Алина Лис - К черту моральные принципы
– Спасибо, я понял вашу мысль, – перебил его Сева. – А как вы считаете – когда Восьмое марта отпраздновали в первый раз?
– Да когда-то в начале века. То ли в десятом году, то ли в пятнадцатом. Точной даты не помню, но это социалисты придумали.
– Да, вы совершенно правы, Володя. Спасибо.
– А двадцать второго апреля мой тезка Владимир Ульянов родился. Скажите вашей девочке, что стыдно не знать таких вещей! Знаете, Сева, – тут он заволновался, заговорил быстро и даже немного заискивающе, – я всегда с таким удовольствием вашу передачу слушаю. Но вот зачем вы все время каких-то идиоток в эфир пускаете? Что Марина ваша, что Катя, теперь вот Алиса. И не я один так думаю, все мужики так считают.
– Ничего не поделаешь, Володя, это требование компании. Спасибо за теплые слова, оставайтесь с нами.
В наушниках раздались короткие гудки.
Хммм… Интересная информация про «идиоток в эфире», стоит обдумать на досуге.
– Прав, совершенно прав оказался наш радиослушатель. Впервые Восьмое марта отпраздновали…
Сева углубился в историю, а я – в свои невеселые мысли. Роль моя была понятна совершенно: «баба-дура», над которой прикалываются и Сева, и мужчины-слушатели.
Ладно, ради расследования можно побыть и дурой.
Мой коллега распинался еще минут двадцать. Иногда он обращался ко мне с вопросами или подпихивал локтем в бок, намекая, что пора бы мне прорезаться. Рассказывал Сева здорово, но события, связанные с забастовкой текстильщиц и Кларой Цеткин, были настолько далеки от предмета моих размышлений, что выпасть из образа «дуры-блондинки» так и не получилось. Я то и дело ляпала глупости, отвечала невпопад и вообще всячески радовала как Севу, так и мужиков-слушателей.
Наверное, женщины, которые слушали программу (если такие вообще имелись), успели меня возненавидеть. Я и сама изрядно взбесилась от происходящего. Сева не просто включал меня в беседу, он ставил ловушки, поддевал, хохмил. Я тупила, опаздывала с ответами и смотрелась (точнее – слышалась) полным тормозом. Как назло, остроумный ответ приходил в голову через пару секунд после того, как я ляпала очередную глупость.
Злость как-то мобилизовала. Если вначале я мысленно согласилась с ролью дуры, то теперь решила обломать им малину. Благо, прямого запрета достойно отвечать на Севины наезды от начальства вроде бы не проступало.
Рассказав напоследок бородатый анекдот, Пухов объявил:
– Ну а теперь прослушаем рекламу и примем несколько звонков от радиослушателей. Позвоните нам, чтобы рассказать, как лично вы относитесь к этому празднику и были ли у вас забавные случаи, связанные с ним?
Слушатели, конечно, не заставили себя долго ждать. Сева принял один за другим целых пять звонков. Первые два оратора, правда, ничего нового и интересного нам не сказали. Только проблеяли какие-то банальные фразы и пожелали побольше счастья женщинам.
Третий поведал забавную историю, как он подарил жене на Восьмое марта вибратор, и та устроила скандал.
Зато потом начался настоящий цирк с конями. Судя по тому, как обрадовался мой коллега, он только этого и ждал. Очередной собеседник со всей уверенностью хорошо информированного человека заявил, что данный праздник – жидомасонские происки с целью отвлечь честных людей от поисков мирового заговора. В доказательство своих слов он привел какую-то невнятную цитату, по его словам, из Платона. А когда Сева вежливо, но с ехидцей в голосе поинтересовался, при чем тут Платон, наш собеседник обозвал то ли Cеву, то ли Платона жидом и бросил трубку.
Последний звонивший все пытался рассказать, какую его жена готовит замечательную селедочку под шубой и как хорошо потребить ее под водочку за здоровье всех женщин. От вопросов по существу мужик уклонялся с ловкостью профессионального лжеца, упорно возвращаясь к селедке. В конце концов его пришлось отключить прямо на том месте, где он перешел от процесса разделки селедочной тушки к особенностям приготовления шубы.
На этом обсуждение Восьмого марта закончилось. После очередного рекламного блока я зачитала свежие новости, и Сева предложил поговорить о личном оружии и превышении пределов самообороны. Немного поразглагольствовав о современном законодательстве в этой области и сравнив наш опыт и опыт США, он снова решил вовлечь меня в разговор:
– Алиса, скажи, у тебя есть какие-нибудь любопытные соображения?
О, еще бы у меня их не было. Два трупа кого хочешь убедят, что пистолет – предмет первой необходимости.
– Я считаю, что полиция не всегда в состоянии защитить меня, поэтому хочу иметь возможность защитить себя самостоятельно.
– Необычная позиция для девушки. То есть ты за свободное распространение оружия? Чтобы его покупали всякие преступники, психопаты, малолетняя шпана…
Подлый, но эффективный полемический прием – довести высказывание собеседника до крайности и осудить. Защититься от такого трудно.
Я вспомнила, как в институте посещала факультатив кафедры телевизионщиков. Там учили в том числе и методике общения с демагогами.
– Угу, а еще я за то, чтобы оружие раздавали детям в детском саду вместо гуманитарной помощи. Также хорошо было бы, если на улицах поставили терминалы с бесплатной выдачей населению взрывчатки и боеголовок. И обязательно нунчаки.
– Я серьезно…
– Так ведь и я серьезно, Сева. О какой самообороне можно говорить, когда в хозяйстве нет нунчаков?
Очень трудно доказать, что ты на самом деле имел в виду, когда оппонент доводит высказывание до крайности. Любые возражения смотрятся как оправдания. Гораздо действеннее довести крайность до абсурда.
Сева знал это не хуже меня.
– Нунчаки – это хорошо, но давай вернемся к огнестрельному оружию…
Он еще пару раз пытался поддеть меня, но я была настороже. Тема оружия неожиданно увлекла. Простая внешне, она таила в себе массу юридических и этических вопросов. Когда Сева перестал прибегать к дешевой демагогии, спор получился по-настоящему увлекательным.
Прозвучала запись с мнением юриста, потом напарник зачитал справку о трагедии в школе Колумбайн. Мы приняли несколько звонков как от сторонников, так и от противников легализации.
Эта работа начинала мне нравиться.
Глава 8
Наконец довольный Сева откинулся в кресле и сладко потянулся.
– Уфф… Хороший эфир получился, – одобрительно и лукаво покосился он на меня. – А ты молодчага. Хорошо держалась, даже просто отлично для первого эфира.
– Да уж. – Я постаралась, чтобы мой голос звучал как можно ехиднее. – Кажется, я поняла, в чем заключается твой «особый метод».
– Ну а чего ты хотела? – с обескураживающей прямотой спросил он. – Слушателям нужно шоу. Громить политиков и поливать грязью звезд мы не можем – масштаб не тот и «крыши» соответствующей нет. Поэтому главная изюминка шоу – дура-напарница в прямом эфире. Учти, я и дальше буду тебя подкалывать. Пропустишь удар – сама виновата! – тут он снова одобрительно улыбнулся. – Но ты умничка, умеешь за себя постоять. Это хорошо, так даже интереснее.
– Ну хоть предупредить заранее можно было? – проворчала я. Льстит, подлец, но как приятно такое слышать после откровенного эфирного хамства!
– Вот еще! А если бы ты сбежала за две минуты до начала?
– А что – были такие, кто сбегал?
– До – нет, а вот после… У нас за последние два месяца шестеро девиц трудиться пробовали. Ни одна дольше недели не продержалась.
– А раньше?
– А раньше Ольга была. Боевая девушка, вроде тебя – с норовом.
– Тоже не выдержала?
– Нет, она с Петровичем поругалась. Он на принцип пошел, уволил. Кстати, тебе бы зайти к нему, послушать замечания.
– А что – будут замечания?
– Будет все.
Насчет «все» Сева преувеличил. Жужельский, как всегда, был немногословен и скуп на похвалу:
– Неплохо справилась. Документы принесла?
– Принесла… то есть… Ой, я их в машине оставила.
– Ладно, не нужен мне твой диплом. Зайди к Шевченко, заполни договор.
– Шевченко?
– Седьмая комната. Завтра приезжай к половине шестого. Свободна.
– И вам доброго здоровьица, – подчеркнуто любезно попрощалась я.
* * *Седьмая комната никаких сюрпризов не приподнесла. Обычное офисное помещение, только без окон. Шкафы с папками, три стола с компьютерами. Два свободны, за третьим сидит Стас. Увидев меня на пороге, он обрадовался: заулыбался, обнажая ряд ровных белоснежных зубов – хоть сейчас на рекламу зубной пасты.
– Алисочка, а ты молодец. Я сразу понял, что Севке тебя не напугать.
– Прямо-таки с первого взгляда? – не удержалась я от легкого кокетства.
– Именно! Ты была такая самоуверенная. Овечкам это не свойственно.
Его вкрадчивый голос и многозначительный взгляд превращали совершенно обычные слова чуть ли не в признание в любви, и я велела себе притормозить. Стас, похоже, собаку съел на соблазнении женщин, а становиться добычей первого попавшегося пикапера не входило в мои планы.
