Сельма Эйчлер - Аллергия на убийства
Я сказала, что скорее всего так и сделаю.
— Расскажи про расследование, — попросила Эллен. — Как там дела?
— Да вроде бы всё уже.
— Как? Правда? А что случилось?
Введя её в курс дела, я подытожила:
— В общем, умываю руки. Всё, что в моих силах, я проверила и не обнаружила никаких улик в пользу версии моей клиентки, что это было убийство. Теперь надо набраться мужества, чтобы сообщить ей. Впрочем, знаю заранее: что бы я ни сказала, она всё равно не поверит.
— По-твоему, Тодд не мог этого сделать?
— Сделать мог кто угодно, просто я уверена, что никто не делал.
— Но то, как ужасно он обошёлся с фотографиями, разве ни о чём не говорит?
— А как же! Говорит о том, что он ненавидел Кэтрин, — а это и так все знают. А ещё о том, что он мерзкий гадёныш, что также всем известно. Больше ни о чём.
— Ну, раз ты так настроена… — Она умолкла.
— Что такое?
— Наверное, мне не следовало этого говорить, ведь я вообще была против того, чтобы ты занималась этим расследованием…
— Что тебе не следовало говорить? — Я начала выходить из себя.
Эллен набрала побольше воздуха и выдала:
— Ну ладно. Ты просто потрясающая сыщица — лучше я не знаю. — Неудивительно, если учесть, что я единственная сыщица, которую она знает. — Стоит вспомнить, как блестяще ты разрешила предыдущие дела. Но… сейчас… видишь ли… Я считаю, что сейчас ты не очень-то старалась.
— О чём ты? Конечно, старалась! — ощетинилась я. — С какой радости ты мне это говоришь?
— Послушай, тётя Дез, — и не сердись, — по-моему, этим делом ты занималась совсем не так, как всеми остальными.
— Как это понимать?
— Да очень просто: всё, что ты предпринимала, — за редким исключением — преследовало одну цель — доказать твоей клиентке, что не было никакого убийства, вместо того чтобы начать с предпосылки, что убийство было, а затем попытаться выяснить, кто его совершил.
— Что за чушь! — взвилась я. — Да когда я увидела эту рамку на полицейских снимках, я тотчас отправилась к…
— Я же сказала, что исключения были. Но в общем и целом, если хочешь знать моё мнение, ты не проявила должного старания.
— Ничего подобного! И уж, наверное, я в своём деле лучше тебя разбираюсь! — процедила я до того ледяным тоном, что племяннице впору было заболеть пневмонией.
— Не сердись. Но это правда. — Эллен бывает жутко упёртой. — А с собой ты мне ничего вкусненького не дашь, раз я в твоём чёрном списке? — с робкой улыбкой попыталась она разрядить обстановку.
Я поддержала эту шитую белыми нитками попытку сменить тему, и мы ещё немного поболтали, вполне дружески. Но на душе было муторно, слова Эллен больно ранили меня — тем больнее, что, по моему убеждению, она не ведала, о чём говорит. Так что я даже обрадовалась, когда в полдвенадцатого племянница разбудила Майка и они отправились домой. (И еды с собой я ей завернула, причём ничего убойного не подмешала.)
Около часа ночи я покончила с уборкой, а в двадцать минут второго была в постели. Но сон не шёл. Где-то я слышала, что лучшее средство от бессонницы — это встать, почитать, или посмотреть телевизор, или выпить горячего какао, или ещё что-нибудь. Но знать, что делать, — в моём случае ещё не значит делать.
Уже вторую ночь подряд я ворочалась в постели, пиная беззащитную подушку. Промучившись больше часа и выбившись из сил, я сдалась. Читать или смотреть ящик не хотелось, так что поплелась на кухню.
Какао в закромах не нашлось, поэтому я сварила кофе, да такой крепкий, что любой другой на моём месте не заснул бы после него неделю, и, прихлёбывая, задумалась о злобных и совершенно несправедливых нападках Эллен.
И чем больше думала, тем сильнее злилась. Да я сделал всё, что можно сделать, чтобы узнать правду о смерти девочки. И что эта нахальная соплячка Эллен вообще понимает в расследованиях?! Мало того, всё, что она об этом знает, она узнала от меня, а теперь, чёрт побери, взялась учить меня, как работать.
Однако куда горше мерзкого кофе была мысль, которая саданула мне промеж глаз, когда я споласкивала чашку: Эллен права.
Глава 17
К утру я созрела для покаяния и, как только встала, сразу же позвонила племяннице, чтобы наверняка застать её дома:
— Извини.
— За что?
— Вчера я вела себя как последняя свинья. Я всё обдумала, и ты была права насчёт того, как я веду это дело, — стопроцентно права.
Я почувствовала, как усердно Эллен пытается не высказать удовлетворения. И это ей почти удалось.
— Ну никогда не поздно исправиться, — чопорно отозвалась она.
— Знаю — и постараюсь. Так мы друзья?
— Конечно. Спасибо, что позвонила. Давай поболтаем вечер…
— Погоди, не так скоро. Хочу ещё кое-что прояснить.
— Что я такого сделала?
— Наоборот, не сделала. Когда Майк пригласил тебя на эту свадьбу?
Эллен что-то невнятно прошелестела в ответ.
— Что-что?
— На прошлой неделе, — робко призналась она.
— Почему не сказала мне?
— Честно?
— Нет, предпочитаю, чтоб ты мне соврала, — огрызнулась я.
— Ну, в общем, я собиралась рассказать, но сама же знаешь, как ты сразу начинаешь суетиться, фонтанировать и так далее. Я понимаю, что ты желаешь мне добра, — поспешно добавила племянница. — Но я не хотела, чтоб ты запугала Майка, вот и всё.
— В жизни бы ничего такого не сделала! — возмутилась я.
— Наверное, надо было сказать. Извини, если я тебя обидела, тётя Дез. Поверь, я не нарочно. Просто боялась, что ты раздуешь из мухи слона.
Ей-богу, порой ума не приложу, откуда Эллен черпает свои безумные идеи.
* * *Едва переступив порог офиса, я позвонила Эвелине Корвин.
— А я как раз о вас вспоминала, — с чуть заметной ехидцей отозвалась она. — Есть новости?
— Ничего особенного, чистосердечно призналась я. — Но ещё многое надо проверить.
— Хорошо.
— Хотела попросить у вас парочку телефонных номеров: мужа Барри и няни Кэтрин.
— Номер Пола есть у меня в записной книжке, а телефон Терри спрошу у Луизы. Позвоню ей, а потом сразу вам.
И обещание своё она сдержала.
* * *Терри Джиллиган теперь работала в одной семье в Дарьене, штат Коннектикут. Когда я представилась и сказала, зачем звоню, голос её сразу упал.
— Вы узнали, что случилось с Кэтрин?
И об этом меня спрашивает особа, которая, по моим сведениям, полагает, что Кэтрин умерла от лёгочного заболевания? С трудом удержавшись от комментариев. я ограничилась расплывчатой фразой:
— Пока ничего определённого. Вы не возражаете, если я к вам подъеду? Хотелось бы обсудить несколько моментов.
— Вряд ли я смогу вам помочь. Но буду рада поговорить, если вы считаете это нужным.
— Благодарю.
— Знаете, на выходные я собираюсь домой, к маме. Она живёт в пригороде Нью-Йорка, в Монтиселло. Не хотите приехать туда завтра?
Я велела ждать меня около полудня.
* * *В субботу я встала рано, но одевалась дольше, чем предполагала (почему-то это давно никого, кроме меня, не удивляет). Мало того, что с выездом припозднилась, так ещё вдобавок дождь в то утро лил как из ведра и видимость на шоссе была близка к нулевой. Что и привело к столкновению трёх автомобилей, как следствие — скорость упала до черепашьей, а в итоге к Джиллиганам я подоспела аккурат к двум часам пополудни.
Меня встретила женщина с приятной улыбкой и жёлтыми, завитыми мелким бесом волосами.
— Вы, наверное, миссис Шапиро?
— Да-да. Извините за опоздание, но…
— Ой, что вы! Просто мы за вас волновались — слышали, что-то на шоссе приключилось.
— Да, но это случилось раньше. Часов шесть назад, если верить сборщику дорожной пошлины.
— Я Виола Джиллиган, мама Терри, — сообщила женщина, проводя меня из маленькой прихожей в гостиную. — Садитесь где понравится, — пригласила она, приняв у меня пальто. — Кофе хотите? Или чаю?
— Кофе — с удовольствием, если не трудно.
— Чего ж трудного? Пойду скажу Терри, что вы приехали.
Я уселась в удобное кресло напротив дивана и осмотрелась. Гостиная была небольшая и очень уютная, с кучей очаровательных, пусть и недорогих безделушек. Мебель, правда, далеко не первой свежести: обивка местами выгорела и протёрлась. Я и глазом не моргнула, как передо мной вырос лохматый пёс неопределённой породы. Откуда он взялся, понятия не имею, — словно материализовался из воздуха. Может, я попросту не заметила его, поскольку окраской он был точь-в-точь как старенький тёмно-рыжий ковёр, покрывавший большую часть пола.
Обнюхав мою ладонь, он (вообще-то я не знала, он это или она, — при такой мохнатости не разглядишь), поскольку тотчас водрузил обе лапы мне на колени и принялся добросовестно умывать меня длиннющим языком.