Иоанна Хмелевская - Колодцы предков
– Дура, если мы засыплем колодец, зачем тогда вспышка? Сюда все равно никто не придет.
– Значит, колодец можно оставить. Не знаю, что еще...
– Еще у нас есть второй колодец, – радостно напомнила моя мамуся.
– О, боже!... – вздохнул Ендрек.
– Я на самом деле приехала сюда раскапывать колодцы предков? – зловеще спросила Тереза. – Или других способов узнать, в чем здесь дело нет? Или это какое-то проклятие?..
* * *В Варшаву я в тот день не поехала, потому что куда-то пропала косметичка, в которой лежали все документы. Я вытащила ее из сумки, когда искала пилку для ногтей, положила на столик у окна и сразу не спрятала. Это было роковой ошибкой: оказалось, что сразу после этого Тереза прибирала в комнате.
– Это конец, – пожаловалась я Люцине и мамусе. – Там были мои права и документы на машину. Кажется, придется писать донос на Франека, будто он держит в доме секретные документы. Придут из контрразведки, произведут тщательный обыск, тогда косметичка и найдется. По-другому не получится.
Моя мамуся и Люцина обеспокоенно посочувствовали. Опыт всей нашей жизни показывал, что мои предположения верны. Там, где хоть раз прибирала Тереза, найти что-либо было невозможно. Очень много вещей пропало безвозвратно. Что еще хуже, Тереза не выносила беспорядка и занималась уборкой очень часто, пряча все, что лежало сверху, не уделяя ни малейшего внимания месту сокрытия. Как обычно, она заявила, что о косметичке впервые слышит, после чего обиделась на мои дурацкие претензии и удалилась на свежий воздух. В поисках мне помогали ее старшие сестры.
– Я с ней больше не живу, – сказала я твердо. – Под кроватями тоже нет. Люцина, поменяйся со мной местами.
– Ты что, я с ней тоже не живу. Она спрячет мои очки – я всегда оставляю их на виду.
– С тобой поменяется Ядя, – сказала моя мамуся, – у нее ангельское терпение, мы вместе можем поменяться.
Обыскав верх шкафа, я слезла с кресла и задумалась.
– Нет, ничего не выйдет. Та комната больше. Кроме того, с тобой я тоже не живу, ты с четырех утра шелестишь газетами. Люцина, поменяйся с Терезой, скажи ей подипломатичнее, что ты их не выносишь, пусть она окажет тебе услугу.
– Отлично, я их действительно не выношу: Ядя храпит, твоя мать шелестит, а по вечерам они заставляют меня выключать свет...
Тереза охотно услужила Люцине, пояснив, что никак не может со мной ужиться. Я с облегчением подумала, что наконец-то смогу все раскидывать. Понадеявшись, что при переезде косметичка найдется, я отказалась от дальнейших поисков, но вечером надежды оказались напрасными. Я все еще была лишена прав.
Зато Марек получил информацию о Больницком. Сельские ребятишки сообщили, что, во-первых, чужой мужик, выглядевший как жертва катастрофы, умывался в корыте для скота на краю села, а во-вторых – чужой мужик уехал на мотоцикле, который был спрятан за курятником соседа Франека. По дороге мужик стонал и вел мотоцикл одной рукой. Марек сообщил, что не собирается тратить время на пустяки и во вторник, на рассвете, скрылся.
Косметичка нашлась тоже во вторник, к полудню. Точнее, ее нашла Ванда, которая собирала вещи для стирки. Вытащив из шкафа свой купальный халат, она обнаружила косметичку в кармане. Перед этим халат висел под моим плащом, но мне не пришло в голову его проверить, хотя карманы плаща я прощупала. Прижав к себе вновь обретенные документы, осознавая всю важность своей миссии и наполнившись новыми надеждами, я отправилась за вспышкой.
Обладателем вспышки был один из моих друзей – Тадеуш. До Варшавы я добралась уже к вечеру, в конторе его не застала, а телефон дома не отвечал. Поэтому, чтобы хоть что-то выяснить, пришлось ехать прямиком к Еве – его подруге. Оказалось, что Тадеуш поехал к слесарю в Миланувку, где должен оставить автомобиль и вернуться поездом. Я знала и слесаря, и как его найти. Поездом Тадеуш мог возвращаться бог знает сколько времени, и я предложила за ним съездить.
Ева охотно согласилась. Выходя из ее флигеля, я увидела какого-то парня, стоящего посреди двора и разглядывающего довоенную часовенку. Я сентиментально вздохнула:
– Каждый раз, когда я к тебе прихожу, мне вспоминается двор моего детства, – сказала я поворачиваясь к Еве. – Он выглядел точно так же и был совсем рядом, на Хмельной сто шесть...
– Сволочь!!! – возмущенно заорала Ева вместо ответа.
Парень возле часовни повернулся, как пораженный молнией. Ева погрозила кулаком в его сторону и топнула ногой.
– Домой, сволочь! Где ты шляешься по ночам?!..
Я слегка удивилась, в голове мелькнула мысль о Тадеуше. Но не разобравшись в явно интимной ситуации, я тактично промолчала. В глаза бросилось выражение лица обруганного человека. Он выглядел одновременно алчным, страшно удивленным и полностью остолбеневшим. Ева продолжала грозить ему кулаком и топать ногами.
– Ты знаешь его? – спросила я с подозрением.
– Кого? Сволочь?! Конечно же?!..
– Господи, ну почему сволочь? Выглядит он довольно пристойно!.. Ты про него не рассказывала...
– Про кого... О, боже!..
Из-за спины человека выскочил большой, красивый, абсолютно черный кот, шмыгнул по двору и запрыгнул прямо в открытое окно. Повернувшийся к нам молодой человек казался парализованным. Испуганная и сбитая с толку Ева окаменела. Я сразу поняла в чем дело.
– Я понимаю, что ты слегка пожурила своего кота, – съехидничала я. – А теперь объясни этому человеку, что ты ругала не его, а то как-то глупо получается.
Ева сразу пришла в себя, два раза шагнула и, не задумываясь, сделала реверанс, точно так же, как исполняла его двадцать лет назад.
– Моего кота зовут Сволочь. Вы извините, но он вчера не ночевал дома, пришлось сказать ему пару слов, очаровательно объяснила она. – Это относилось не к вам. Прошу прощения.
Человек отреагировал достаточно необычно. Не обращая внимания на очаровательную Еву, он бросился к нам и уставился на меня.
– Кто вы?!!! – взволнованно заорал он.
Теперь пришла моя очередь остолбенеть. Я не могла так сразу сказать, кто я. Идиотский вопрос, я – никто. Ева начала подозрительно фыркать.
Парень ответа не ждал:
– Вы сказали, что жили на Хмельной, сто шесть!!! Где люди с Хмельной, сто шесть??!!! Может, вы их знали?! Может, вы слышали фамилию Влукневский?!!..
Я пришла в себя также быстро, как перед этим Ева, и мне стало жарко. Конечно, это был он, совпадающий с описанием Франека, тот, что спрашивал про нас весной. Молодой, высокий, худой, с темными волосами.
– Вас интересует Франтишек Влукневский? – осторожно спросила я.
– Франтишек!.. О, боже! Вы его знали?!..
– Так сложилось, что он был моим дедом, – сказала я сухо, осторожно приглядываясь к нему, пытаясь побыстрее оценить – негодяй он или порядочный человек. – Мы уже знаем, что вы были у Франека. Надеюсь, вы объясните, в чем тут дело?
– Ты его знаешь? – поинтересовалась Ева.
– Нет, но я про него слышала. Он искал нас у родственников.
– Прабабки?
– Нет, прадеда.
– И чего он хотел?
– Откуда мне знать? Вся семья уже целый месяц ломает над этим голову...
Мы могли продолжать разговаривать на любую тему, поскольку этот тип был ни на что не способен. Возможно, у него отнялась речь. Он замер, всматриваясь в меня, как в икону, на лице его застыла маска восторженного недоверия. Я подумала, что он навсегда останется стоять памятником у Евы во дворе и будет мешать прохожим. Надо ему помочь:
– В том, что я внучка своего деда, нет ничего удивительного – осуждающе заметила я, – теперь можете расслабиться. Да издайте же хоть звук!
Парень издал звук. Таких последствий своего невинного предложения я не ожидала! Над довоенным двором разнесся могучий звериный рев, молодой человек сошел с ума – он хлопнул в ладоши, притопнул, исполнил что-то среднее между чардашем и канканом, дополняя все элементами разбойничьих плясок. Гремящий протяжный рев перерос в радостные выкрики, что привело к появлению в окнах многочисленных зрителей. Наконец, запыхавшись, он немного овладел собой. Он позволил увлечь себя к дверям, на этом, из-за соседей, очень настаивала Ева. Горячо, беспорядочно и совсем непонятно он объяснил мне, что мечтает о потомках моей бабки – Полины Влукневской. Они снятся ему по ночам, он должен с ними увидеться, должен, и все тут! Во всем мире для него это единственные люди, достойные внимания!
Длилось все это довольно долго, до тех пор, пока мы не достигли какого-то взаимопонимания. С большим трудом я добилась от этого психа его персональных данных. Звали его – Михал Ольшевский, он был смотрителем музея в Ливе. В Ливе!.. Почти у нас под носом. Я пыталась выведать еще что-нибудь, но псих не хотел разговаривать. Он издавал только радостный восклицания, свидетельствовавшие о том, что дело поразительно важное. Принимая во внимание количество трупов, я легко этому поверила.
