Саша Антонова - Несерьезные размышления о жизни
Федор стрельнул глазами на отца Митрофания, проверяя его реакцию, и, кажется, остался доволен тем, что тот не заметил моего появления. Во всяком случае, он облегченно расслабился. Влад подробно осмотрел мою фигуру, остановился взглядом на том, что было выгодно подчеркнуто, и не оставил без внимания то, что откровенно выпирало наружу, вздохнул со значением и напустил в глаза томности. Моя женская натура откликнулась кокетливой улыбкой, приливом крови к щекам и бешеным ритмом сердцебиения.
Дверь парадной гостиной распахнулась, и в комнату вкатился еще один гость — Аркадий Борисович. Он шумно отдувался и утирал пот на лбу и щеках белоснежным платком. Доктор изобразил общий поклон, подбежал к Эмме Францевне и приложился к ее пальцам.
— Прошу великодушнейше простить, задержался по медицинским делам, но теперь всецело в Вашем распоряжении.
— Позвольте, Аркадий Борисович, представить Вам нашего гостя, предложила Эмма Францевна, отнимая у него свои пальцы. — Бурцев Владимир Львович, журналист. Прошу любить и жаловать.
Доктор радостно покивал Владу, потом удивленно похлопал ресницами и сосредоточенно нахмурился.
Опять раскрылась дверь, пропуская Глашу.
— Ужин подан, — объявила она.
Первыми проследовали в парадную столовую Эмма Францевна и Аркадий Борисович. Следом двинулись, согласно табели о рангах, Ариадна и отец Митрофаний. Затем — я. Замыкали процессию Влад, Федор и Глаша — все трое прихрамывали. Ну, Федор и Глаша — понятное дело — жертвы жизненного пути. Но Владимир? Неужели, ночное приключение вышло ему боком? Мое настроение улучшилось.
Мы чинно расселись за громадным столом. Во главе, как Снежная королева, сидела Эмма Францевна. Она обозревала своих подданных через лорнет и милостиво улыбалась. По правую руку от нее беспокойно ерзал Аркадий Борисович, по левую — воздавал благодарственную молитву отец Митрофаний. Рядом с доктором застыла Ариадна, напротив нее — Владимир. Мы с Федором, как наименее ценные члены экипажа, занимали дальние ряды: Федор сидел рядом с Ариадной, а я — с Владимиром. Соседство с принцем из сказки повергло меня в очередной душевный трепет, и я не знала, куда девать руки.
Глаша обслуживала застолье, которое почему-то было натянутым и неловким. Казалось, все участники вечеринки обдумывали свои невеселые мысли и не желали отвлекаться. И напрасно, дядя Осип превзошел самого себя, приготовив жульен из лисичек, паштет из гусиной печени и что-то невообразимо вкусное из раковых шеек. Стол окутывал туман напряженности, в котором вязли все разговоры.
Эмма Францевна время от времени бросала какую-нибудь фразу, но она таяла без поддержки. Аркадий Борисович рассеянно улыбался в ее сторону. Ариадна держала в руке бокал вина, пригубливала его и поводила глазами в сторону отца Митрофания. В ее зрачках полыхало такое жгучее пламя, что крест на груди батюшки, по моим подсчетам, должен был вот-вот расплавиться. Я никак не могла понять, что за огонь жжет ее изнутри. Влад прикрывал фигуру отца Митрофания, и мне не было видно, что он делает. Федор галантно ухаживал за своей соседкой, подливал ей вина в рюмку. Казалось, он не на шутку увлечен процессом ухаживания за красивой женщиной. Сказочный принц косил глаз на мои оголенные плечи и загадочно улыбался. Я старалась держать в поле зрения весь стол одновременно, и это занятие помогало мне не впадать в коматозное состояние каждый раз, когда Влад наклонялся ко мне или касался руки.
До меня долетел голос Эммы Францевны:
— Ах! Как красиво выглядят перья в женской прическе! Они придают дамскому профилю грациозность и ощущение легкости, воздушности. Неужели, опять возвращается мода неоклассицизма?! Я прекрасно помню начало века — шляпки и прически украшали эспри. Ах, весь Париж носил перья цапли, фазана или павлина. Да-да, 1911 год. Со мной произошел забавный случай тем летом… Мы выбрались на прогулку из Лонжюмо в Париж на таксомоторе. Машина была, как это тогда называлось кабриолет, то есть с открытым верхом. Только мы выехали на площадь Звезды, как ветром растрепало мою прическу, перо выпало и, подхваченное потоком воздуха, запорхало над улицей. Я закричала, шофер испугался и остановил машину. Мои спутники бросились ловить перо. На площади образовался затор. Люди кричат, автомобили гудят, лошади ржут! Ужас! Еле выбрались из этой передряги…
— Позвольте, — неожиданно вышел из задумчивости Аркадий Борисович. — Не являетесь ли Вы, Владимир, потомком Вашего полного тезки Владимира Львовича Бурцева, известного публициста начала XX века?
— Да, он приходится мне, кажется, прапрадедушкой, — скромно улыбнулся Влад.
— Подумать только! — всплеснул руками доктор и чуть не перевернул свою рюмку. — Я совсем недавно читал его воспоминания «В погоне за провокаторами». Поразительный был человек! Он поставил целью своей жизни изобличить как можно больше провокаторов в революционной среде. Ему принадлежит честь разоблачения Азефа, Серебряковой, Малиновского и многих других. Бурцев столько сделал для революционного движения, но, как это ни парадоксально, после семнадцатого года не вернулся в Россию и умер, если мне не изменяет память в 1942 году в Париже. Боже мой, Боже мой! Как это интересно! А не оставил ли Ваш прапрадедушка какихнибудь неопубликованных записей о своей сыщицкой деятельности?
Глаша обнесла всех горячим: щука по-польски и цыплята по-гусарски. Все немного отвлеклись, но Аркадий Борисович опять вернулся к предку Владимира и умолял его поведать что-нибудь захватывающее из семейных архивов. Ариадна качнула пером и поддержала доктора. Отец Митрофаний также присоединил свой баритон к общему хору.
— Ну, что ж, — не стал ломаться сказочный принц. — Я с удовольствием расскажу кое-что из того, что осталось неопубликованным из папок моего пращура.
Он поставил на стол рюмку с красным вином и откинулся на спинку стула. Я скользнула взглядом мимо его точеного профиля и встретилась с глазами отца Митрофания. За стеклами модных очков плескалось столько ненависти, что у меня перехватило дыхание, и волосы зашевелились на затылке. Я поспешно уткнулась в свою тарелку.
— Мой предок, действительно, положил много сил на поиски предателей в среде революционеров. Однако главное его расследование, которое он так и не решился придать гласности, касалось одной из самой загадочной, противоречивой фигуры нашего столетия. Историки до сих пор не могут прийти к единому мнению. Одни считают этого человека величайшим вождем революции и гуманистом, другие — жестоким, беспринципным диктатором. Одно — несомненно, он был прирожденным оратором, талантливым теоретиком и гениальным организатором. Не нам судить его. Однако дело, которое он организовал, приносит свои плоды и по сей день.
Давайте мысленно вернемся к началу века. Революция 1905 года генеральная репетиция февральского восстания. Теперь уже нет никаких сомнений в том, что она была организована на деньги японского и американского правительств. Только один из взносов, который выделило японское правительство на подрыв российского самодержавия, составлял двадцать шесть тысяч стерлингов или двести шестьдесят тысяч рублей. Сумма по тем временам колоссальная.
Финал революции 1905 года вы помните — разгром. Сколько денег на самом деле пошло на подготовку революционного восстания, а сколько осело в карманах лидеров партий — не знает никто. Само собой, глупо было бы требовать он них бухгалтерской отчетности.
Не последнее дело в смутные времена — поставки вооружения. Через финскую границу оружие переправлялось непрерывным потоком. Контрабандисты всех мастей бросили свой мелкий бизнес и жили за счет перевозок огнестрельного оружия, нелегальной литературы и беглых каторжан. Обычно контрабанду доставляли по северному побережью Финского залива, а затем на баржах в Петербург. Фрахтовались пароходы, которые периодически наскакивали на мели в финских шхерах. Страховые компании терпели убытки, выплачивая владельцам громадные суммы по страховым полюсам. Оружие закупали в Бельгии, где оно было дешевле. Контракты заключали известные впоследствии Стасова, Литвинов, Камо. Количество единиц по поставкам поражает. Только по одной сделке шло 60 тысяч винтовок.
«Революция сама собой, а гешефт есть гешефт» — эти слова принадлежат секретарю Международного социалистического бюро Гюнсманс.
Думаю, именно в это время вождь мирового пролетариата решил заняться накоплением мирового капитала. Никого не надо убеждать, что деньги при товарно-денежных отношениях играют решающую роль. Грубо говоря, тот правит миром, у кого в руках сосредоточена основная масса денежных единиц, контрольный пакет акций мировой промышленности. Путем перераспределения капитала между странами можно влиять на внешнюю и внутреннюю политику государств. Так сказать, ростовщичество в планетарном масштабе.
