Ольга Степнова - Своя Беда не тянет
— Пропала Элка, — сообщил он тоном, каким говорят, что несовершеннолетняя дочь не пришла ночевать домой.
— В смысле?
— Приехала ко мне туда в шесть, как только стемнело, сказала «У меня поживешь», увела, в машину посадила и сюда привезла.
— Да, — засмеялась Салима, — Женечку сюда привела и говорит: «Вот, знакомьтесь, опасный преступник, за убийство сидел, теперь у меня жить будет!» Только какой же он опасный, если его все время бьют?! — Она опять утерла уголком фартука кровоточащий Женькин нос.
— Где Элка? — спросил я, стараясь быть терпеливым.
— Да ух ты господи, пропала! — Женька попытался встать на ноги, но не удержался и съехал по стенке вниз. — Пошла погулять с собакой и нет ее уже часа три.
Ясно, Беда решила попугать девушек очередным уголовничком, а сама смотала удочки, в надежде, что ташкентские девицы в панике съедут с ее квартиры, и дай бог, умотают в свой Ташкент. Как же она могла, не предупредив меня, распорядиться, что делать с Женькой!
Я поднял с пола темные розы и прямо в ботинках прошел в квартиру. Перешагивая через баулы, я добрался до кухни, нашел там трехлитровую банку и сунул в нее цветы.
— Все бы ничего, — приплелся за мной на кухню Женька, — только ушла она в домашних тапочках, без шапки, и одета налегке!
— Она всегда налегке, — отмахнулся я от него. — К подруге поехала.
— С собакой? — удивилась Салима. Надира так и стояла в коридоре, словно каменная баба. Она меня боялась.
— С собакой. На машине.
— Не, — замотал головой Женька, — вон машина ее под домом стоит. Она меня на ней сюда привезла.
Я выглянул в окно, старенькая «четверка» стояла у подъезда. Я вытащил сотовый Ильича и набрал номер мобильного Беды. «Абонент временно недоступен», — сообщил равнодушно-услужливый голос.
— Абонент временно недоступен, — вслух повторил я для всех. — Да не волнуйтесь вы, Элка абсолютно безбашенная особа, она может в одних тапочках, с собакой, на такси укатить ночевать к подруге!
— Ну, тебе, наверное, лучше знать! — беспокойство испарилось с Женькиного разбитого лица.
— Мальчики, кушать?! — засуетилась Салима у печки.
— Неплохо было бы, — оживился Возлюбленный. — Неплохо.
Но мне не захотелось составить им компанию. Мне вообще ничего не хотелось. В коридоре я отодвинул изваяние-Надиру и вышел из квартиры.
— Эй, а мне что делать? — крикнул Женька мне вслед.
— Сиди тихо, кушай и не высовывайся. Жди Элку. Надеюсь, она знает, что делает.
Я хотел поехать в сарай, но по дороге передумал, представив, что полночи мне придется топить буржуйку, а потом мерзнуть в плохо прогретых стенах. Я приехал в квартиру к Ильичу, час провалялся в его джакузи, и завалился спать на просторном диване, не воспользовавшись постельным бельем.
Пару раз я набирал номер Беды, но автоматическая дама сменила репертуар, заявив, что «абонент отключил телефон». Я набрал ее домашний, но Салима, взявшая трубку, вздохнув, сказала, что Эллочки дома нет, что она первый раз не ночует дома.
Я поразмышлял над этим фактом и решил, что Беда завела любовника. Он был на машине и забрал ее от подъезда в тапочках и с собакой. Она завела любовника, и это ее ответ на мой геройский прыжок с балкона. Черт с ней. Нужно только забрать собаку. Это моя собака.
* * *Проверки все-таки нагрянули.
На следующий день заявилась шумная комиссия из районо, и меня колбасили по полной программе: акты проверки, отчеты, прочие важные бумаги. Мне было простительно чего-то не знать или не ведать: ведь я же все-таки и.о. К полудню я обезумел, пошел перекусить в буфет и встретил там Ритку, которая брезгливо ковыряла манную кашу в тарелке.
— Ну, как? — кисло спросила она.
— Повешусь, — ответил я.
— Я тоже, — кивнула она. — У нас все на ушах, ищут твоего бомжа, ориентировки на каждом углу. С сегодняшнего дня объявлена операция «Сигнал», прочесывают все подвалы, чердаки и теплотрассы. Странно он как-то сбежал. По черной лестнице. Про нее только свои знают, и то, там дверь редко бывает открыта, только когда мусор выносят в контейнеры. — Она посмотрела на меня своими сверлящими глазами, и мне стало нехорошо. — И ведь кто-то на машине его там поджидал. Кто? Ведь не дружки же бомжи!
— Почему на машине? — я старался не смотреть ей в глаза. — Может, он ногами удрал?
— Наши там в округе такой чес устроили, что ногами бы он не удрал. И потом, видели, как двое в какую-то иномарь скакнули и с места рванули. Какую — не рассмотрели, темно было. Нет, все было запланировано.
— Да? — я, наконец, смог в упор уставиться на нее. — И землетряс запланирован? Ведь не тряхни вовремя, не случись паники, фиг бы он удрал!
Я смотрел на Ритку, а Ритка на меня — своим фирменным ментовским взглядом.
— А откуда ты, Дроздов, знаешь, что Возлюбленный сбежал во время землетряса? По телевизору об этом не докладывали.
Я открыл рот, закрыл, и мысленно попросил алтайских богов, чтобы и сейчас тряхнуло хорошенько. Я так привык, что трудные моменты моей жизни подкреплены подземными толчками!
— Я не знаю, я предположил. А что, было не так?
— Ладно, — Ритка отодвинула от себя тарелку с кашей. — Пойду я. Кстати, там твоя собака по двору круги пишет, ко всем бросается, скулит, тебя ищет.
— Рон?!
— Ну да. У тебя, что, две собаки?
— Собака одна. Имени два.
— Ну, это мне неведомо. — Она опять придвинула тарелку с кашей и ковырнула в ней вилкой. Впервые за все время общения с ней я услышал в ее голосе раздраженные нотки. Но мне некогда было думать об этом. Все-таки, Ритка была женщина, хоть и мент, и она имела право на перепады настроения.
— Держи, — я ссыпал ей в тарелку свои котлеты, но она не оценила мой рыцарский жест и мрачно заявила:
— Я на диете.
— Врешь, у тебя зарплата маленькая, — пошутил я, но Ритка не засмеялась в ответ, как всегда, а вилкой молча продолжала ковырять манку. Я уже пошел, когда она меня окликнула:
— Эй, Дроздов, тире Сазонов! Ребята из уголовки говорят, там много разных пальцев.
— Где?
— Да на пистолете этом, Макарове. И это пальцы не только бомжа этого.
Я разозлился.
— Ты не боишься разглашать служебную информацию?
— Не боюсь. — Она снова отодвинула от себя тарелку. — Убийство в школе! Дело на контроле у генерала.
Зачем она мне это сказала? Затем, что я — подозрительный тип с двумя фамилиями и темным прошлым. Я развернулся, и строевым шагом ушел из столовой.
В школьном дворе действительно носился Рон и громко лаял. Вообще-то, Рон не был брехливой собакой, поэтому я удивился тому, что он оглашает окрестности своим собачьим басом. Еще я удивился тому, что он был очень грязный. Его длинная белая шерсть свалялась серыми сосульками, которые появлялись у него осенью, в очень дождливые дни, когда на улице были грязные лужи. Сейчас кругом лежал белый снег, и я разозлился на Беду: где она таскала собаку? И с какой радости он прибежал? Рон бросился на меня, чуть не сбив с ног, и громко заскулил. На нем был ошейник, но не было поводка. Я оглянулся вокруг — может, и Элка бродит где-нибудь рядом? — но никого не увидел. Я открыл сарай, запустил туда Рона и сел на лежак. В дверь постучали, на пороге появилась Марина и сочувственно сообщила:
— Глеб Сергеевич, комиссия тир закрыла и опечатала. Говорят, до выяснения обстоятельств.
— Хрен с ним, с тиром, — я махнул рукой, давая понять, что она свободна, но Марина мялась на пороге.
— Хрен с ним, — повторил я жестче и набрал номер мобильного Беды.
«Абонент отключил…»
Я набрал домашний.
— Эллочки нет, Женечка спит, — грустно сообщила Салима.
Я набрал рабочий.
— Тягнибеда на работу не вышла, — сообщил голос, похожий на «абонент отключил…»
Я припомнил телефон ее подруги Ленки.
— Понятия не имею, — сказала Ленка простуженным голосом и добавила: — На твоем месте я бы не волновалась.
Я не стал уточнять, что она имеет в виду.
— Глеб Сергеевич, — только тут я заметил, что Марина еще не ушла.
— Что? — заорал я. — Что еще?
Марина вздрогнула, и глаза ее опасно повлажнели. Черт, я все время забываю, что не на плацу, а в женском коллективе.
— Извини, я думал, ты ушла.
— Там, — она махнула рукой в сторону школы, — один ученик стоит на подоконнике четвертого этажа и говорит, что спрыгнет, если ему… — она замолчала.
— Ну?! — я вдруг понял, что вполне могу залепить ей — жеманной и медлительной — звонкую пощечину.
— Если ему не принесут героин.
Я выскочил из сарая и помчался к школе.
— Глеб! — запищала сзади Марина. Я оглянулся на ходу. Она пыталась побежать за мной, но вместо этого дергалась на месте, словно прибитая к полу. Я вернулся и увидел, что высокая шпилька ее сапога намертво застряла в щели между досками пола. Рон отчаянно лаял: на меня, на Марину, на весь белый свет. Никогда в жизни он так не лаял. Я схватил Марину за ногу и дернул вверх. Она заорала, каблук отделился от пола.
