Саша Антонова - Не было бы счастья
Гоша валялся на восточном ковре и мусолил резиновый мяч.
― Хватит бездельничать. Приступаем к выполнению плана «Б».
Гоша обрадовался, бросил игрушку и с готовностью уселся около двери. Я переоделась в сарафан, повязала на голову скромный платочек и вернула глазам выражение беззащитности.
Летний день полыхал зноем, трелями кузнечиков и ароматами трав. Мы, не спеша, прогулялись до Трофимовки. По пути помахали рукой и хвостом дяде Осипу, который отдыхал в тени яблони. В деревне нам попался на глаза только один абориген. Он спал под забором, прикрыв лицо кепочкой.
В церкви было сумрачно, прохладно и тихо. Вначале мне показалось, что внутри никого нет. Однако возле конторки, где продавались свечи, и стояла кружка для сбора пожертвований на ремонт храма, шевельнулась тень.
― Здравствуй, дщерь моя, ― окатил меня баритоном отец Митрофаний. Рад видеть тебя, Лиза. Ты по делу зашла или просто так?
― Э-э, заинтересовал меня вот какой вопрос, батюшка. Вы рассказывали, что у монаха Авеля осталось от неудачного брака три сына. Не знаете ли вы их судьбы? Может быть, им передался дар предвидения?
― Хм-м, ― поправил он очки в модной оправе. ― Действительно, интересно… Нет, я про его потомков ничего не знаю. А если б передался его дар по наследству, мы бы, я думаю, услышали об этом из летописей или мемуарной литературы.
― А верно ли, что монах Авель мог указать россыпи драгоценных камней? Или он специализировался только на воде и месторождениях металлов?
― У Авеля есть предсказания нескольких месторождений малахита в Уральских горах. Их до революции Демидовы и Савва Морозов разрабатывали. Несколько кладов отыскал святой человек и передал их государству для богоугодного дела: обустройства домов для престарелых и инвалидов.
― А как насчет серебра, платины и золота? ― не сдавалась я.
― Нет, такого не припоминаю.
Отец Митрофаний повернулся к конторке, показывая, что мое детское любопытство ему уже надоело.
― А хорошо было бы найти месторождение золота, как монах Авель. Он был святой человек, мученик, убогий, юродивый, божий человек, отшельник, скит, черный омут… ― несла я все, что приходило в голову и могло выглядеть как пароль. ―… самородки, золотой песок, желтый дьявол, голубые незабудки, орешник…
Батюшка, видимо, заподозрил у меня помешательство, так как отпрянул и испуганно воззрился на меня. Потом побледнел, взял в руки библию в серебряном окладе и шагнул ко мне.
―… еловый лес, Бездонка, камыши, водяная мельница… ― не могла я остановиться.
Отец Митрофаний поднял библию и шагнул еще ближе. Я отступила, продолжая нести полную ахинею.
―… царица египетская, пасьянс, хромая юбка, лето в Лонжюмо, сгоревшая сосна…
Святой отец широко раскрыл глаза и сделал еще один шаг.
― Как у вас тут прохладно! ― прогромыхал под сводами церкви голос Федора.
Я замолчала, а отец Митрофаний опустил руку с библией. По его виску стекала струйка пота.
― Елизавета Петровна, вас Эмма Францевна хотят видеть. Зовут-с.
Федор взял меня за руку и потащил на свет. В голове у меня что-то звенело и побулькивало. Окружающая среда воспринималась с трудом. В молчании мы дошли до моста, и я только тут смогла спросить:
― Ты как меня нашел?
― Дядя Осип подсказал, что вы с Гошей в Трофимовку пошли.
― Зачем Эмма Францевна меня зовет?
― Уже не зовет.
― Ты выдумал про Эмму Францевну? Зачем же ты меня увел?
― Ну, я, конечно, мог подождать, пока он тебя убьет.
― Как убьет?!
― А ты думала, отец Митрофаний собрался тебя благословить увесистой библией?
Ноги у меня подкосились, и я села прямо в придорожную траву. Гоша тут же пристроился рядом. Федор возвышался надо мной Александрийским маяком, и что-то мне подсказывало, что настроение у него не очень хорошее, а скорее наоборот ― сердитое.
― Ну, доигралась? Что ты ему такое сказала, что он готов был прямо в храме нарушить главную заповедь?
― Э-э, я всего лишь назвала ему несколько слов, которые могли быть паролем.
― Полина!!! ― сжал он кулаки.
― Ш-ш-ш, ― оглянулась я по сторонам. ― Не забывай, я работаю здесь Лизой.
Федор опустился рядом и заглянул мне в лицо.
― Девочка моя, дело серьезное. Говори, что там с паролем?
― Недавно отец Митрофаний просил Эмму Францевну продать ему кусок земли за еловым лесом. Она ему отказала. Дядя Осип видел убогого паренька вместе с батюшкой у водяной мельницы. Божий человек завтракает у нас в летней кухне и расплачивается золотыми самородками. Гоша признал в нем своего похитителя. Откуда Влад знает про золото, и почему просил узнать пароль, я еще не знаю. Вот. Все.
Федор жевал травинку и сосредоточенно смотрел вдаль.
― Слушай меня внимательно: я не могу ходить за тобой по пятам и спасать от несчастных случаев. Обещай, что не полезешь больше ни в какие передряги, а?
― Что ты, Федор, я такая трусиха. Я никуда не лезу. Оно само, подняла я на него честные глаза. ― Просто так получается… Знал бы, где упал, соломку подстелил.
Пахло старой соломой, сырой землей, плесенью и тем особым запахом, которым пропитана тайна.
Рано или поздно все тайное становится явным. Открываются запоры, спадает пелена тумана, солнечный луч проникает туда, где раньше царила тьма. Ключ поворачивается в замочной скважине, скрипят заржавевшие петли двери, прогнившие ступени лестницы трещат под тяжелыми шагами, свет озаряет скользкие стены, черные пауки разбегаются в щели, тайна отступает и прячется в кротовой норе.
Но что это?! Волшебная пещера Али-Бабы или мираж, колдовство, зазеркалье? Кто знает?..
ГЛАВА 12
Федор сверлил меня взглядом.
― Дай слово, что завтра же, нет, сегодня, ты соберешь свой багаж, и мы уедем. Эмма Францевна замечательно проживет и без компаньонки.
― Конечно. О чем речь?! Мне тут уже самой надоело. Хочется в столицу, к уличной суете, транспортным пробкам и прочим радостям цивилизации. Подальше от местных проблем. А то ни одного спокойного дня: то скелеты в шкафах, то раненые филологи на плече виснут, то угроза жизни по голове… Золотые самородки пригоршнями…
Мы двинулись в сторону дома, но почему-то пошли не по кратчайшей дороге, а свернули под раскидистые ветлы, которые росли вдоль Бездонки. Только мы укрылись от палящего солнца в тени деревьев, как мимо по дороге промчалась бричка со стороны Трофимовки. Отец Митрофаний погонял лошадку вожжами, ряса на его спине вздулась пузырем, как у велогонщика.
― Куда это он? ― удивилась я.
― Ох, не знаю… ― протянул Федор.
Он стоял рядом, заложив одну руку за спину, а другую приложив ко лбу козырьком, и провожал взглядом удаляющуюся в облаке пыли фигуру батюшки. Федор уже почти не пользовался тростью, но не расставался с ней, носил как дубинку. Я залюбовалась им. Капитан на мостике… Нет, атаман благородных разбойников…
― А ведь Гоша знает, где лежит золото… ― бросила я пробный шар.
― Нет! Ни в коем случае! ― нахмурился Федор.
― Ну, хоть одним глазком?..
― Ты же только что обещала! ― простонал он уже не таким безапелляционным тоном.
― Отец Митрофаний уехал. Божий человек, по словам дяди Осипа, смирный, мухи не обидит. Нам никто не помешает наведаться туда и просто посмотреть. Ну, пожалуйста! ― погладила я его по руке.
― Мы только посмотрим и сразу уйдем! ― сдался он на милость победителя.
― Гоша, милый, ― присела я рядом с терьером. ― Ты же помнишь, как туда пройти. Покажи нам, пожалуйста.
Гоша почесал за ухом, подвигал бровями и с готовностью потрусил вдоль реки по направлению к избушке Лешего.
Мы миновали водяную мельницу и вошли в еловый лес. Я пожалела, что отправилась в экспедицию в сарафане и босоножках. Комары набросились на мои беззащитные ноги и плечи, и я отбивалась от них веточкой. Федор заботливо шлепал на мне особенно наглые экземпляры. Он предлагал свою рубашку, но я гордо отказалась.
Гоша уверенно миновал памятный нам валун, поляну незабудок, широкой дугой обошел омут и опять потрусил вдоль безымянного притока, который петлял среди бурелома. Я уже вся вспотела, косынка сползла на шею, и пряди волос лезли в глаза. Противное упрямство не позволяло мне запросить пощады и повернуть в обратную сторону, и я тащилась по лесу из последних сил. Федор стал заметнее прихрамывать, и пустил в ход свою трость, но тоже шел вперед, стиснув зубы.
Мы вышли к обрыву. Между крутых глинистых берегов сочился безымянный ручеек. Тишина стояла такая, как будто мы забрались в самое сердце тайги, и следы человечества можно обнаружить лишь на другой стороне планеты. Наш проводник остановился у ствола сосны, который соединял два обрывистых берега импровизированным мостом.
― Ну, что, Сусанин. Куда ты нас привел? ― спросил Федор.
Гоша подобрал язык и осторожно ступил на поваленное дерево. По неустойчивому мостику мы гуськом перебрались на другую сторону обрыва и опять углубились в чащу. Однако шли недолго. Гоша остановился у каменной пирамиды. Среди густого, дикого леса какому-то шутнику пришла в голову оригинальная мысль сложить из крупных булыжников небольшой холм. Судя по всему, российский Стоунхендж стоял здесь уже давно. Камни поросли мхом, в щелях произрастали кривые деревца.
