Михаил Петров - Гончаров попадает и притон
– Где он?
– Сейчас увидишь, только не перебивай. Этот пиджак я нашел у одной проститутки, но она, судя по всему, ни при чем. Она привела тогда Генку в божеский вид и посоветовала подняться в трактир не пешком, а на машине. Он подошел к стоянке и попросил подвезти его. И тогда какая-то женщина, окликнув его по имени, предложила свои услуги. Он сел в «четверку» на то самое место, где сидишь ты. И машина эта была та же самая, сейчас ты на ней едешь.
– Господи, но чья она?
– Она в угоне с тридцатого июля. То есть ее угоняли не для продажи, а для того, чтобы на ней увезти твоего брата. Под твоим сиденьем установлено два электрошока. Очевидно, его сначала парализовали, а уж потом… Но давай-ка отвлечемся.
– Что значит – отвлечемся? Он жив?
– Не знаю. Давай поговорим о тебе и о твоей фирме. Кто, кроме тебя, имеет в банке право второй подписи?
– Генка.
– Значит, если ты умрешь, то право будет иметь твой брат и… Кого он приблизит, как ты думаешь?
– Думаю, он остановит свой выбор на Семушкине, сам-то он в бизнесе ни черта не смыслит.
– А твой личный капитал, как распределится он?
– Половину ребенку, а половина Генке, такое условие подписано.
– Теперь прорабатываем второй вариант. Погибает твой брат, кого предпочтешь ты?
– В смысле?..
– Кому доверишь право второй подписи?
– Своему экономисту.
– А что получится с личными сбережениями брата?
– Они целиком отходят мне. У нас никого больше нет.
– Мой тебе совет. Не отдавай право подписи своему экономисту. Ни под каким видом.
– А с какой стати? Да я и не смогу это сделать, пока жив Генка.
– Гена мертв. Все, приехали. Выходи.
– Как мертв, он же убийца?
– Нет, он не мог быть убийцей, потому как сам был убит в ту ночь второго августа.
– Но отпечатки, следы крови. Кругом отпечатки его пальцев. Меня же затрахала ваша милиция. Говорили, что я скрываю убийцу.
– Но ведь ты в это не верил.
– А факты, улики, куда деться? Я уже начал верить.
– Зря, но выходи, приехали.
– Что это, какая-то свалка.
– Свалка. Здесь и нашли твоего брата мертвым.
– Когда?
– Сегодня.
– Кто?
– Вот те ребята. Подойди к ним. Скажи хоть спасибо или что… Потом мы с тобой еще обговорим детали.
Окаменев, как на ходулях, Вован подошел к бульдозеру. Мужики, чуя дармовую выпивку, засуетились, принялись наперебой описывать процесс обнаружения и состояние трупа.
– Константин Иванович, я здесь, – тронул меня за плечо Макс. – Ваше поручение выполнил. Все в машине.
– Ты пиджак не оставил?
– Нет, на заднем сиденье валяется. Что предстоит сегодня?
– Сейчас решим.
Вован по-прежнему тупо смотрел в землю, словно до него не доходил смысл сказанного. А по обширному мусорному полю уже тут и там, словно сурки, сновали человеческие фигурки, собирая, сортируя, выбрасывая или складируя понравившееся барахло.
Пора и мне было браться за работу.
– Владимир Петрович, время не ждет, – окликнул я застывшую долговязую фигуру.
И он так же, беспрекословно повинуясь, на деревянных ногах поплелся к нам. По дороге остановился, выложил на гусеницу денежный пресс и поклонился куда-то в глубь мусора. Стакан водки я держал наготове. Не думал я, что этот циник полупреступник так расквасится. Мне казалось, он отреагирует спокойнее.
– Держи, Вован, помяни брата.
– Да, да, конечно.
Захлебываясь, он выпил стакан, вылив остатки в мусор.
– Устрою я поминки, они у меня слезами кровавыми умоются. Найди их, Гончаров. В долгу не останусь.
– Об этом поговорим часа через два. Сейчас езжай в свой трактир и жди меня там. И запомни, никаких подписей. Макс, отвези его в тот ресторанчик и следи. Никуда ни на шаг от него не отходи. Будет просить водки, выбирай бутылку из кладовой сам, но много не давай. Я приеду через час-полтора. Здесь надо поболтаться.
Ефимов расщедрился и прислал аж пять бутылок. Батон колбасы и три булки хлеба. В придачу я забрал у Макса вчерашний набросок портрета Жоры. Некрасивое это занятие – при помощи водки выуживать информацию у людей и без того ущербных, Богом обиженных. Но действует практически безотказно.
Первой подошла женщина неопределенных лет, одетая в обноски с определенным запахом, унылая и с явной грустью в глазах.
– Покойничка поминаете?
– Поминаю, сестра, – смиренно согласился я.
– А кем ему будете-то?
– Дядюшкой.
– А не нальете стаканчик, я б тоже помянула.
– Отчего же не налить, помянуть – дело святое.
Она, манерно отставив мизинчик, разом хряпнула сто пятьдесят и не спеша, с достоинством удалилась. И тут на меня, как на Бастилию, двинулась невесть откуда взявшаяся толпа. Да не хватило бы и пяти ящиков! Поэтому я поспешно закрылся в машине, через стекло выбирая информатора действительно знающего. Десятка полтора бродяг терлись вокруг машины, словно под ней лежала самая вкусная корочка сыру. Наконец до моих ушей дошел нужный мне разговор.
– Ты че, вообще, что ли? – говорил он.
– А я тебе говорю, точно она, – доказывала женщина.
– Иди ты! Станет он второй раз приезжать?
– Да я и номера-то помню: сорок восемь сорок пять.
– Это ты сейчас увидела.
– Мудак, как я их могу увидеть, когда сбоку стою. Зайди и проверь.
– Точно. Галка, давай-ка отсюда!
– А мужик-то не тот.
– Да. Тот постарше был.
С независимым видом я вышел из машины. Парочка отпрянула. Я не торопясь открыл капот и бесцельно подергал свечи, проверил масло, открыл радиатор и засунул туда палец. Парочка осмелела, подошла поближе, стараясь заглянуть поглубже вовнутрь салона, где на заднем сиденье рефлекторным раздражителем лежало четыре пузыря водки.
– Выпить хотите? – спросил я как можно обыденней.
– Еще чего? – заартачился мужик.
– Не хотите – не надо, – послушно согласился я, захлопывая капот. – А то племянника помянули бы. Убили его здесь. Вот на этой машине привезли и убили.
– Я же тебе говорила, что та самая машина, а ты… Можно и помянуть.
– Ну, садитесь тогда. – Я открыл дверцу.
– Нет, может быть, лучше к нам зайдем?
– Куда? Куда к вам? – спросил я, искренне ошарашенный.
– Это недалеко, как раз в том месте, где закопали вашего племянника.
– Ну, вы идите, а я за вами поеду.
Метров через сто они остановились, приглашая меня следовать за ними. Только куда, я так и не понял. Но все-таки вышел и наконец сообразил, о каком жилище шла речь. В яме глубиной метра полтора на куске рубероида стояли два платяных шкафа. Сдвинуты они были задними стенками, а сверху тоже прикрыты рубероидом. Фантастика!
– Заходите, – любезно пригласили радушные хозяева.
– Да ведь мы там не поместимся.
– Не скажите, мы вшестером помещались и даже спали.
– Нет уж, садитесь лучше в машину.
С опаской, но они все-таки влезли на заднее сиденье, и я тут же пожалел о своем гостеприимстве. Удушливый смрад, казалось, навечно овладел салоном. Я поспешно откупорил приманку, влил в них по полбутылки, после чего предложил прогуляться.
– Расскажите мне все о последних минутах жизни моего племяша.
– Ну че рассказывать, вон там его зарыли, даже не зарыли, закидали всякой всячиной. Знали, что там «КамАЗы» – мусоровозы разгружаются. Так оно и было, на следующий день его засыпали так, что не докопаться. А три дня назад бульдозер пришел, стал разравнивать кучи, вот он и вылез.
– А кто его привез?
– Двое, мужик да баба. Галка услышала шум и меня разбудила. Я выглянул. Гляжу, подъехала эта машина и связанного мужика из кабины, значит, вытаскивают.
– С какого сиденья?
– С переднего. А он живой еще, значит, слазить не хочет, тогда мужик его чем-то по голове стукнул, он и вывалился. Они его к фарам подтащили. Фары не шибко горели, не ярко. Тут баба говорит, дескать, давай скорей, утро скоро. Мужик достал ножик и начал ему, значит, руку отрезать. Он как закричит. Не надо, мол, я все сделаю, буду слушаться. А баба говорит, мол, что ты нам мертвый нужен.
– Не так она сказала, – вмешалась Галка. – Она сказала: «Мертвец, ты еще будешь жить!» Ну а потом, само собой, мужик его убил.
– Как?
– Он ему голову резко крутнул. Говорит, чтоб крови меньше было. Баба тогда засмеялась и говорит: «Крови, дядюшка, еще много будет». Мужчина, а можно нам еще выпить?
– Да-да, конечно, – с готовностью побежал я к машине, схватил бутылку водки, булку хлеба и батон колбасы. – Вот ешьте, пейте, только сначала дорасскажите.
– А че дорассказывать-то? Опять мужик стал у него руки отрезать.
– Как?
– Почти от локтя, кожу подрезал и осторожно, значит, как будто кроличью шкурку сдирал, содрал до пальца, а потом всю руку с костями отрезал.
– Кисть, что ли?
– Во-во, кисть. Говорит бабе: «Остальное дома сделаю, аккуратно надо, чтоб не порвалась». Отрезал он одну, положил в полиэтиленовый мешок и отдал бабе, а та, довольная, смеется, говорит: «Золотые мои рученьки». Потом, значит, вторую точно так же отрезал и тоже в пакетик положил. Говорит бабе: «Принеси воды, чтобы кровь смыть».