Наталья Александрова - Мечты сбываются (сборник)
— Пал Савельич, — адресовалась она к участковому, как к личности знакомой и невредной. — Я с работы обрезков мясных принесла, от свиной лопатки и от шеи, у нас от банкета стоматологов осталось, так я немножко песику со своего балкона бросила, он скушал… жалко же животное! Он уж сколько времени не евши! У меня еще несколько кусочков есть, я могу, когда дверь откроют, бросить… он отвлечется!
— Мы и так с ним запросто сладим! — отозвался вместо Савельича крупный собачий специалист, поигрывая мускулами перед смазливой Иркой. — Мы с таким собакевичем в пять секунд справимся! Никакие отвлекающие маневры не понадобятся! Нам не впервой! Правда, Серый?
Его более мелкий напарник неопределенно хмыкнул, прислушиваясь к доносящемуся из-за двери вою Квазимодо.
— У нас пули сонные имеются и прочее спецоборудование! — продолжал хвалиться крупный кинолог. — Мы вот на прошлой неделе дога бордоского повязали — вот это, я вам скажу, была операция! А буля обычного обезвредить — это пара пустяков! Правда, Серый?
Серый опять не ответил.
— Ну вы уж его не обижайте! — попросила Ирка, кокетливо поправив золотистую прядь. — Он же не виноватый, что так получилось! Собака — она ведь друг человека…
— Не беспокойтесь, ничего вашему другу не сделаем! Не впервой! У нас сонные пули и прочее спецоборудование имеется… сделаем этого буля в лучшем виде!
— Ну это надо же, как собака переживает! — подал голос Савельич. — Прямо мурашки по коже! Ну что, Рахат-лукумушка, давай, что ли! Как, ребята, вы готовы?
— Всегда готовы! — отозвался крупный специалист.
Слесарь подошел к двери, заслонил ее собой и пару минут поколдовал над замком. Затем он отступил в сторону и произнес:
— Попрошу, значит… готова она!
— Это же как легко можно любую дверь открыть! — ужаснулась Ирка. — Такие деньги за замки платим, и в минуту отпереть можно!
— Попрошу посторонних отойти в сторону! — прервал ее крупный кинолог, мужественно выпятив грудь и приближаясь к двери. — От греха, как говорится!
За дверью внезапно наступила подозрительная тишина. Видимо, Квазимодо почувствовал, что освобождение близко.
Крупный кинолог поднял пистолет с сонными пулями и осторожно толкнул дверь. Ничего не произошло, и он, понизив голос, проговорил:
— Давай вперед, Серый, я тебя прикрою!
Его напарник безмолвно проскользнул в квартиру, и через секунду оттуда донесся собачий лай и человеческий вопль.
— Держись, Серега! — выкрикнул крупный кинолог и бросился на подмогу напарнику. Из-за двери донеслись выстрелы и звуки борьбы.
— Помочь ребятам надо! — озабоченно проговорил участковый и тоже вошел в семнадцатую квартиру. Через секунду оттуда донесся его голос:
— Рахат-лукум! Давай сюда, без тебя не управимся!
Слесарь боязливо заглянул в квартиру, но все же подчинился участковому.
Капитан Мехреньгин некоторое время нерешительно стоял на пороге, прикрывая тылы группы захвата. Но потом он почувствовал, что дело развивается не по намеченному сценарию, и прошел внутрь, чтобы оказать помощь силам правопорядка.
Внутри он застал странную картину.
Все помещение было заполнено клубами пара, как парное отделение бани или сцена во время выступления рок-группы. В этом пару проступали мечущиеся фигуры слесаря, Савельича и крупного кинолога. Мелкий кинолог, отзывавшийся на имя Серый, так же, как и бультерьер Квазимодо, куда-то пропали.
Мехреньгин прошел вперед, протирая глаза и озираясь.
Посреди комнаты лежал мелкий кинолог, не подающий признаков жизни.
— Павел Савельич! — окликнул капитан участкового. — Что здесь происходит?
Савельич, горестно матерясь, ввел его в курс дела.
Когда передовые силы группы захвата в лице Серого вошли в квартиру, затаившийся Квазимодо выскочил из-за шкафа, налетел на кинолога и вцепился ему в ногу. Второй специалист, увидев угрожающую другу опасность, выстрелил хваленой сонной пулей, но в пылу сражения промазал и попал в своего напарника. Надо сказать, что пуля не подкачала: Серый моментально отрубился. Квазимодо, почувствовав, что противник повержен и больше не представляет интереса, выплюнул его ногу и бросился в атаку на второго кинолога. Тот в испуге отскочил, споткнулся и налетел головой на батарею отопления. К счастью, голова его не пострадала, но батарея оторвалась от трубы. Из образовавшейся бреши забила горячая вода, отчего квартира и наполнилась паром. В настоящий момент Ахматкул устранял аварию, то есть единственный из всех занимался своим прямым делом. Уцелевший кинолог пытался привести в чувство своего менее удачливого напарника, а участковый пытался среди пара и суматохи отыскать Квазимодо.
— Да где же эта чертова собака! — восклицал Павел Савельевич, по третьему разу обегая квартиру.
На этот вопрос легко ответила бы Ирка, поскольку она осталась на площадке и видела, как бультерьер, устроив в квартире переполох, выскочил наружу и припустил вниз по лестнице.
Ирка хотела было бросить ему оставшиеся от банкета стоматологов обрезки свиной лопатки и шеи, но увидела грозную морду бультерьера и стремительно улизнула в свою квартиру.
Квазимодо вылетел во двор, как космическая ракета вылетает в открытый космос. Все дворовое население бросилось врассыпную, оставляя территорию во власти взбесившегося бультерьера. Единственный, кто не пустился наутек, был Семен Петрович Зябликов. Он не мог убежать, потому что его лучший друг, его единственная любовь, сеттер Маруся оказалась прямо на пути Квазимодо.
Семен Петрович бросился навстречу страшному зверю, чтобы спасти Марусю, принять на себя предназначенную ей страшную участь… но он явно не успевал, Квазимодо бегал гораздо быстрее.
Семен Петрович зажмурился, чтобы не видеть Марусину гибель. Он схватился за сердце, ожидая услышать ее предсмертный вопль и кровожадное рычание бультерьера…
Секунды шли одна за другой, но ничего не происходило.
Тогда Семен Петрович опасливо приоткрыл один глаз.
То, что представилось его взору, было совершенно непостижимо.
Маруся кокетливо склонила голову набок и бросала бультерьеру томные взгляды из-под ресниц. Квазимодо остановился, как будто с размаху налетел на невидимую преграду, и смотрел на прекрасную сеттершу в полном обалдении. Его крысиный хвост слегка шевельнулся, на морде появилась неуверенная ухмылка. Прислушиваясь к тому, что творится у него в душе, бультерьер сделал несколько мелких шажков к Марусе. Она склонила голову на другой бок и подмигнула ему — что же ты медлишь, дорогой?
Квазимодо отбросил всяческие сомнения. Долгое заточение в пустой квартире и даже потеря хозяина были забыты им, как дурной сон. Бультерьер страстно облизнулся и подошел к Марусе вплотную. Она припала на задние лапы и отпрыгнула от него боком. Квазимодо сломя голову ринулся за прелестницей в туманную даль.
— Маруся, вернись! — причитал осиротевший Семен Петрович, но никто его не слышал.
— Весна, — сказал вышедший из подъезда капитан Мехреньгин. — Что уж тут поделаешь…
В восемнадцатой квартире стояла тишина. Старушки, боясь скандала и шума, дверь на лестницу не открыли, зато припадали к дверному глазку, отпихивая друг друга. Они видели, как вышел из квартиры давешний приветливый капитан милиции с такой странной фамилией, видели, как спускался по лестнице расстроенный участковый Павел Савельич, сопровождаемый невозмутимым слесарем Ахматкулом. Не ускользнуло от их внимания и появление двух кинологов в самом плачевном виде. Сестры переглянулись с непонятным выражением и тут же синхронно поджали губы, глядя на соседку Ирину из шестнадцатой квартиры, которая сердобольно хлопотала над одним из кинологов — маленьким и худым.
После того как на площадке все стихло и можно было оторваться от глазка, старушки посидели, помолчали немного, потом Клавдия Андреевна достала из буфета графинчик и две микроскопические рюмочки, а Глафира Андреевна — из холодильника блюдо с маленькими бутербродиками с красной икрой и копченой колбаской. Потом они удалились в комнату и благоговейно вынесли оттуда большую цветную фотографию черного с белыми лапками кота, увитую траурной шелковой лентой. Установив портрет на столе, сестры уселись напротив и налили в рюмочки домашнюю черносмородиновую настойку.
— Ну что, Клашенька, помянем Тришу.
— Помянем, Глашенька. Спи спокойно, родной наш. Теперь душа твоя угомонится.
Старушки выпили и закусили бутербродами.
— Да, Глаша, — жуя, и оттого невнятно заговорила Клавдия Андреевна, — все получилось очень удачно. А ты еще со мной спорила, что надо бультерьера отравить.
— Прости, Клаша, — повинилась Глафира Андреевна, — я как увидела, что он с Тришенькой сделал, прямо сама не своя сделалась. Думаю, жить не смогу, пока не отомщу!
