Иоанна Хмелевская - Гарпии
— Прекрасно понимаю. Сегодня пани Паркер мне звонила, мы договорились встретиться завтра. На предмет составления завещания. Она сама так и сказала. То, о чем будет говориться в завещании, является тайной, за раскрытие которой я, как лицо должностное, несу всю меру ответственности, если, разумеется, завещатель велит сохранять его волю в тайне. Но… гм… ничто не мешает мне дать пани совет… так сказать, общего характера…
— Именно этого мне и хотелось, — подтвердила Фелиция, стараясь по мере возможности изобразить благодарность на лице, потому как ей хотелось вовсе не этого. — Пани Паркер, разумеется, может свободно распоряжаться своим состоянием?
— Совершенно свободно.
— Вот это мне и нужно было знать. Значит, я могу ей деликатно намекнуть, что за нанятое на целый день такси следует заплатить?
Нотариус не сразу дал ответ, посматривая на клиентку как-то странно. Обеспокоенная Фелиция напирала:
— Видите ли, я и в самом деле не в состоянии изо дня в день оплачивать такие расходы.
Нотариус наконец заговорил:
— Разве пан Войцеховский не написал вам?
— Письмо мы получили, но скорее общего характера. Ничего конкретного.
— Пани Паркер достигла весьма преклонного возраста…
Фелиция опять вопросительно-выжидательно уставилась на нотариуса. Немногие были в состоянии выдержать такой взгляд этой женщины. Пожалуй, только одна Меланья.
Нотариус вдруг стал заикаться.
— Следовало бы… понять… принять… примириться с некоторыми странностями особы, э… гм… достигшей такого возраста. Насколько мне известно, уже с некоторых пор… гм… общение с пани Паркер стало… гм… затруднительным…
Фелиция не любила недоговоренностей.
— Вы хотите сказать, что вместо того чтобы заплатить, она ещё и обидится?
— Полагаю, такая… гм… реакция не исключена.
Фелиция мысленно пожелала Войцеховскому тысячу чертей. Не мог, подлец, предупредить? В письме бы намекнул или дал номер своего телефона, чтобы теперь посоветоваться, оставил их на произвол Вандзи. Что-то с этой Вандзей не так, эксцентричная миллионерка, холера! Однако Фелиция была не из тех, у кого сразу опускаются руки. И она продолжила гнуть свою линию.
— Надеюсь, номер телефона Войцеховского вы знаете. А если нет, то по крайней мере адрес и номер телефона её американского поверенного. Разумеется, я могу и сама поискать Войцеховского через справочное, ведь его адрес у меня имеется, но не проще ли узнать у вас?
— Поверенный имеется, Войцеховского нет! — неожиданно решительно ответил нотариус, сразу перестав заикаться. — И учтите, я не желаю, чтобы меня в это дело впутали. Сразу же хочу предупредить — от поверенного телефон Войцеховского вы не узнаете. Он это специально оговорил.
— Он что, гангстер?
— Напротив, чрезвычайно порядочный человек.
— В таком случае, придётся через справочное, — вздохнула Фелиция и сразу подумала о Доротке — придётся воспользоваться её знанием английского. — Не удивляйтесь, для меня данный вопрос чрезвычайно важен.
— Я и не удивляюсь.
— И речь идёт уже не обо мне и моих сёстрах, а о племяннице, если я о ней не позабочусь, кто это сделает? Иначе до конца света придётся мне в гробу переворачиваться, не обрету покоя. А вы… Располагая определённой ситуацией и зная теперь мои обстоятельства, могли бы хоть что-нибудь подсказать!
— Так я же это уже сделал. Характер тяжёлый, капризна. Огромное состояние. Кому будет завещано — узнаем в своё время. Хотя предупреждаю, оформив у меня завещание, пани Паркер назавтра может написать другое, собственноручное, дома. И оно будет тоже иметь законную силу. Сомневаюсь, что пани на моем месте сумела бы сказать больше.
Фелиция отступилась. Самое главное она все же узнала. И решила во что бы то ни стало разыскать Войцеховского.
* * *— Не смей оставлять меня с ней один на один! — выкрикивала Сильвия вне себя. — Я отказываюсь готовить обеды! Тебя нет, Меланьи нет, Доротки нет, оставили меня наедине с этой гидрой, хорошо хоть Мартинек пришёл, а то бы я с ума сошла!
— Да что случилось-то? — не понимала Фелиция.
— И ты ещё спрашиваешь? — изливала душу Сильвия. — Ведь ко всему цепляется! Лучок не так нарезаю, воды слишком много наливаю или опять же слишком мало, кастрюлька не такая, сковорода неподходящая, не тот нож, не так держу, сначала это, потом то, а лучше одновременно! Мало того, что в кухне распоряжается, ещё ей и книжку разыщи, и программа в телевизоре её не устраивает, словно я сама эти программы сочиняю, и опять суёт нос в мои кастрюли. Тут подсолить, там подогреть, ложку из руки вырывает и сама в кастрюлю лезет. Ну уж нет, больше с ней одна в доме ни за что не останусь! Без обеда вас оставлю, а из дому сбегу!!!
— Да не останешься, это считай, исключительный случай! — успокаивала Фелиция разбушевавшуюся сестру. — А сейчас она чем занимается?
— Над Мартинеком издевается, на него переключилась, слава Богу. Учти, я тебя предупредила, если она будет в кухне торчать, об обеде забудьте!
Фелиция прислушалась. Откуда-то издалека доносилось монотонное журчание Вандзиного монолога. Мартинека не было слышно. Сильвия не дала как следует прислушаться.
— Собственноручно вылила воду из цветной капусты, и та пригорела! А ещё велела заказать в кафе пирожное, чтобы немедленно принесли, приспичило ей, я же ещё и заплатила! — не унималась Сильвия.
Оставив разгневанную сестру в кухне, Фелиция сняла наконец шубку и прошла в гостиную. При распахнутой стеклянной двери, выходящей в садик, где стояли столик и два кресла, за кофейком и тарелкой эклеров, сливочных бабок, пончиков и прочих вкусностей сидели американская гостья и Мартинек. Мартинек ел и пил, а гостья вела свой бесконечный монолог, глядя, как пончики, бабки и эклеры аккуратно исчезают в ротовой полости Мартинека.
— …и я ему сразу заявила, все слышали, мне скрывать нечего, а он должен знать, ведь нотариусы любят заранее все обдумать, что в основном достанется Доротке, моей крёстной внученьке. Он составит, и завтра я подпишу, пусть у девочки будет приданое, потому как из-за приданных, мой дорогой, всякие несчастья случаются, вот как с Люцинкой, да я тебе только что рассказывала, о, хорошо, что ты уже пришла, Фелиция, иди к нам, иди сюда, кофейку попей, смотри, как тут хорошо сидеть, какие-то там у вас палки торчали в садике, пришлось вырвать и выбросить, своими руками расчистила, теперь любо-дорого поглядеть, порядок, садись, садись, пусть кто-нибудь принесёт тебе чашку и тарелочку…
Взглянув туда, куда ей с гордостью показывала Вандзя, Фелиция с трудом устояла на ногах, и в глазах у неё потемнело. Столько сил стоило вывести шпорник совершенно необыкновенного цвета, и вот от него не осталось и следа, дорогая Вандзя все повыдергала…
* * *Яцек Волинский уже настроился на вызов с улицы Йодловой. И даже по знакомству договорился в диспетчерской, если что — то только его машина, при этом он не скрывал причины своего интереса — симпатичной девушки. Романтический по своей женской природе персонал диспетчерской счёл причину более чем уважительной, поэтому на следующий день без всяких хлопот со стороны Доротки Яцек отвёз крёстную бабулю к нотариусу.
Через три часа он же доставил бабулю домой.
Парень уже понял, что оплата по счётчику сопровождается таинственным ритуалом, но не стал исследовать его. Да Бог с ним, он готов был и даром возить старушенцию — так интересно было общаться с проживающими в доме на Йодловой бабами, а особенно с упомянутой старушенцией, и на сей раз ни слова не упустил из её монолога на обратном пути.
— Только эти девочки и остались у меня, — прочувствованно изливала душу пассажирка, одним махом зачислив в «девочки» всех, начиная с юной Доротки и кончая семидесятилетней Фелицией. — Больше никого из близких у меня не осталось на всем белом свете, а я ведь не захвачу с собой денег в могилу. Дом бы купила, но мне так хорошо у них, наконец-то семейная обстановка, есть теперь кому подать стакан воды, а здоровье у меня уже не то, врачи чего только не находят — и косорукость, и плоскоглазие, и лихостопие. А моя Мирабелька из Порто-Рико уж такая была ленивая, такая привередливая — все по ней не так. И представляешь, коханый, требовала от меня денег, чтобы за все мелочи платить! Причём каждый день, транжирила почём зря. Как что у неё попрошу — так глухой прикидывается, а как денег требовать — ну ровно смола! Не понимала, дурёха, что таких денег никто в доме не держит, для того и существуют поверенные и счета в банке, а что я намучилась, выпрашивая у неё всякую малость, что накричалась, что настучалась — здоровье подорвала. А тут, а здесь моя дорогая внученька уж такая отзывчивая девочка, и тебе с ней будет хорошо, а на свадьбу подарю ей своё любимое ожерелье, мне не жалко, в крайнем случае, если надумаю на какой приём пойти в посольство, она мне даст поносить. Как думаешь, даст?
