей ставили! С минусом! Можешь себе такое представить! Кол с минусом. И отметки-то такой нету. Специально для моей Маринки учитель придумал!
Мариша покачала головой. Похоже, покойная была редкостной лентяйкой.
– Но зато красоты ей Господь полной мерой отвесил, – продолжала вспоминать Анна Владимировна. – На Маринку еще с колыбельки все заглядывались. Не девочка, а картинка! К тому же и на фотографиях она куколкой получалась. Знаешь, как у других бывает, вроде бы из себя и ничего, симпатичная, а на фотографии урод уродом. А у Маринки не так. Она и в жизни павой ходила, и на фотографиях красавицей получалась.
– Такой девушке прямой путь в модели.
– О! – обрадовалась Анна Владимировна, которой разговоры о дочери-покойнице и похвалы в ее адрес, похоже, доставляли какое-то своеобразное удовольствие и уменьшали скорбь. – И я так же решила! Да и Маринка не против была. Хоть и трудно моделью быть, это ведь только со стороны кажется, что ерунда, не головой дроби щелкать. С математикой у Маринки полная труба была, а вот наряжаться, краситься или причесываться она никогда не уставала. Нравилось ей это, вот что.
– И она участвовала в конкурсах красоты?
– Ну так! Мы тогда под Москвой жили. И женихи за Маринкой увивались табунами. Особенно один выделялся, Костик. Так уж он Маринку любил, что иной раз казалось, прямо дух из него вон выйдет!
– Почему же они не поженились?
– У Костика из родни – одна мать-старушка, – помедлив, сказала Анна Владимировна. – Да и сам он хоть и башковитый был парень, а только голь перекатная. У них в доме мясо даже по праздникам на столе не появлялось. Одну кашу перловую и трескали. Иногда с тушенкой, коли матери на заводе паек выдавали. А если нет, так картошка да капуста квашеная! И это жених для моей дочери? Нет уж, я Косте так и сказала: извини, мол, но моя дочь не про тебя. Ты – босяк, голодранец, а Маринка у меня красавица. На такой любой олигарх женится.
– Ну, так он и женился, – тихо произнесла Мариша. – Можете радоваться.
Хоть это и было жестоко, но Анна Владимировна скрытого в словах Мариши сарказма не уловила и затрясла головой:
– Лопатин на Маринку мою глаз еще на том конкурсе положил. Ну а потом уж и она не опростоволосилась.
Из дальнейшего рассказа матери Марины оказалось, что Лопатин был приглашен судьей в жюри на какой-то очередной конкурс красоты. Что это был за конкурс, Анна Владимировна уже и не помнила. В жизни Марины таких конкурсов было много. Но памятуя слова матери о том, что Лопатин – человек не из последних, Марина принялась изо всех сил очаровывать и без того влюбленного в нее депутата.
И очень скоро у нее это отлично получилось. И Марина перебралась в просторный дом депутата полноправной хозяйкой.
– Ну а я уж к ней поварихой напросилась. А как же иначе? Меня ведь все знали в Руссе. Я тут в школьной столовой трудилась, пока замуж не вышла. Кабы я призналась, что Маринка моя дочь, как бы она, бедняжка, в глаза всем этим богатым друзьям ее мужа глядеть стала? Как с ними разговаривать?
Действительно, честной матери, всю жизнь честно трудившейся, стоит стесняться. А вот если бы она у Марины была бы аферисткой или бездельницей, всю жизнь прожившей за спиной успешного мужа, тогда ею можно было бы по праву гордиться!
Но саму Анну Владимировну такой подход не смущал.
– Я ведь все понимаю. Не могла Маринка при всех меня мамой называть. Я уж и тому радовалась, что она меня к себе жить пригласила.
Из всего вышесказанного Мариша сделала лишь два вывода, что Марина была еще той гадиной. И еще, что материнская любовь беспредельна.
