Татьяна Полякова - Неопознанный ходячий объект
— Женечка, — прошептала я, тут подружка пришла в себя и заголосила:
— Анфиса… — И вцепилась в мои плечи обеими руками. — Живая… выбралась, слава тебе господи.
Мы наконец-то поднялись с земли, и я спросила:
— Что с тобой случилось?
— Не знаю, — как-то растерянно ответила Женька. — Видно, споткнулась, очень уж я торопилась, и башкой, наверное, ударилась, когда падала. Искры из глаз посыпались. Только и успела, что о тебе подумать. — Женька захлюпала Носом, а я повлекла ее к дороге, на которую через минуту мы благополучно и выбрались. Женька истово крестилась, продолжая благодарить господа за наше чудесное избавление от опасности, а я задумалась. Женька считает, что споткнулась в темноте и ударилась головой… Возможно, так оно и было. А если не споткнулась, то есть споткнулась отнюдь не случайно и головой ударилась тоже не просто так? Я начала тревожно оглядываться и ускорила шаги. Женька едва поспевала за мной. Наконец мы вошли в калитку пансионата, и я с облегчением вздохнула.
Дом был погружен в темноту, не доносилось ни звука, мы поднялись по ступенькам, дверь легко открылась. Выходит, никто ее не проверял и нас, соответственно, не хватился.
Мы поднялись на второй этаж, я пошла в комнату за полотенцами, а Женька сразу юркнула в ванную. Мыться в абсолютной темноте занятие не из самых приятных, к тому же вода была теплой, а отнюдь не горячей, но грязь с себя мы все же смыли. Обмотавшись полотенцами, вернулись в комнату и обессиленно рухнули в постели.
— Мама моя, — пробормотала Женька и вскоре отключилась, а вот мне не спалось.
Я крутилась с боку на бок, размышляя о наших ночных приключениях. Чем больше я о них думала, тем меньше они мне нравились. Одно дело пугать людей всякими глупостями, и другое — заманить на болото, где они вполне могли погибнуть. Это уже не шутки. Я села, поглядывая в окно. Близился рассвет, но в парке из-за деревьев было еще темно. Я подумала, что неплохо бы закурить.
Который год я героически борюсь с вредной привычкой и почти победила ее, но бывают такие моменты, когда без сигареты никак нельзя. У Женьки такие моменты тоже бывают, но в отличие от меня она к ним готовится, значит, в сумке у нее должна быть пачка сигарет. Так и есть — сигареты, зажигалка. Я открыла балконную дверь, решив покурить на свежем воздухе, чтобы дым не шел в комнату.
Я как раз вышла на балкон и чиркнула зажигалкой, когда услышала внизу шорох.
Видимо, сказалось напряжение сегодняшней ночи, забыв про сигарету, я тут же опустилась на четвереньки и замерла в не совсем удобной позе.
Внизу в самом деле кто-то шел, точнее, не шел, а пробирался, то и дело осторожно замирая: три шага, пауза, опять три шага. Я боялась пошевелиться, чтобы тот, что крался внизу, меня не услышал. Однако любопытство пересилило страх, я начала потихоньку приподниматься, подумав:
«Господи, если там опять кто-нибудь в балахоне, я не выдержу, честно, не выдержу…» Я подняла голову над перилами, когда внизу раздался стук, кто-то легонько постучал по стеклу.
Человек внизу замер, и я замерла, прислушиваясь. Вновь стук, затем какой-то шорох, открылась рама (открывали ее осторожно, но рама была старая, давно не крашенная, и сделать это беззвучно не смогли). Голос Владислава Петровича звучал испуганно:
— Кто здесь?
— Я.
— Ты что, спятил? — Страх из его голоса исчез, теперь в нем слышалась злость и раздражение чужой глупостью. — Какого черта ты сюда приперся?
— А куда мне прикажешь деваться?
— Мы же договорились…
— Ничего мы не договаривались. Ты сидишь здесь уже несколько дней…
— Я же тебе объяснял, туда невозможно пройти.
— В прошлый раз это было совсем нетрудно.
— Хорошо, попробуй сам, если не веришь мне. Тебе ничего не стоит поселиться здесь и…
— Ладно, не кипятись.
В этот момент я перегнулась через перила, пытаясь разглядеть человека, с которым разговаривал Владислав Петрович. Проклятая зажигалка выскользнула у меня из рук и полетела в траву.
— Тихо, — сказал Владислав Петрович. — Вот что… — Он перешел на шепот, а я вновь оказалась на четвереньках и при всем старании ничего не услышала.
Пятясь точно рак, я внедрилась в комнату и попыталась привести свои чувства в порядок. Женька, переворачиваясь на бок, вдруг открыла глаза и испуганно отпрянула.
— Это ты?
— Конечно, я. Только говори тише.
— Почему?
— У нас гость… Точнее, у нашего писателя.
— Слушай, может, тебе стоит отдохнуть? — забеспокоилась подружка.
— Может, — кивнула я, забралась под одеяло и дала себе слово ни о чем не думать.
Когда я открыла глаза, в окно вовсю жарило солнце. Дверь на балкон была распахнута настежь, а Женька отсутствовала. Я взглянула на часы. Половина одиннадцатого. Что ж, пора встречать новый день. Позевывая, я встала, накинула поверх пижамы халат и побрела в душевую. Стоило мне щелкнуть выключателем, как вспыхнула лампочка над дверью, выходит, вчерашние неполадки уже устранили.
Приняв душ, я почувствовала себя проснувшейся и почти бодрой. Вдруг почему-то вспомнила Романа Андреевича и приуныла. Интересно, чем он занят? Мог бы, кстати, позвонить. Правда, сотовый у меня отключен, но все равно мог бы… не знаю как. Если мужчина любит женщину, он должен быть способен на поступок. А Ромка не звонит, потому что меня не любит, ну ни капельки. Я вытерла набежавшую слезу и вернулась в комнату.
Женька ставила поднос под белой салфеткой на стол.
— Привет, — сказала она, улыбаясь во весь рот. — Здесь завтракают рано.
Я тебя будить не стала. Тебе вчера так досталось, что ты под утр заговариваться начала. Вот я и подумала, не худ бы тебе выспаться, а завтрак попросила оставит Хочешь кофе в постель?
— Хочу, — кивнула я, укладываясь на постель.
— Пожалуйста. — Женька пристроилась рядом. — А чего ты кислая такая?
Ромку вспомнила?
— Очень надо мне его вспоминать, — презрительно усмехнулась я.
— Да ладно…
— При чем здесь «да ладно»?
— Я просто…
— Мне неинтересно…
— Да угомонись ты, Анфиса, — жалобно попросила Женька. — Ромка твой поди места себе не находит. Ты его малость помучай и прощай. Он больше не будет. Я имею в виду…
— Заткнись, а? — сказала я печально, и подружка замолчала.
— Как кофе? — поинтересовалась она минут через пять.
— Нормально.
— Ну, слава богу. А я вчера башкой здорово тюкнулась. Когда голову впотьмах мыла, не обратила внимания, а сегодня стала расчесываться… Вот, посмотри. — Женька сунула мне под руку свою голову с синей шевелюрой и ткнула пальцем в затылок, затем схватила мою руку, и я смогла нащупать здоровенную шишку.
— Ничего себе, — сказала я уважительно.
— Вот-вот, не зря я в отключке лежала. Тут я нахмурилась, потому что совершенно отчетливо помнила подружку, отдыхающую около кустов. Лежала она, кстати, на животе, подогнув под себя ноги, и одной рукой как будто закрывала голову. Перевернуться она не могла, а удариться при падении затылком тем более.
Выходит…
— Женька, а ведь нас вчера хотели убить, — брякнула я.
— За что? — спросила она, хотя любой другой на ее месте спросил бы:
«Почему ты так решила?»
— За что, пока не знаю, но догадываюсь. Давай вспомни, что было перед тем, как мы отправились чертей ловить?
— Свет выключился. — Нет, до этого.
— До этого мы слушали страшные сказки в обработке Горемыкина.
— До этого я поймала нашего писателя возле комнаты Валеры.
— И поэтому он решил нас убить?
— Звучит глупо, но это потому, что мы еще не знаем всех обстоятельств дела. Он здесь не просто так, и вчерашний визит это подтверждает.
— Какой визит? — насторожилась Женька, а я принялась рассказывать.
Когда я закончила, Женька продолжала сидеть, поджав губы, напряженно сдвинув брови. Так она обычно думает.
— А у нас новый жилец, — вдруг заявила она. — Прибыл в семь утра, как раз к завтраку. Говорит, с первым автобусом до Фрязина, а оттуда пешком.
Заядлый рыбак. Другого места ему не нашлось.
— Удочки привез?
— Чего-то похожее на них имело место, — вздохнула Женька. — Да, Анфиса, видно, мы в очередной раз вляпались. Правда, пока неясно, во что.
— Разберемся, — заверила я со знанием дела.
— А как же, — согласилась Женька без особого энтузиазма.
— Этот новенький, как он? — задала я вопрос.
— Обыкновенный дядька. На мента похож.
— Почему на мента?
— Не знаю. Похож, и все. Но говорит, что автослесарем работает. Если судить по рукам, может, и не врет. Докладываю: зовут Геннадий Степанович Иванов, на вид лет сорок, может, больше. Рост выше среднего, плотного телосложения, брюнет, волосы густые, курчавые, носит усы. Лицо широкое, нос крупный, рот обыкновенный, глаза карие. Из особых примет: на правой руке татуировка «Гена». Все.
Я внимательно слушала Женьку, пытаясь понять, подходит описание к ночному гостю или нет. Беда в том, что видела я его не больше секунды при этом он прижимался к стене и было еще слишком темно. Может, повезет и я узнаю его по голосу?
