Сельма Эйчлер - Убийства никого не красят
Вытащив парик, я с облегчением обнаружила, что он выглядит вполне презентабельно. Оставалось лишь напялить его и, сосредоточившись, довести до того же состояния, каким он был, когда я извлекала его из шкафа.
Из дома я вышла уже в половине восьмого и так спешила, что позабыла надеть золотые серёжки с фальшивыми жемчужинами, купленные специально для сегодняшнего события.
* * *"Эннио и Майкл", расхваленный Эллен, находился в самом центре Гринвич-Виллидж, посему я опоздала на целый час. Я страшно испереживалась, однако всё обошлось — мы со Стюартом чудесно посидели.
Ресторан оказался очень милым и уютным. То же самое я могу сказать и о Стюарте. Он не только высок, светловолос и обаятелен, не только внимателен и заботлив, но ещё и на редкость компанейский малый. Поражаюсь, как его до сих пор, после развода с Линн, никто не прибрал к рукам. (Но я не жалуюсь, не думайте.)
Мы начали с тоста за его здоровье, наполнив бокалы очень хорошим бургундским. Стюарт редко позволяет себе выпить, но на сей раз уступил моему напору, когда я заявила, что никто после восемнадцати не имеет права праздновать день рождения без бутылки доброго вина. Бургундское мы закусили жареным цукини, хрустящим и вкусным, как и предсказывала Эллен. Следом я заказала телятину по-соррентски, настоятельно рекомендованную племянницей, а Стюарт — телятину с пармезаном, и оба остались довольны своим выбором.
Как обычно, когда мы встречаемся со Стюартом, мы много и оживлённо болтали. Он ни словом не помянул бумаги, которые я должна была собрать, дабы он мог заняться моими налогами, хотя твердил мне об этом с первого января. Вероятно, посчитал недостойным джентльмена донимать даму налогами, когда та раскошелилась на праздничный ужин. Однако из-за модного детектива, который мы оба недавно прочли, разгорелся жаркий спор. Я не уставала нахваливать книгу, а Стюарт полагал, что её достоинства сильно преувеличены. Дискуссии пришёл внезапный конец, когда он заявил довольно громко и без тени улыбки на лице:
— Знаешь, не стоит мнить себя авторитетом в убийствах только потому, что у самой на счёту парочка!
Дама за соседним столиком, которая до того внимательно прислушивалась к нашей беседе (не спрашивайте почему; ничего особенно интересного мы не сказали), уставилась на меня с неописуемым выражением, и мы со Стюартом зашлись в беззвучном хохоте.
— Кстати, — вспомнил Стюарт, когда мы пришли в себя, — ты ничего не рассказала о новом расследовании. — Я ввела его в курс дела, очень кратко, и, когда закончила, он тихо присвистнул: — Дикая история!
Стюарт явно хотел продолжить свою мысль, но обсуждать мои профессиональные трудности я совершенно не собиралась, хватит, сыта по горло. Потому и выпалила ни с того ни с сего:
— Видел в кино что-нибудь интересное?
Ляпнула и сама удивилась: Ну и дура! Нет более избитой темы, чем кино! А уж «интересного» мы давно не видели. Стюарт меня понял:
— Не извиняйся. Если бы я начал бубнить о графиках и схемах, ты бы уши заткнула. Но позволь всё-таки сказать одну вещь.
— Конечно, говори.
— А ты проверила алиби своего клиента? Питера? Да если бы Стюарт побеседовал с Питером хоть пару минут, ему бы в голову не пришло задавать такой вопрос! Я раскрыла было рот, но тут к нашему столику приблизился знакомый Стюарта, только поздороваться. А потом мы занялись огромными порциями трюфельного торта.
Покончив с десертом, я предложила зайти куда-нибудь выпить. Через два квартала от ресторана мы нашли тихий маленький бар, я заказала джин, а Стюарт опять перешёл на минералку, невзирая ни на день рождения, ни на мои пылкие уговоры.
В баре мы провели почти час, в основном беседуя, а не выпивая, но алиби Питера больше в разговоре не всплывало. Откуда мне было знать, что очень скоро я припомню слова моего друга и пожалею, что не отнеслась к ним всерьёз.
Домой мы ехали в одном такси, и всю дорогу я размышляла, пригласить ли Стюарта к себе, и как отреагировать, если он откажется, и разумно ли пытаться вернуть прошлое…
За этими размышлениями я и не заметила, как мы подъехали к моему дому. Стюарт вызвался проводить меня до квартиры и, выходя из машины, бросил водителю:
— Подождите меня. Я скоро вернусь. А я-то голову ломала!
Глава 14
Трехкомнатная квартира Клэр Джозефс располагалась на шестом этаже, двумя этажами выше жилья близнецов. Мебели в квартире оказалось не больше, чем у Люсиль Коллинз, но вся она была новой и — насколько я могла судить — очень качественной. Клэр, хорошенькая, но явно замученная жизнью блондинка лет двадцати пяти, поспешила объяснить скудость обстановки:
— Мы так много потратили на жильё — гораздо больше, чем могли себе позволить, — что на мебель почти ничего не осталось. Вот и прикупаем по одной-две вещи.
Устроились мы на кухне, и Клэр, налив кофе в чашки, предупредила, что её сынок может проснуться в любой момент.
— Обычно он спит не меньше часа, но в последние дни… — Она пожала плечами с видом человека, которого ни за что ни про что обрекли на муки в чистилище.
— Всё ещё болеет? — проявила я сочувствие, внутренне содрогаясь при воспоминании о воплях, слышанных мною по телефону.
— Нет, — озабоченно ответила Клэр. — Надеюсь, что нет. Я возила его к врачу сегодня утром, и доктор сказал, что всё уже позади. — И добавила с робким оптимизмом: — Что ж, посмотрим, возможно, он проспит до трёх.
Затем, без понуканий с моей стороны, — вероятно, понимая, что передышке в любой момент может прийти конец, — молодая мать принялась рассказывать о своей давней дружбе с сёстрами Фостер. Она говорила негромко, часто облизывая пересохшие губы и порой смахивая слезы:
— Я познакомилась с ними, когда мне было десять лет. Отца как раз перевели в американское посольство в Лондоне, и мы с близнецами ходили в одну школу. Мы быстро сблизились, чуть ли не с первого дня стали лучшими подругами. Наверное, потому, что все трое были американками.
— Долго вы жили в Лондоне?
— До четырнадцати лет. Но мы не потеряли связь после того, как я уехала на родину. Регулярно переписывались, а иногда, по какому-нибудь особому случаю, даже перезванивались. А потом, когда мне было семнадцать, родители сделали мне подарок к окончанию школы, отправив меня в Лондон. Месяц я жила у приятелей родителей, но с Мэри Энн и Мередит виделась почти каждый день. Странно, считается, что былой дружбы не вернёшь, но у нас всё было не так.
— Говорят, близнецы отличались друг от друга; по характеру, я имею в виду.
— О да, Мэри Энн очень добрая и… сердечная. Но и чувство юмора у неё отменное. И она ко всем относилась дружелюбно. Мередит более сдержанна. Не высокомерна, нет, — торопливо поправилась Клэр, — просто не столь общительна. Но она была твёрдой и решительной, в беде все шли к ней. И целеустремлённой. — Клэр грустно улыбнулась, припоминая. — С раннего детства Мерри хотела быть актрисой. Она была очень увлечена театром. Больше чем увлечена, она жила им. Однажды в школе мы ставили «Анни», и Мередит играла главную роль. Вы знаете пьесу?
— О, конечно.
— Тогда вы помните, что Анни — рыжая кудрявая девчонка. Все думали, что Мерри наденет парик. Она его молча примерила, но на следующий день пошла и купила состав для химической завивки и краску для волос, и мы с Мэри Энн сделали ей причёску. — У Клэр рот был до ушей. — Чего только не вытворяешь в детстве, — заметила она, с изумлением качая головой. — Так вот, мы — Мэри Энн и я — обрезали длинные красивые волосы Мерри, а то, что осталось, завили — ничего страшнее я в жизни не видела! У Мерри был такой вид, словно она сунула палец в розетку. Но завивка ещё куда ни шло, зато цвет получился совершенно обалденным — ярко-оранжевым! Я как увидела, тут же удрала домой и несколько дней тряслась, как бы миссис Фостер не позвонила моей маме и не рассказала, что мы натворили.
— Она позвонила? — рассмеялась я.
— Нет. Но самое забавное другое: Мерри прыгала от радости! Вот что я имею в виду, когда говорю, что она жила театром. Ей было наплевать, как она выглядит, лишь бы её облик подходил для роли. Ей и сейчас наплевать. Года два назад она играла Жанну Д'Арк и опять обрезала волосы. Она писала мне, что многие её принимали за мальчика. Но Мерри было всё равно! Однако нет худа без добра, из истории с «Анни» я извлекла кое-какую выгоду.
— Какую же?
— Сестры любили иногда меня разыграть. Я думала, что говорю с Мэри Энн, а это оказывалась Мередит. И наоборот. Они полагали, что это ужасно смешно, но мне их веселье вскоре поднадоело. А с рыжими кудрями Мерри они уже не могли меня дурачить. Когда же волосы отросли, эти розыгрыши им, наверное, приелись.
— Внешне сестры были неразличимы, да?
— Почти, но не совсем. У Мэри Энн на носу была маленькая горбинка. А у Мерри более выдающийся подбородок. И выражение глаз тоже разное. Думаю, различия стали более явными, когда они повзрослели. Или это я поумнела с возрастом и стала более наблюдательной. Но они были… — Клэр внезапно умолкла. — Ох, — выдохнула она с печальным изумлением.
