Татьяна Луганцева - Девочка на шáру
Яна растерялась.
— Ну ладно вам, Барбара, я же ничего особого не говорю, я просто спрашиваю. Хватит, в самом деле, прекратите плакать, — несколько смягчившись, сказала она.
— Вы не выгоните нас? — подняла на Яну заплаканное лицо Барбара.
«А ведь следовало бы», — подумала Яна, но ответила:
— Нет, не выгоню.
— Я все объясню! Я все расскажу!
— Да, хотелось бы. Только не плачьте.
— Конечно, я должна была сообщить, но не сообщила, и теперь мне остается только просить о прощении. Дело в том, что моя дочка перенесла тяжелое вирусное заболевание.
— У вас и дочка есть? — переспросила Яна.
— Вообще-то у нас с Фабрицио сын Пабло, но у меня была любимая младшая сестра, они с мужем разбились на самолете, летевшем в Америку. Так их дочь Николетта оказалась у нас на воспитании с двенадцатилетнего возраста. Сейчас ей тридцать, и я считаю ее своей дочерью. Мы дали ей образование, жилье, но все равно настал момент, когда я ничем не могла помочь своей Николетте. Как я уже сказала, прошлым летом она перенесла вирусное воспаление легких, которое дало тяжелейшее осложнение на сердце. Я не знаю, как оно называется по-научному, но что-то вроде воспаления сердечной мышцы.
— Миокардит? — предположила Яна.
— Точно! Только пересадка сердца могла спасти мою девочку. Но операция стоит больших денег, тем более что требовалась она экстренно.
— Позвонили бы мне, — сказала Яна.
— Яна, как вы не понимаете! Как я могла просить у вас, фактически незнакомого человека, такую огромную сумму?! Что вам до нашей Николетты?
— Попытка не пытка.
— Мы с мужем были безмерно счастливы уже от того, что вы не выгнали нас из дома, не продали его, перечисляете приличную сумму на его содержание и нашу зарплату. Я не могла вешать еще одну проблему на вас. Я поняла, что, кроме нас с Фабрицио, помочь нашей Николетте некому, что только мы должны как-то выкручиваться. А чем я владею? Что я могу? Мне уже под семьдесят! Но мы с мужем жили в огромном пустом замке, вот я этим и воспользовалась. Пустующие метры могли принести пользу, то есть деньги. Ведь сначала замок только требовал денежных вливаний, разваливаясь по кирпичику, так что пора ему было и заработать. Мы переделали все левое крыло под гостиничные номера и впустили жильцов. Вот уже семь месяцев здесь живут постояльцы. Хотите, представлю вам полный отчет о деньгах. Я могу всю оставшуюся жизнь работать без зарплаты, чтобы вернуть вам долг! Яна, я хотела взять деньги только на операцию Николетте, а потом бы обязательно сообщила вам. Успею ли я отработать долг? Я уже так стара, и у меня давление… — вновь судорожно всхлипнула Барбара.
— Николетту прооперировали? — выхватила из разговора главное Яна.
— Да, но моих денег все равно не хватило. Я оказалась плохим организатором. Несмотря на высокие цены в номерах, уйма денег уходила на прачечную, питание постояльцев и прочие дела. Мне удалось скопить одну десятую суммы, требуемой для операции моей дочери.
— И как же вы выкрутились? — заинтересовалась Яна.
— Когда наш сын выкопал кипарис…
— Я знаю эту историю, — прервала ее Яна.
— Ах, Иван рассказал? Ну да. Когда обнаружились археологические ценности, замок наводнили строители, и наша жизнь превратилась в ад. Постояльцы были очень недовольны. Еще бы, вместо спокойного, уединенного отдыха в тиши старинного замка, кипарисовых аллей они получили круглосуточный шум от моторов техники под окнами, воздух, полный строительной пыли, и всякое отсутствие покоя. Они стали съезжать, остались только самые стойкие и самые бедные, так как цены пришлось значительно снизить. Я не находила себе места, ведь Николетте становилось все хуже и хуже. Бедная девочка не могла пройти и двух метров, чтобы не остановиться и не передохнуть. Лицо ее стало бледное, как мел, а губы синие, как черника. Ее мучили боли, похолодание в конечностях и дрожь со слабостью во всем теле, она даже периодически теряла сознание. Это было ужасно! Ради ее спасения я могла пойти на многое. Собственно, и пошла на многое. Простите меня, Яна.
— Что с Николеттой? — напомнила Яна.
— Ах, да. Когда мои финансовые дела пошли на убыль, а следовательно, не пополнялись и сбережения для дочери, я со своей болью пошла к Ивану. Он же был самым главным в государственной комиссии.
— И что?
— О, этот молодой человек — очень знаменитая личность в известных кругах. Самый молодой профессор археологии, фанат своего дела.
— Я заметила, — кивнула Яна.
— Но он еще и один из самых богатых людей мира, — добавила Барбара.
— Да что вы? — удивленно вскинула брови Яна.
— Имеет гражданство нескольких стран, занимается благотворительностью, знает кучу языков, — перечисляла Барбара.
— Понятно, он святой, — вздохнула Яна.
— Но я не могу по-другому к нему относиться, хотя согласна, что, наверное, не объективна. Ведь именно Иван оплатил операцию Николетте и все лекарства на реабилитационный период.
— Вот как? — протянула Яна и подумала: «Вот, значит, почему Барбара закрыла глаза и на вакханалию вокруг дома. Ведь Иван — ее благодетель».
— Теперь я вам все и рассказала, — подытожила Барбара. — Судите меня, я виновата, что не поставила в известность вас, хозяйку и владелицу, о происходящем в доме. Я признаю свою вину.
— Расслабьтесь, Барбара.
— Я думала, что как-нибудь смогу разобраться во всем, заработать на лечение дочери и потом вернуть все как было, чтобы вы не заметили.
— Ладно, замяли, — махнула рукой Яна, — переживу как-нибудь ваш обман, главное, что Николетта спасена.
— Да, она уже с нами, но… Ее постигла другая напасть, — грустно проговорила Барбара.
— Что такое? — испуганно спросила Яна, почему-то решив, что теперь Николетте требуется пересадка почек или печени.
— Моя девочка до беспамятства влюбилась в своего спасителя.
Яна вспомнила великолепную фигуру Ивана и его дерзкие глаза и решила: «Да, немудрено, я и то с трудом устояла перед этим типом». Вслух же сказала:
— Он имел наглость обольстить больную девушку?
— Нет, что вы, Яна! Почему вы так предвзято относитесь к Ивану? Он порядочный, воспитанный человек и не давал Николетте ни малейшего повода. Я лично была свидетельницей их встреч. Дело в том, что Николетта — девушка очень романтическая и впечатлительная, и с чего она вдруг взяла и влюбилась, я не знаю.
— Почему вы уверены, что он без греха? — возразила Яна.
— Яночка, я хоть и старая, но глаза имею. Я же вижу, что он красавец-мужчина, и понимаю, что и он сам про себя все знает. Я вижу, как на него смотрят женщины, но видела, что по отношению к Николетте он не делал никаких поползновений. А почему вас так это интересует? Тоже попались под его чары? — прищурила глаза старушка.
— Конечно же нет! — фыркнула Яна. И тут ее взгляд упал на коробки с пиццей. — Ой, Барбара! Я же заказала своим уставшим спутникам по порции пиццы! Отнесите им, пожалуйста, пока она еще теплая.
— Яна, на дворе ночь, и когда я час назад заходила к Вере — приносила полотенца, — она уже ложилась спать.
— Вот черт! А вы не хотите поужинать?
— Нет, Яночка, я на ночь такую пищу есть не могу.
— Хорошо, Барбара, не смею вас больше задерживать. Последний вопрос: сколько постояльцев сейчас у нас в доме?
— В правом крыле, под которым развернулись раскопки, никто не живет. Да там и невозможно жить, даже при закрытых окнах внутрь все время просачиваются пыль и песок. А в левом крыле живут несколько людей, и Иван Соло в том числе, — лукаво посмотрела на Яну Барбара. — Его апартаменты вторые.
— Вы думаете, я побегу к нему ночью? — спросила Яна удивленно.
— Кто знает… Вы оба молодые, вы, Яна, не замужем, Иван не женат…
— Я люблю другого, а у двери Ивана Соло, боюсь, придется занимать очередь, — ответила строго Яна.
— А других постояльцев, живущих у нас, вы можете увидеть завтра за завтраком с девяти до десяти часов утра. Там и познакомитесь.
— Они кто по национальности?
— У нас как бы интернациональная семья, — улыбнулась Барбара, — есть и ваши соотечественники.
Домоправительница в итальянском исполнении величественно удалилась, оставив Яну в невеселых раздумьях. Ей было жалко выбрасывать пиццу, а разогревать ее утром не позволил бы себе ни один итальянец.
«Не пропадать же добру! Не съем, так понадкусываю», — решила Яна, вспомнив старый анекдот, и, открыв коробки, начала вяло жевать подостывшую пиццу.
Потом, съев задумчиво почти целиком три пиццы (правда, в основном серединки), Яна отвалилась на кровати. Если учесть, что она еще выпила два фужера вина, состояние у нее было соответствующее. «Живот, как у беременной. Вот бы Карл обрадовался! — недовольно подумала она. — Разве можно столько есть? Слопать ночью три пиццы… Сумасшествие! Я теперь и заснуть не могу, бедный желудок будет работать всю ночь».
