Пьер Сувестр - Любовные похождения князя
Свои рассуждения необычный тип заключил взрывом жизнерадостного смеха.
– Самое забавное, – продолжал он вскоре, – что все живы! Рабочий Морис попросту всех надул, по причинам, кстати, мне неизвестным. А я еще раз надул, заставив поверить в смерть Оливье, то есть в свою собственную кончину! И, наконец, я всех надул в третий раз, выдавая себя за несуществующего Жака Бернара и продавая собственные скопившиеся творения… Самое главное, что я на этом прилично подзаработаю, черт возьми, получу свои кровные, в которых уже начинаю испытывать необходимость и которые мне пригодятся для серьезных дел.
Необычайный Жак Бернар, автор невероятнейшей буффонады, ибо его хитроумное поведение было ничем иным как буффонадой, резко оборвал себя:
– Тьфу! Размечтался. А время-то идет. Мне еще разносить товар, а первоначальные запасы подыстощились. За работу! Черт возьми! Первым делом, где взять пьеску, которую я обещал этому милейшему Мике? У меня ничего такого готового нет…
Представитель богемы на мгновение заколебался, затем принялся копаться в груде книг, сваленных в углу комнаты.
– Черт! – бормотал он. – Спишу что-нибудь у Мольера, Расина, Вольтера или Корнеля. Раз пьеска пойдет у мадам Алисе, перед публикой литературной, мне нечего смущаться. Уверен, эти молодцы придут в обалдение, не заметят подлога…
Глава 9
ЛЮБОВНИЦА МОРИСА-ОЛИВЬЕ
Мадам Беноа, проводив профессора Арделя до лестничной площадки, вновь с тревогой спросила:
– Господин доктор, что вы все-таки думаете?
Корифей науки, который, несмотря на бесконечную занятость, примирился с задаваемыми по нескольку раз вопросами, отвечал с доброй улыбкой:
– Я уже говорил, мадам, и еще раз повторяю то, что сказал больной: она может считать себя совершенно здоровой!
Мадам Беноа, все еще волнуясь, уточнила:
– А надо ли опасаться осложнений, о которых вы говорили позавчера?
Профессор категорически возражал:
– Нет, мадам! Можете ничего не бояться! Больная вне опасности, абсолютно вне опасности, кроме того, она уже не больная, а выздоравливающая, почти здоровая…
Мадам Беноа вздохнула с глубоким облегчением.
– Спасибо, господин доктор! – изрекла она. – Не могу даже выразить, насколько я вам признательна, я так беспокоилась за бедняжку.
Профессор Ардель, машинально спустившись на несколько ступенек, на миг задержался, чтобы возразить достойной женщине.
– Я только исполнял свой долг, мадам, – заявил он, – однако, ваше беспокойство понятно, в начале болезни я и сам был сильно озадачен. Симптомы были тревожными, очень тревожными, я не скрывал от вас своих подозрений, и, надо признать, мы находились на грани воспаления мозга. Прощайте, мадам…
Доктор спустился еще на несколько ступенек, за ним следовала мадам Беноа:
– Доктор, а каким должен быть режим?
– О! Она может уходить, приходить, когда ей угодно. Единственное условие – не переутомляться… и никаких волнений, проследите за этим, пожалуйста… До свидания, мадам…
Профессор Ардель преодолел две трети лестницы. Незаметно взглянув на часы, он был вынужден вновь остановиться: неугомонная мадам Беноа переспросила:
– Вы еще придете, господин доктор?
Ардель отрицательно покачал большой светлокудрой головой:
– В этом нет никакой необходимости, мадам.
На сей раз он уходил окончательно, но, сойдя с лестницы, уже по собственной воле задержался и, повысив голос, посоветовал мадам Беноа, которая тем временем брела наверх:
– И пусть через недельку зайдет ко мне в консультацию. Я принимаю каждый день, с четырех до шести.
Профессор Ардель, несмотря на громкое имя, человек еще молодой, стремительно прошел небольшой вестибюль скромного строения, пересек узкий тротуар и вскочил в автомобиль, который бесшумно тронулся, всполошив всю улицу Брошан, – появление здесь столь роскошной машины было в диковинку.
После последних слов профессора воспрянув духом, мадам Беноа тихонько вернулась в квартиру. Она прошла в комнату дочерей и, не произнося ни слова, немного волнуясь, замерла на пороге.
Фирмена стояла возле открытого окна. Девушка, еще до конца не окрепшая, с бледным личиком, которое придавало ей особое очарование и утонченность, застыла в мечтательной позе, обратив отрешенный взор к небу.
Девушка грезила; ее грудь часто вздымалась, словно ее пронзала тупая боль, давила непомерная тяжесть.
Мадам Беноа, нежно поглядев на дитя, легонько пожала плечами, чуть слышно позвала:
– Фирмена!
Будто стряхнув наваждение, девушка вздрогнула, обернулась.
– О чем задумалась, милая моя крошка? – спросила мадам Беноа.
Глаза девушки наполнились слезами. В инстинктивном, непроизвольном порыве Фирмена поднялась, двинулась к матери, уронила голову на грудь доброй женщины и дала волю слезам.
Мадам Беноа усадила ее к себе на диванчик; она гладила чудесные белокурые локоны, прижимала ее к груди, баюкала, как малышку. Мать нашептывала своему дитя:
– Ну что ты, Фирмена, что ты, не надо так убиваться, деточка моя, ты же только что опасно болела, ну же, все в прошлом… Ты еще молодая, забудешь…
Фирмена натужно улыбнулась и вновь задохнулась в рыданиях:
– Мама, я так любила Мориса!..
Мадам Беноа сделала неопределенный, усталый жест.
О, безусловно, кому как не несчастной вдове было знать, что при столь жесточайших обстоятельствах утешение может принести только смерть. Но инстинкт и опыт подсказывали ей, что надо стараться избавиться от печальных воспоминаний, призвав им на смену надежду, ибо все на этом свете лишь грусть и отчаяние…
Она завела разговор на другую тему.
– Доктор Ардель, – нежно прошептала она, – прекрасный врач и замечательный человек; бедная моя крошка, без него тебя бы уже не было в живых… Он так самоотверженно ухаживал за тобой.
Вспомнив о внимании, которое так щедро уделял ей блестящий медик, Фирмена улыбнулась.
– О, да, – в искреннем порыве признательности заявила она, – он был с нами так добр, я его очень люблю! И потом, я теперь чувствую себя совершенно здоровой, прошли боли, ломоты, мигрени…
Несмотря на бледность, девушка и в самом деле выглядела неплохо. Юность взяла свое, одержала победу, природа оказалась сильнее болезней, здоровье восторжествовало над скорбью.
Мадам Беноа невзначай обмолвилась:
– Кстати, Фирмена, надо бы поблагодарить и того, кто… того… человека, который прислал доктора Арделя, без него…
Было видно, что добрая женщина пребывает в замешательстве. Девушка, мучительно содрогнувшись при первых словах, совладала с собой; она поддержала мать.
– Да! – произнесла Фирмена. – Виконт проявил большую доброту; я прекрасно понимаю, что обязана ему спасением…
Мадам Беноа, довольная оборотом, который принимал разговор, продолжала нахваливать светского богача, не чувствуя двусмысленности своего положения, ибо мысли достойной женщины были поглощены лишь одним, о единственном болело ее сердце: о счастье и здоровье своего ребенка!
Она продолжала:
– Этот мужчина такой деликатный, изысканный и очень тактичный; нелегко ему было прийти сюда, говорить о тебе со мной, твоей матерью, но пока ты болела, он очень помогал, при этом не покоробив моих чувств, не поставив нас в неловкое положение.
Фирмена согласно кивнула.
– Ты должна его полюбить, Фирмена! Он так любит тебя!
Опасаясь, что дочь взбунтуется, нежная мать быстро продолжала:
– Знаешь, он советовал отправить тебя в деревню, на море или в горы… Вот было бы замечательно!.. Конечно, если ты захочешь, он может тебя сопровождать… он готов в любую минуту последовать за тобой…
Фирмена отстранилась от матери; теперь она смотрела недоверчиво, беспокойно, с некоторой злобой.
– И кому же он это сказал? – сурово спросила она. – Тебе?
Мадам Беноа отрицательно покачала головой, затем, словно пойманная за руку школьница, потупив глаза, пролепетала:
– Нет, не мне! Марго…
– Марго? – переспросила Фирмена с ироничной улыбкой. – И эта девчонка позволила себе…
– Не говори плохо о сестре, – перебила ее мадам Беноа, – ты ведь ее знаешь, это пустоголовый ребенок, к тому же болтливый, бесцеремонный… Виконт не смел сюда часто показываться, через Марго узнавал новости. Тебе не надо объяснять, малышку хлебом не корми, дай поточить язык. Они прекрасно поладили.
Женщины замолчали. Мадам Беноа с тревогой вглядывалась в лицо Фирмены, пытаясь угадать, какие разноречивые мысли скрываются за ее задумчивым челом.
Наконец Фирмена прошептала:
– Я попытаюсь, мама… Обещаю тебе, я попытаюсь его полюбить!.. То, что виконт сделал, меня трогает, трогает до глубины сердца…
Через несколько мгновений Фирмена надела шляпку и накинула на плечи длинный шарф.
– Ты куда? – с тревогой спросила мадам Беноа. – Ты куда-то собралась?..
