Ирина Потанина - Пособие для начинающих шантажистов
— Скорее всего, у него просто не умещается в голове сумма больше десяти кусков. Или, возможно, все не так просто.
— В смысле?
— Боюсь, что этой десяткой преступник ограничиваться не собирается. Возьмет эти деньги, потом попросит еще… К примеру, заснимет на пленку момент передачи денег и станет угрожать публикацией фото под названием «Силенская подчиняется шантажисту». В общем, Виктории следует быть очень осторожной. За этим тебя, кстати, и наняли. Чтоб никаких личных контактов с шантажистом у Силенской не было.
— А ты на что? — меня возмутила формулировка. Я, между прочим, знала Викторию почти 25 лет и могла рассчитывать на что-то, кроме «за тем тебя и наняли»…
— А я шантажисту в собеседники не гожусь, — этот факт Жорика явно совершенно не расстраивал, — Полом не выдался. У меня ж нет такой женской шкурки…
На этот раз взгляд охранника показался мне откровенно наглым.
— Боюсь, что даже если б была, ты бы всё равно не сгодился для ведения переговоров. Отсутствие дипломатических способностей на лицо, — я тоже позволила себе откровенное хамство, — И, кстати, если ты еще хоть раз дашь мне понять, что привлек меня к этому делу исключительно из-за моей принадлежности к женскому полу, я буду вынуждена отказаться от участия. Привыкла, знаешь ли, что во мне видят личность…
Жорик ошарашено выслушал мой монолог. Ему возможность подобной реакции и в голову не приходила. Видимо, он считал, что женщины для того и существуют, чтоб тешить глаз, и должны относиться к этому, как к профессиональным обязанностям. Я хотела наговорить еще кучу гадостей, но в этот момент заскрипел телефон. Я недоверчиво глянула на аппарат, обычно он пищал очень громко и бодро.
— Охрип, — я нежно погладила аппарат по корпусу, тот продолжал истерически хрипеть.
— Мне просто должны были звонить утром, я убавил громкость звонка, чтоб тебя не будить…
Жорик что-то подкрутил, и телефон снова заверещал звонким и убедительным тоном здорового аппарата.
— Алло!
— Гражданка Кроль?
— У аппарата! — я дико обрадовалась Клюшкиному звонку.
— Есть новости. Жажду созерцать Вас в своих скромных апартаментах.
— Это в офисе, что ль?
— Ну да, в офисе. Я здесь до двух, потом после пяти. Подъезжайте.
— Я буду не одна, — осторожно проговорила я.
— Очень плохо. С кем?
— С коллегой по расследованию, господин Клюшка, — я пыталась вести максимально честную игру. Раз Клюшка не виновен в ограблении Виктории, то незачем приносить ему неприятности. Если у него есть что скрывать от посторонних частных детективов, он в праве заранее знать об их приходе, — Это детектив, которого наняла моя пострадавшая подруга.
Жорик, услышав такое мое откровение, начал зачем-то скакать по кухне, стучать себя кулаком по лбу и корчить странные рожи.
— Тебе плохо? Попей водички! — урезонила я его, прикрыв трубку ладонью, и вернулась к телефонному разговору, — Это ограничит Ваши возможности, господин Клюшка? Качество новостей от этого пострадает?
В разговоре образовалась напряженная пауза. Видимо, Клюшка обдумывал ситуацию.
— А он наш? — спросил Николай, наконец.
На этот раз пауза образовалась из-за меня. Со снисходительной полуулыбкой я рассматривала Жорика, нервно протыкающего салфетку карандашом. Надо же, еще и обидчивый…
— Наш, господин Клюшка, стопроцентно наш. Никаких других желаний, кроме как оградить мою подругу от неприятностей, он в отношении вас испытывать не станет.
— Я понимаю, — Клюшка расслабился и решил пошутить, — В Вашем присутствии ни один здоровый мужчина не сможет испытывать никакие желания в отношении меня…
— Гм… А если я отлучусь?
— Впрочем, и без Вашего присутствия тоже, — ловко выкрутившись, закончил фразу Клюшка, — Что ж, подъезжайте.
Я положила трубку и оттащила телефон в коридор. Жорик демонстративно молчал.
— Нас ждут у Николая в офисе, — безразлично проговорила я и отправилась одеваться.
От обиды охранника остался неприятный осадок. Мда… Я и сама не подарок, а тут еще этот Жорик. Боюсь, мы никак не сработаемся.
— Послушай, — я заговорила первая, — Я понимаю, ты на меня обижаешься… Но надо же как-то управлять собой. Раз нам нужно вместе работать, значит, мы должны подстраиваться друг под друга…
— Я не обижаюсь, — Жорик вызвал лифт, — Просто лишний раз убеждаюсь, что женщина на корабле приносит сплошные несчастья. Кто тебя за язык тянул? Никак нельзя было сказать, что я там твой друг, или еще что-то.
— Что именно? И с какой, тогда, стати я взяла тебя в столь личное и не нуждающееся в «лишних ушах» дело? Любая ложь в данной ситуации выглядела бы подозрительной.
— Всё равно! Хорошо еще, что ты имени моего не назвала…Ни один нормальный человек в присутствии детектива себя спокойно чувствовать не будет.
— Заметила по себе, — огрызнулась я.
— Ни одной мыслью больше с тобой не поделюсь! — продолжал Жорик, — Ни одним открытием! Будешь получать только конкретные указания к конкретным действиям.
Я аж поперхнулась от такой наглости.
— Отлично! В таком случае я буду действовать так же. Посмотрим, кому быстрее удастся найти этого Александра. Не забывай, Кошку ты без меня в жизни бы не нашел!
— Тебе просто повезло! — отмахнулся Жорик, — Стечение обстоятельств…
На этот раз инициатором полного игнорирования друг друга стала я. Молчать, как выяснилось уже через пять минут, оказалось занятием скучным и тяжелым.
— А где машина? Ты же говорил «я за тобой заеду!» и «я к тебе приеду!»? — тоном не ведающей, как выглядят поезда в метро, дамы, поинтересовалась я.
— «Заеду» — относилось к общественному транспорту. А ночью я приехал на такси, — сухо ответил Жорик.
— Ах, такие расходы… Я тебе что-то должна? — ехидно поинтересовалась я.
— Хочешь, компенсируй стоимость такси. Не откажусь, — несмотря на серьезность тона, глаза охранника откровенно смеялись.
Эх, как красиво сейчас было бы вытащить из набитого бумажника несколько крупных купюр, вложить их в руки охранника и пожелать, чтобы он «ни в чем себе не отказывал».
— Виктория компенсирует, — пришлось сдавать позиции, — Она обещала оплачивать текущие расходы.
— Катя, у тебя невыносимый характер! — на этот раз глаза Жорика не смеялись, и мне стало как-то не по себе.
— Ты чего, я ж шучу…
— Невыносимый характер и дурацкое чувство юмора!
После этого мы еще двадцать минут спорили, по какой линии метро быстрее ехать, и где удобнее делать пересадку.
13. Глава тринадцатая, в которой что не действующее лицо, то преступник или просто злодей
Буквально через час я прижималась лбом к прохладной обивке кожаного кресла в Клюшкином кабинете, сгорала от стыда, с трудом сдерживала слезы и жалела, что вообще знакома с Георгием Собаневским. Клюшка кусал губы и, превратившись весь в комок нервов, следил глазами за передвижениями Жорика. Тот размахивал корочкой оперативника, расхаживал, переполненный чувством собственной вседозволенности, по Клюшкиному кабинету, по-хозяйски заглядывал в ящики шкафа и сыпал бесконечным потоком обвинений, фактов, имен, дат, нецензурных выражений и угроз.
— Ты кому, падла, яйца морочишь?! — Жорик вдруг перестал расхаживать. Выставив вперед челюсть и гневно сверкая глазами, он надвигался на Николая, — С тобой по-хорошему пока разговаривают, а ты, скотина, понты колотишь? Я к тебе со всей душой, а ты?! Да я тебя и весь этот твой гадюшник в порошок сотру! — угрозы эти Жорик выкрикивал, приблизившись почти вплотную к хозяину кабинета.
Брызги чужой агрессивно-ядовитой слюны оседали на аристократичном лице Николая, смешиваясь с мелкими каплями его собственного пота. Бледный от обиды и унижения, не шевелясь, Клюшка смотрел прямо перед собой и ждал, когда опер прекратит кричать. Я совершенно не знала, что мне делать. Было во всей этой сцене, а точнее в поведении Георгия, что-то совершенно неестественное, будто Жорик, фальшивя и переигрывая, исполнял привычную, давно надоевшую роль. Эта театральность настолько сбила меня с толку, что я даже не знала, правильно ли будет пытаться остановить поток выливаемой на Клюшку грязи.
Отчего-то вспомнился вдруг эпизод из книжки Вениамина Клюева. Когда-то он рассказывал крайне положительным, еще совдеповским, верящим в светлое будущее детям о кровожадных и хищных акулах, пожирающих все на своем пути. В рамки розового детского мирка данные особи никак не вписывались, по сему дети, по-взрослому наморщив лбы, упрямо заявляли «Акулов не бывает!». «Акулов не бывает!» — мысленно твердила себе я, находя в этом оправдание своему бездействию, — «Не может человек так хорошо притворяться. Не может быть, чтобы Жорик, которого я в принципе уже считала другом, вдруг оказаться полной сволочью… Видимо, опер просто знает про Клюшку что-то совершенно ужасное, раз позволяет себе так вести себя с ним…Акулов не бывает»
