Дарья Донцова - Но-шпа на троих
Где сейчас Славка, Анюта не знает, но она теперь больше не ходит украшенная синяками, а ее дочка перестала плакать по ночам. Анюта поняла, что жизнь с алкоголиком бесперспективна, и решила проблему. Поэтому, уж извините меня за резкость, каждая жена достойна своего мужа, и если он над вами издевается, то вам это нравится. Многие женщины любят жаловаться на жизнь, но не делают ничего для того, чтобы изменить свою судьбу, а под лежачий камень, как известно, вода не течет. И потом, дорогие мои, вы что, хотите, чтобы дети повторили вашу судьбу? Статистика жестокая вещь, специалисты-психологи хорошо знают: семьдесят процентов девочек, видевших в детстве пьяного отца, выходят потом замуж за людей, у которых вместо сердца бутылка, а столько же мальчиков тянутся к водке уже в подростковом возрасте!
Словно подслушав эти мысли, Ксюша горестно вздохнула:
– Хорошо, хоть детей у нас нет. А то самой мучиться и ребенка на плечах тащить!
Я решила промолчать, убеждать Ксюшу в чем-либо бесполезно, да и поздно уже, Павлика-то нет!
– Теперь мне его хоронить надо, – тянула вяло Ксюша, водя пальцем по столу, – вот, не знаю только, что делать с поминками.
– В каком смысле?
– А в прямом. Устраивать или нет?
– Надо же человека проводить, – рискнула я высказать свое мнение, – совсем необязательно закатывать пир на весь мир. Позовите друзей, курочку пожарьте, салатик сделайте, не так уж и дорого выйдет!
– У нас никого нет, – слабо отозвалась Ксюша.
– Совсем? – удивилась я.
– Да, родители Павлика умерли, мои тоже, вся родня ушла, только я и осталась.
– Тогда друзей соберите.
– Павлик всех растерял, а тех, кто с ним водку хлебал, звать не стану! – неожиданно сердито воскликнула Ксюша.
Внезапно мне стало жаль этого Павлика, ну есть же христианские обычаи!
– Своих подружек позовите.
Ксения еще шире открыла глаза:
– У меня их нет!
– Коллег по работе.
– Я не работаю.
Я растерялась:
– Почему? Болеете?
– Не считаю нужным.
Было отчего удивляться.
– Но на что же вы живете?
Ксюша пожала плечами:
– Мне мало надо, практически ничего!
– Но все же! Хоть раз в два дня есть хочется, одеваться нужно, за квартиру платить.
Ксения презрительно сморщилась:
– Суета! Впрочем, одежду я беру на станции, тут недалеко, если через лесок пройти, платформа имеется, на ней магазин секонд-хенд стоит. Хозяин раз в полгода выбрасывает непроданное, выставляет за дверь мешок, берите просто так. С едой еще легче, на Теплой улице супермаркет есть, очень дорогой, туда только богатые ходят. Чуть у продуктов срок годности кончился, их в мусор отправляют, а харчи совсем свежие.
Я передернулась. Ужасно, одевается в кем-то сношенные вещи, питается с помойки. Но почему? Она выглядит вполне здоровой, только излишне худой.
– Чем же вы целыми днями занимаетесь? – вырвалось у меня.
Ксюша порозовела:
– Стихи пишу, я поэтесса, закончила педагогический вуз, имею диплом словесника.
– Господи, – всплеснула я руками, – в школе, где учатся наши дети, как раз не хватает преподавателя русского языка и литературы. Татьяна Андреевна, директриса, вас с распростертыми объятиями примет. Зарплата, конечно, невелика, да и ездить далековато, но заработок регулярный, со временем вы обрастете частными учениками, сейчас все педагоги репетиторствуют, вот жизнь и наладится…
Ксюша презрительно сморщилась:
– Ну уж нет! Я человек творческий, совершенно не способна прислуживать! И потом – дети! Это же катастрофа! Хотите, стихи свои вам почитаю?
Я захлопала глазами, но не успела ничего сказать, потому что Ксения подперла кулачком подбородок и тихо, монотонно завела:
В белом поле тихий ангел вдруг по небу пролетел,
Но души моей сомненья он развеять не сумел,
Грусть, тоску, печаль и горе ты с собою забери.
Мне ж… верни… верни,
– Ой, забыла! Погодите! Сейчас!
Ксюша вскочила и неожиданно быстро бросилась к подоконнику:
– Где она? О господи, неужели опять потеряла?
– Что вы ищете? – спросила я, глядя, как хозяйка судорожно расшвыривает в разные стороны всякую мелочь.
– Тетрадку, – чуть не со слезами ответила Ксюша, – я в нее стихи записываю. Привычка у меня такая, всегда с собой ручку носить и блокнотик, вдруг в голову рифма интересная придет? Потом в папочку складываю, но иногда теряю листочки. Может, здесь?
Она открыла допотопный буфет, порылась на полках и огорченно воскликнула:
– Нету!
– Посмотрите в шкафу, – посоветовала я.
– Туда я никогда не залезаю, – пояснила Ксюша, – там вещи Павлика.
– Все же поглядите в ящике, вон в том, верхнем.
– Да нет! Это исключено! Павел очень сердится, когда я в его комод залезаю. Потеряла!
Ее широко распахнутые глаза начали наполняться слезами. Не считайте меня хамкой, но я решительно встала и подошла к гибриду гардероба с комодом, невесть зачем стоящему на кухне. По своему опыту я хорошо знаю, нужные вещи, исчезнувшие с глаз, как правило, находятся в тех местах, где их просто не может быть. Руки резко дернули ящик, он оказался неожиданно тяжелым, очевидно, комодошкаф делался в добрые старые времена, когда мебель сколачивали не из прессованных опилок и пластмассовых пластин, а вырубали из цельного массива. Естественно, я не удержала каменно тяжелый ящик, в секунду он шлепнулся на пол и раскололся на части. Мне стало неудобно.
– Ой, извините! Какая неприятность! Ну надо же! Сейчас съезжу в хозяйственный магазин, куплю суперклей…
– Тетрадка! – закричала Ксюша, бросаясь к обломкам. – Ну как она только здесь оказалась!
Я присела около кучки вещей, вывалившихся на пол, и стала осторожно собирать всякую ерунду. Однако этот Павлик, похоже, был ребячлив. Он хранил перочинный ножик, какие-то непонятные, но явно нужные мужчине железки, стеклянный шарик, разломанную коллекционную машинку. Ксюша самозабвенно перелистывала вновь обретенный блокнот.
– Вот это очень хорошо получилось! Слушайте: «Черной луны серая тень, улетая, уводит в забвение день…»
Я, не слушая монотонные завывания, разглядывала руины ящика. Похоже, все не столь плохо, как мне показалось вначале. Он не раскололся на мелкие кусочки, а просто развалился на составные части, и починить инвалида плевое дело. Сейчас всуну дно вот в эти желобочки, прорезанные в боковушках, потом прилажу «фасадную» часть… ага… не получается!
– Птицей по небу несчастье летело, – как ни в чем не бывало талдычила Ксюша.
Похоже, ее просто переклинило на всем, что летает. Хотя, понятно, поэты люди странные, о земном не думают, основную часть времени проводят в небесах. Как же сложить ящичек? Похоже, нужно вот тут поднажать…
Ксюша, закатив глаза и раскачиваясь, бубнила свое:
Пар валит из-под желтых конюшен,
Опускается Мойка во тьму…
Я на секунду оторвалась от «конструктора». Минуточку, это же Анна Ахматова! Я очень хорошо знаю это стихотворение. Ксюша занимается плагиатом. Впрочем, иногда с поэтами происходит такой казус. В голове, словно ниоткуда, возникают строчки, и рифмоплету кажется, что он их только-только придумал. Но мне следует сложить ящичек, так, вот сюда, раз…
Дно разломилось, на пол посыпались зеленые купюры. Я от неожиданности вскрикнула:
– Ой!
Ксюша открыла затуманенные глаза, медленно вернулась из заоблачной дали и с удивлением воскликнула:
– Это что?
Несколько секунд мы рассматривали ассигнации, потом я пробормотала:
– Деньги, доллары!
– Откуда?
– Похоже, у ящика имелось второе дно, – предположила я, – оно, конечно, каким-то хитрым образом открывалось… Только я случайно сломала его, слишком резко нажала, иначе, думаю…
– Ну надо же! – неожиданно воскликнула Ксюша и быстро подхватила купюры. – Я совсем забыла про тайник!
Но тут, поняв, что говорит лишнее, она осеклась и попыталась увести разговор в другую сторону:
– Сколько же здесь?
Я окинула взглядом веер купюр в ее руке.
– Похоже, девятьсот… Впрочем, может, внутри еще сто долларов остались? Неровная какая-то сумма!
Прежде чем Ксюша возразила, я схватила дно ящика, потрясла… На пол плавно спланировал еще один «портрет» выдающегося американца и… фотография.
Я машинально схватила снимок и испытала еще одно потрясение. Передо мной была та самая карточка, запечатлевшая на пороге ресторана веселую компанию, отмечающую день рождения Леньки Сорокина. Вот Тина в обтягивающем розовом платье, сидящем на ней, словно перчатка, рядом Женька, который всегда и везде появляется в грязных джинсах, около него с застывшей улыбкой маячу я, терпеть не могу сниматься, потому что выхожу на редкость уродливой. Возле меня Галка, вернее, изображение ее тела, рук, шеи… а вот головы нет! Кто-то очень аккуратно вырезал на том месте, где она должна быть, дырку.
– Вот дрянь, – опять вырвалось у Ксюши.
