Дарья Донцова - Корпоратив королевской династии
Франк повторял одно и то же на протяжении многих лет, за что и получил кличку Верный.
Шли годы, десятилетия, Хансоны по-прежнему правили городом, обладали авторитетом, могуществом, деньгами, были благодетелями многих жителей, купались в море народной любви. Но потомки Лагера и их приспешников не сдавались, в Гарде развилось движение под названием Верные. Его члены даже сегодня не считают семью Хансон аристократической, полагают, что Карл и Елена должны отдать власть в руки Лагеров и выехать из Олафа, где поселятся новые владельцы: Фердинанд и Марта.
– А это почему? – удивилась я. – Замок всегда принадлежал семье Хансон, у Лагеров свой дом есть.
Розамунда развела руками.
– У Верных мозг больной. Хотя понятно, по какой причине они на Олаф нацелились. Замок – символ власти нашего города.
– Это смешно, – улыбнулась я, – не обижайтесь, пожалуйста, но местечко, в котором вы живете, небольшое, отнюдь не мегаполис. Тут нет значимых для государства предприятий или всемирно известного университета. Это просто старый населенный пункт, который охотно посещают туристы, любящие бродить по замкам.
Розамунда наполнила чаем мою опустевшую чашку.
– Бесполезно включать логику, у Верных она отсутствует. Вроде нормальные люди, но как только речь заходит о Хансонах, они делаются зомби и талдычат: русским у нас не место, жениться надо на своих, нужно выгнать потомков кухаркиной дочери Натальи. Возьмем мою свекровь, дряхлая старуха уже, но не сдается. Пару недель назад Петр Свенсон свадьбу играл, привез хорошую девушку из Питера, красавицу. Стоят молодые под аркой, увитой цветами, счастливые! Гости рыдают от умиления и радости, тут появляется Сельма, мать Юрия, и орет:
– Петер! Проклинаю тебя! Привел в город иноземное быдло!
Не побили Сельму только из-за ее возраста. Но что интересно! У нее магазин сувениров на центральной улице, туда туристы постоянно заходят, среди них много русских. Думаете, матушка моего мужа им козью морду корчит, товар отпускать отказывается, гонит вон из лавки? Как бы не так! Она мила, как сахарная головка, по-русски болтает лучше вас, ради процветания своего бизнеса готова любого россиянина расцеловать. Но если вы сюда на постоянное жительство переберетесь, Сельма в фартук камней наберет, окна вам побьет, кошку-собаку отравит, дверь дерьмом измажет.
– Как же она разрешила Юрию жениться на вас? – поразилась я.
Розамунда улыбнулась.
– Так я местная, у меня отец и мать не из России, и деды с бабками тоже. К Верным моя родня никогда не принадлежала, просто так вышло.
– Вы прекрасно владеете нашим языком, нет ни малейшего акцента, – восхитилась я.
– В нашем городе все говорят по-русски, – сказала Розамунда, – в школах с нулевого класса его преподают, он у нас второй официальный. Сельма меня постоянно в стан Верных привести хочет, но я не желаю ходить на их собрания и наполняться там злобой. А вот Юра у Верных один из главных.
Розамунда подперла кулаком щеку.
– Муж у них председатель. Его предок был управляющим у Густава, его правой рукой. Супруг нетерпим ко всему русскому, но к туристам относится как Сельма. И если торт заказывает, допустим, Мария Леонова, Юра приготовит прекрасное изделие. Это бизнес, работа. А в свободное время Юрий желает госпоже Леоновой самого плохого. У супруга тяжелый характер, он гневлив, скор на расправу, невоздержан на язык. Мы все верующие, ходим в церковь, отец Александр вечно мужу пеняет за его лексикон. Юра кается, но удержаться не может. И у нашей семьи есть причина ненавидеть Хансонов. Эдмунд, старший сын Мартины, убил нашу дочь Паулину.
– Боже! – воскликнула я. – За что?
Розамунда залпом осушила свою чашку.
– Паулинка красавица была, за ней ухлестывали многие, но она никому предпочтения не давала. Юрий строгий отец, непослушание он сурово карал. Паулине было велено являться домой не позднее восьми. И она знала: если задержится, отец розги возьмет. Я была на стороне мужа. Сама родила в очень юном возрасте, не хотела, чтобы дочка мою судьбу повторила, как могла оберегала ее от ошибок.
Я взяла чашку и сделала вид, что наслаждаюсь ароматным напитком. Если мать или бабушка категорически запрещают девочке носить мини-юбку, велят докладывать о всех своих передвижениях, названивают подругам, чтобы выяснить, у них ли находится дочь, велят двадцатилетней «малышке» в восемь вечера ужинать и отправляться в кровать, то к гадалке не ходи, эти мама или бабушка в свои подростковые годы гуляли так, что асфальт под ногами плавился. Они вспоминают, что творили сами, и, пытаясь замазать грехи собственной юности, держат дочку-внучку в крайней строгости. Розамунда родила Паулину в пятнадцать, Юрий был старше, он совратил несовершеннолетнюю. И она, и парень поступили опрометчиво. Хорошо, что все закончилось свадьбой и долгой семейной жизнью. И вот теперь те, кто в юности наломал дров, требовали полного послушания от своего ребенка.
А Розамунда продолжала рассказ.
Паулина была отличницей, вела себя примерно, особых хлопот родителям не доставляла. Но как-то раз она не явилась вечером домой; когда дочка опоздала к ужину, Юрий выдернул из брюк ремень и демонстративно повесил его на спинку стула. Часы показывали полдевятого. Спустя час отец пришел в ярость, обзвонил подруг Паулины, узнал, что той нигде нет, и разволновался. В десять Юрий помчался в полицию, но местные шерлоки холмсы вместо того, чтобы начать поиски, принялись успокаивать папашу.
– Да ладно вам нервничать. Девушка не маленькая, ну не пришла к ужину, и что? Скоро вернется, ступайте домой. Наверное, она поехала в соседний город, опоздала на последний автобус, дело житейское. Вы сами молодым были, вспомните себя и не дергайтесь. Утром она прикатит с повинной головой.
В пять тридцать Розамунда и Юрий застыли на остановке. Отец уже не хотел лупить дочь.
– Хоть бы жива-здорова была, – бормотал он, – слова плохого ей не скажу, пальцем не трону. Только пусть дома появится. Разрешу ей гулять за полночь, лишь бы появилась.
Глава 17
Но Паулина из автобуса не вышла. Полицейские встрепенулись и начали поиски. Тщетно. Дочь Фихте словно в воду канула.
Обезумевшие от горя родители, не доверяя городским сыщикам, наняли частного детектива, которого нашли в столице. Он не смог им помочь. Розамунда и Юрий сами обыскали окрестные городки, но никаких следов Паулины не обнаружили. Водители автобусов клялись, что не видели девушку, она билет не покупала, значит, не могла занять место в транспорте, а электричкой Паулина тоже не воспользовалась. Но ведь можно укатить на велосипеде, мопеде, такси, автостопом добраться куда тебе надо…
Родители были уверены, что дочь жива, она попросту сбежала. Любые отец и мать, не знающие, куда подевался их ребенок, лелеют надежду увидеть его. Фихте не сомневались в побеге Паулины. Почему? За неделю до исчезновения девочки в районе часа ночи Юрий, маявшийся бессонницей, решил выпить травяной сбор, включил чайник, и в доме выбило пробки. Щиток находится в коридоре, прямо у двери в комнату Паулины. Отец открыл дверцу, щелкнул выключателем, ощутил, как по ногам гуляет сквозняк, и рассердился. Кондитер постоянно мерзнет, поэтому в доме даже летом всегда жарко натоплено. Розамунда тоже любит тепло, считает, что пар костей не ломит. А вот Паулина ныла:
– Мне дышать нечем! – и распахивала в спальне окно.
Желание дочери спать в прохладе было постоянным поводом для скандалов.
– Захлопни окно, – приказывал отец, – не желаю греть улицу.
– Сделай котел потише, – просила Паулина.
– В доме холодно, – отвечал Юрий.
– Ужасно жарко, – возражала дочка.
Конечно, Юрий всегда побеждал в этой битве. И вот сегодня дочь, решив, что родители спят, устроила сквозняк. Чтобы впасть в черный гнев, господину Фихте много времени не надо. С воплем:
– Сколько раз говорено, не устраивай в доме Северный полюс, – отец ворвался в комнату Паулины, увидел, что та спит, закрывшись с головой перинкой, сдернул ее и лишился дара речи. В постели никого не было, а приоткрытая рама тихо поскрипывала петлями.
Юрий бросился к жене, растолкал ее, и оба родителя ринулись в спальню дочери.
– С ума сошел? – возмутилась Розамунда. – Девочка мирно спит!
Юрий уставился на кровать, в которой лежала дочь.
– Ее тут не было. А! Понял! Мерзавка только что вернулась! Небось в верхней одежде лежит! Раздеться не успела, услышала, что мы бежим! Ну сейчас она огребет!
Кондитер резко сдернул с дочки одеяло. Паулина, облаченная в пижаму, открыла глаза.
– Папа? Ты что? Заболел?
– Где ты была? – заревел тот.
Девушка зевнула.
– Когда?
– Сейчас! – пошел вразнос Фихте.
– Здесь. Лежу. Сплю.
– Врешь! Пять минут назад кровать пустой была. Шлюха! Немедленно отвечай, к кому по ночам бегаешь? – ярился папаша. – Принесешь в подоле – утоплю и тебя и ребенка в реке!
