Татьяна Луганцева - Пуд соли на сердечную рану
Тетка в застиранном, когда-то белом халате, сидевшая за столом с лампой у входа в столовую, поманила Глашу к себе рукой. Над ее головой висел огромный плакат: «Унес котлету – не хватило товарищу!» И уже более мелкими буквами было приписано: «Вынос еды со шведского стола строго запрещен!»
Глафира вдруг испугалась. Ей показалось, что тетка сейчас будет светить ей лампой в глаза и допытываться: «Ты не собираешься воровать еду?!»
Женщина проследила за ее взглядом и строго спросила:
– Все понятно? У нас шведский стол и самообслуживание.
– Что? А… ясно.
– Сегодня прибыли?
– Да.
– Где остановились? – Сотрудница санатория вела себя точно как на допросе.
– Тринадцатый люкс…
Глафире почему-то показалось, что тетка сейчас точно направит свет лампы ей в глаза и начнет пытать. Но та продолжила вопросы:
– Заболевания есть?
– Какие? – испугалась Глаша.
– Обычные! С чем пожаловали в санаторий? Я диетическая сестра и должна назначить вам или общий стол, или диету.
– А… – все больше «тупила» Глафира. – У меня травмы рук и ноги.
– Язва? Панкреатит? – Сотрудница записала что-то в большую и весьма засаленную на вид тетрадь.
– Нет.
– Гастрит? Желчный пузырь?
– Гастрита нет, пузырь есть, но в норме.
– Хорошо. Общий стол. – Послюнявив карандаш, женщина поставила галочку в своей амбарной книге. – Завтрак с восьми до девяти, обед с двух до трех, ужин с девятнадцати до двадцати. Ваш стол номер двадцать, – добавила тетка, дав понять, что разговор окончен, и махнула рукой в неопределенном направлении.
Глаша двинулась в путь в поисках своего места. На расставленных по столам маленьких вазочках с искусственными пластмассовыми цветочками были нарисованы цифры.
На столе номер двадцать стояли тарелки с остатками еды, но людей за ним не наблюдалось. Глаша пошла к месту раздачи еды.
Пища была соответствующая. Кефир с осадком в виде отслоившихся хлопьев, компот из сухофруктов с дохлыми осами, плавающими в стаканах… Дальнейший обзор предлагаемых яств, вернее их остатков, еще больше испортил аппетит и настроение Глафиры. Желтоватые огурцы с семечками размера тыквенных, нарезанные огромными кусками, никак не порадовали. По красным следам, размазанным по использованному подносу, было понятно, что были еще и помидоры и что за них шла смертельная битва. Кто-то победил, но не помидоры. Правда, оставались еще биточки и сухие на вид котлеты, отгородившиеся от мира толстым панцирем из сухарей. Но Глаша была уже предупреждена Ниной об их сомнительном происхождении и прошла мимо. Картошку тоже уже разобрали, и из гарниров остались только слипшиеся холодные макароны. Глафира посмотрела на часы – они показывали девятнадцать часов пятнадцать минут. То есть от начала ужина прошло только четверть часа, а еды уже не было. Бедные старики заглатывали трясущимися губами то, что добыли в честной и не очень честной борьбе.
Глаша посмотрела в безучастное лицо прыщавой молодой работницы общепита, вышедшей из кухни, чтобы убрать пустой лоток, и спросила:
– Извините, а картофеля больше не будет?
– Нет.
– Но как же так? Ужин еще идет, а еды уже нет… – растерялась Глафира.
– Вовремя приходить надо, у нас все рассчитано, – ответила девушка и удалилась с пустым лотком, покачивая бедрами.
Глаша осторожно подошла к титанам с кипятком с намерением заварить себе чай, но напиток оказался заваренным в этих больших банях. Хорошо еще, что был несладким, чай с сахаром Глаша никогда не пила. Темно-коричневый напиток полился в чашку – по запаху он мало напоминал чай, скорее воду от запаренного веника. Взяв кусочек подсушенного белого хлеба, Глафира вернулась за свой стол. «Не знаю, как кормят в тюрьмах, но уверена, что лучше, чем здесь, – подумала она. – В больнице точно лучше».
– Как я рад! – раздался над ее ухом радостный возглас.
Глаша чуть не подавилась чаем и уставилась на Павла Петровича все в тех же трусах и майке-алкоголичке. «О господи! Он и на ужин так пришел!» – чуть не вырвалось у нее. Оказывается, место деда было за этим же столиком. Наверное, всем, кто жил в люксах, отводили двадцатый номер.
– За котлеткой ходил… – пояснил старик, присаживаясь напротив.
Из-за своей сгорбленности он сразу же уткнулся лицом в тарелку. Но глаза часто поднимал, устремив на собеседника, отчего они были какие-то выпуклые и напряженные.
– Это наш столик, для тех, кто в люксовом корпусе живет, – подтвердил дед догадку Глаши. – А я смотрю, вы на диете. Или не хватило?
– Скорее второе.
– Ой, бедная… Да, тут надо приходить прямо к открытию. Я вот салаты уже покушал, могу угостить котлеткой.
– Нет, спасибо! – категорично заявила Глаша.
– Она же неплохая, мягкая. Хлеба, наверное, много, – весьма сомнительно разрекламировал дед мясное изделие.
– Нет-нет, не беспокойтесь! – Ей даже на расстоянии мерещился запах чеснока.
Дед стал разделывать котлету, ловко орудуя вилкой и ножом.
– А вы, душа моя, спасли меня сегодня. Такая рука у вас легкая!
– Я поступила, как любой врач на моем месте, – оказала помощь человеку. Не надо меня все время благодарить.
– Я тут лечусь, – попытался оглядеться по сторонам Павел Петрович. – Витамины мне колят, алоэ и еще там… от давления. Так вот, душа моя, как же больно Наденька уколы делает! Но это между нами. А хирург местный вообще садист. Просто кошмар какой-то! Атас! Мало того что я разогнуться не могу, позвоночник шалит… как-никак, мне за восемьдесят… так я еще и сидеть не могу, так задница болит. Ой, извините!
– Да ничего, – улыбнулась Глафира.
– Пожалейте старика, а я хотел бы вас попросить укольчики мне поделать, – выкатил на нее глаза Павел Петрович.
Глаша растерялась. Вот чего-чего, во время своего и так явно неудавшегося отпуска ей совсем не хотелось делать уколы девяностолетнему деду, который будет доставать ее разговорами и еще черт знает чем…
И тут старика словно прорвало:
– Да я все понимаю, предложение не очень заманчивое. Это просто последняя, можно сказать, просьба человека, который скоро и есть будет стоя, иначе упадет лицом в тарелку. Голубушка, умоляю! Мы же рядышком живем, я сам буду к вам приходить… К тому же все уколы мне делают сразу, за один раз. Пожалуйста, уважьте старика! Ну что вам стоит? В день всего пять минут… Больше ни о чем не буду просить!
После такого натиска Глафира, конечно, отказать не могла.
– Хорошо. Только не надо ко мне приходить, я сама к вам приду, – ответила она, с ужасом представив себе, как старик в трусах в цветочек будет каждый день выползать из ее номера, держась, извините, за задницу. Да еще придется его как-то выпроваживать, сам-то он вряд ли будет спешить покинуть свою соседку. Пожилые люди с их дефицитом общения – страшная сила.
– Вот спасибо, душечка! – Павел Петрович схватил ее за ладонь своей морщинистой старческой рукой и приложил к сухим губам, к которым прилипли кусочки котлеты из хлеба с чесноком.
Глаша растянула рот в улыбке Чеширского кота.
– А что вы вообще делаете тут? – спросила Глафира, решив довольствоваться обществом старика, раз другого нет.
– Я-то… А куда ж мне деваться?.. Я здесь много лет. Да мне и самому много лет… Деньги есть и на заграницу, и на путешествие вокруг света, но разве я доеду? А здесь, в подмосковном санатории, я уже как родной. Только, скажу по секрету, здесь намного хуже стало, – понизил голос Павел Петрович и наклонился к Глаше, отчего его лысая голова оказалась чуть ли не в ее тарелке. – При Союзе здесь такая публика была! – многозначительно потряс он указательным пальцем. – Интеллигентная! Территория была ухоженная, с газонами, зелеными елочками. А какая была шикарная лестница с каскадными фонтанами… По ней отдыхающие спускались на пляж.
– Здесь есть пляж? – удивилась Глаша, которая уже решила, что в такой глуши не может быть ничего хорошего.
– Есть, но сейчас тоже запущен, – махнул рукой старик. – Здесь же озеро. А если глубже пройти в лес, так там еще два озера, теперь заросших, больше похожих на болото. Какие они раньше красивые были! Чистые-чистые, почти прозрачные! В них разводили карпов и частенько потчевали свеженькой рыбкой отдыхающих. По крайней мере, раз в неделю, в четверг, как всегда на Руси в рыбный день, всех отдыхающих угощали экологически чистыми блюдами. Вот вкуснотища была! Я до сих пор помню этот вкус. Даже в ресторанах ничего подобного не ел. Был тут хозяин, и коммунистическая партия за всем присматривала. А сейчас санаторий доживает за счет прошлого, и скоро все тут превратится в пыль.
– Так уж и в пыль? – испугалась Глафира.
– Ну, если у новых хозяев проснется совесть или они все-таки захотят и дальше зарабатывать деньги, тогда им придется вложиться. А материальное вложение – ничто, если ты не вкладываешь душу в свое дело. И вода не будет прозрачно-чистой, и птицы не запоют, и цветы не распустятся.
