Андрей Кивинов - Пурга
— Не за что. У меня мама травница. Очень хорошая. Даже раковых больных поднимает. С четвертой стадией. Плохо, денег ни с кого не берет. Люди сами предлагают, а она не берет. Я считаю, любой труд должен оплачиваться.
— Да, абсолютно поддерживаю.
«Интересно, сколько бюджетных денег уйдет на обработку этой ведьминой дочки? И сколько кораблей и танков можно на них построить?»
— Ларис… Может быть, мы… Завтра походим по улицам? Если у меня вызовов не случится.
— Зачем?
— Ну, вдруг ты его увидишь… По моим данным, это кто-то из местных.
Никаких данных у детектива не было, но нужно же найти повод для дальнейших оперативных мероприятий.
— Да, конечно… Только завтра у меня до четырех лекции.
— Нормально. Самое злачное время. Давайте в половине пятого в той подворотне.
…На улице он обнаружил в кармане гигантского генномодифицированного таракана. Заполз, наглец. Сыщик выкинул и раздавил его, наплевав на святость.
…Жениться… Какие могут быть игрушки? Щщас!
…Естественно, они никого не поймали. Это было бы слишком просто. Да и как тут поймаешь, если вместо того чтобы высматривать среди честных граждан нечестного, она без умолку тараторила, рассказывая про свой поселок, школу, маму и бабушку.
— Поселок наш разделяет река. А берега совершенно разные. Мы с мамой живем на одном, а бабушка на другом, высоком, крутом… Я когда маленькой была, лет пяти, нечаянно с обрыва упала, головой о камень стукнулась… Тогда весна такая выдалась. Дождливая. Поскользнулась.
«Оно и заметно».
— Меня хотели в райцентр увезти, в больницу, а мама не дала. Травами вылечила… Правда, галлюцинации только через год прошли.
«Она еще и контуженная…»
— А вы местный?
— Слушай, Ларис… Можешь на ты?
— Если это не будет оскорблять, то — пожалуйста. Ты местный?
— Да, Великобельский. С родителями живу.
— А в милицию почему пошел?
— По нужде… Я, вообще-то, газорезчик по образованию. Газом резал. Ацетилен плюс кислород. На стекольном заводе год. Потом армия. А когда вернулся, завод уже продали. Чудику одному. Хомутовичу. Слышала, может?
— Нет, я ж не здешняя.
— Он завод снес, сейчас строит что-то.
— А я недавно тоже мимо одной стройки ехала. Представляешь, за забором Александрийский столп стоит. Как в Петербурге перед Эрмитажем. Я чуть не обалдела.
— Реальный столп?
— Да! С ангелом и оградкой!
«Ой, мама, не вылечили вы дочку от галлюцинаций, не вылечили. Александрийский столп… Хорошо, не мавзолей. Или Эйфелева башня».
— Ну, короче, новой работы я не нашел, никому газорезчики в наших краях не нужны. Спиваться не хотелось, да и не на что. Встретил приятеля, он участковым работал. Замолвил за меня словечко. А так бы и не взяли — желающих много. Послали на курсы, присвоили лейтенанта… Ну, если честно, я в детстве хотел стать сыщиком. У меня книжка была любимая. «Серые шинели».
— А я хотела учиться на стоматолога… Зубы людям рвать… Мне самой с зубами не везет. Это от дедушки досталось… Теперь с пластинкой хожу. Но через месяц снимут… Да на стоматолога конкурс сумасшедший, а в лицей — недобор, и комната в общежитии.
…Потом они зашли погреться в кафе. Он, как джентльмен, угощал. Она опять сняла очки, чтобы выбрать десерт.
Глаза у нее были бездонные, как океан. Два бездонных океана глаз… Нет, два океана бездонных глаз… Блин, чепуха опять. Два глаза бездонного океана… Зараза, как правильно сказать-то?! Два бездонных глаза в океане… Черт! Два бездумных глаза в заднице!
Какие глаза?! Не глаза надо рассматривать, а тонко намекать на толстые обстоятельства. Что динозаврика Гошу он, десять к одному, не найдет, так стоит ли портить другим жизнь? И не написать ли ей заявление, что все случившееся — это последствия падения с крутого берега, на котором живет бабушка.
…Юбочка на ней, кстати, сегодня другая. Покороче. И колготки без дырочки. Ножки ничего, не безнадежные. А в джинсе еще веселее смотреться будут. Губы накрасила, щеки подрумянила, колечко на пальчик нацепила, бусы стеклянные повесила. Сразу видно — готовилась к оперативному мероприятию не формально. В итоге выглядела на два смертных греха, не больше.
— Лариса… Слушай… Я понимаю, в десять лет тамагочи актуально. Ну, в двенадцать. Но в девятнадцать?
— Да, наверно, — опустив бездонные глаза, кивнула она. — Глупо выглядит, хотя многие и в сорок лет в них играют. Но… С ним хоть поговорить можно. Понимаешь?
— Как не понять… То есть моральная сторона для тебя важнее, чем материальная?
— Это ты к чему, Жень?
— Так просто… Для многих какая-нибудь фотокарточка или сувенирка дороже всех сокровищ мира… Выбрала пирожное?
— Да. Песочное… Мама их хорошо печет… Ты ведь не перестанешь искать Гошу? Конечно, я могла бы накопить на нового, но… Это уже не то. Не перестанешь?
— Не… Не перестану, — выдавил из себя будущий гениальный сыщик.
В зале «Eagles» играли свой бессмертный «Отель», нагнетая тоску. Играли, разумеется, не в живую, а под фонограмму. И не лично, а через посредников. Для поднятия авторитета он прогнал сочиненную на ходу героическую историю — о том, как поймал страшного маньяка, нападавшего на женщин в их лесопарке. Лариса слушала, разинув брекеты, иногда задавая уточняющие вопросы.
— Он их убивал?
— Нет. Просто насиловал. Но сначала оглушал. Ударит по голове — и в кусты. Восемь эпизодов. А на девятом я его и стреножил.
— Как?
— Есть такой прием. На живца. Просчитал вероятность его появления в конкретном месте, переоделся в женщину и принялся гулять туда-сюда.
— Ты? В женщину?!
— Ну, нижнее белье, конечно, не надевал. Платье, туфли на каблуках, парик, — сочинитель ткнул себя в начинающее лысеть темя, — у нас есть несколько штук. В сумочку пистолет спрятал и наручники.
— И он тебя оглушил?
— Не успел… «Двойка» по корпусу, потом прямым в челюсть… Восемь лет козлу дали. По году за тетку…
— Здорово. Хотя дали мало. Таких на электрический стул надо. Без суда и следствия. Или в газовую камеру.
После кафе они погуляли еще немного, и он проводил ее до общежития. Она все тараторила. Про учебу, котельные установки, как ее два года назад укусила пчела, как она выиграла в лотерею поездку в Пушкинские горы, но опоздала на поезд и так и не прикоснулась к священным поэтическим местам. Как мама пыталась вылечить папу, но не смогла. Других лечит, а его не сумела. Пять лет уже прошло, а с телефонного узла до сих пор приходят квитанции на его имя. И мама не переоформляет телефон на себя. Мол, пока человеку приходят письма, пускай даже такие, — значит, он кому-то нужен. А раз нужен, значит, жив… И так далее, и тому подобное. Нашла безвозмездного, благодарного слушателя. В комнату не поднимались, хотя она, кривозубо улыбаясь, приглашала. Слушателю не нравились священные домашние животные. На пороге общаги она сказала, что могла бы еще попатрулировать улицы. Он обещал перезвонить.
Всю ночь ему снился океан, в котором плавало много-много бездонных глаз…
На следующее утро Женя спросил совета у игроков в «тысячу».
— Она не напишет заяву. Без вариантов. Что делать?
— Попробуй собрать на нее компру.
— Зачем?
— Пускай выбирает — или тюрьма, или динозаврик.
— Она ж потерпевшая.
— Ха, удивил гусара триппером. Запомни, от потерпевшего до подсудимого — один протокол…
— Да какая компра? Студентка обычная. Да еще с берега упавшая…
— Ну, тогда напиши встречку сам… Я говорю — сто…
— Как это — сам?
— Сто двадцать… Берешь чистый лист, автоматическую ручку и сочиняешь новое объяснение. Так и так, все придумала сама, претензий ни к кому не имею.
— А подпись?
— Святых нет… Я пас… Сначала на бумажке потренируйся… И еще. Недельку-другую помозоль ей глаза. Мол, активно ищем, помним, стараемся… Чтоб она жалобу не накатала.
— Но… Это же статья…
— Если поймают… Но пока еще никого не ловили… Не переживай, старик. Мир изменчив. Иногда приходится прогибаться… Марьяж…
Евгений вернулся в кабинет, запер дверь на ключ, задернул шторы. Достал из стола чистый лист. Минут пять смотрел на него, затем решительно сорвал с авторучки колпачок.
«В конце концов, это надо не лично мне. Это надо отделу. А в чем-то — даже государству».
Подпись получилась не очень похожей, хотя он и потренировался. Руки тряслись. Но переписывать не стал. В новом объяснении «Лариса» пояснила, что сумочку с конспектами и динозавриком она банально забыла в автобусе, а историю с ограблением придумала, чтобы оправдаться перед сокурсниками за потерю. Претензий ни к кому не имеет, уголовного дела просит не возбуждать. Число. Подпись.
В следующие полчаса он напечатал постановление об отказе и отнес шефу. Тот, прочитав, поздравил.
