Елена Логунова - Рука и сердце Кинг-Конга
– Как же это? Да не может быть! – прижимая к вздымающейся груди мокрую тряпку, повторяла бедная женщина, неотрывно глядя на площадь перед зданием администрации.
Трехметровый пьедестал из красного гранита, еще вчера возносивший над толпой бронзового Ленина, трагически опустел!
Поднятые по тревоге специалисты-розыскники установили, что памятник был несанкционированно снят с постамента с применением передвижного крана и увезен в неизвестном направлении на грузовике. Позднее стало известно, что злодеяние при пособничестве алчного и охочего до выпивки пролетария-шофера совершили воинствующие монархисты из подпольной городской организации «ПАСЦ» – Партия Активных Сторонников Царизма («ПАСЦ» порву!» – кричал, узнав об этом, начальник городской милиции). К счастью, беспринципный водитель грузовика не выполнил поставленную перед ним задачу и вместо того, чтобы утопить памятник, как ему было велено, в реке Кубани, сбросил его в чужом огороде на окраине города.
Исторический огород принадлежал трудолюбивой пенсионерке Вере Марковне Пушкиной, которая и обнаружила Ильича на своей делянке еще до того, как операция «Возвращение блудного Вождя» вступила в финальную стадию. Полномочные представители силовых структур, по следам преступного грузовика примчавшиеся к участку Веры Семеновны, застали хозяйку огорода за душевным разговором с Лениным, которому пенсионерка, загибая пальцы, обстоятельно и детально излагала свои претензии к местным властям и жизни в целом. На вытянутой руке Ильича трепетал бабий пуховый платок, к бедру вождя кокетливо прильнула тяпка, а на высоком челе плясали джигу солнечные зайчики. Затейливая игра света на бронзовом лице памятника создавала такую убедительную имитацию оживленной мимики, что спятившая старушка и после того, как ее разлучили с незваным бронзовым гостем, осталась в полной уверенности, будто добрый Ленин ее жалобы понял и даже пообещал всемерно помочь. И лишь после того, как Вера Семеновна в третий раз за неделю пришла требовать помощь, обещанную бронзовым Ильичом, у живого городского головы, по глубокой колее к ее огороду поехала карета скорой психиатрической помощи.
…За окном вновь проскрежетала по льду нездорово трудолюбивая тяпка.
– О боже! Дело Ленина живет и побеждает! – простонала невестка Веры Марковны.
– Ну хватит уже! – попросил Михаил, не уточнив, кому он адресует эту просьбу – жене или матери.
Как ни странно, затихли обе: Наталья перестала ныть, а Вера Марковна – бестолково скрести замерзшую землю тяпкой.
– Ушам своим не верю! – приятно удивился Михаил, которого обычно вообще никто не слушался, и с головой нырнул под одеяло.
– Глазам своим не верю! – с похожей интонацией прошептала Вера Марковна.
Туманным утром в свете весеннего солнышка – на том же месте, в тот же час! – она вновь узрела в своем огороде неподвижную высокую фигуру цвета хорошо начищенной бронзы.
Макс Смеловский, опустив подбородок в воротник, сосредоточенно дышал теплом себе за пазуху и за этим важным делом старушку с тяпкой даже не заметил. Вывернутое наизнанку пальто Максима на морозе задубело, его складки величественно застыли, а высоко поднятый воротник отбрасывал золотистый отблеск на скульптурные черты лица телезвезды. Глаза Макс закрыл, заиндевевшие брови насупил и выглядел точь-в-точь как генсек Брежнев, аккумулирующий силы для торжественной речи на открытии очередного съезда КПСС.
– Дорогой Леонид Ильич! – всхлипнув, позвала старушка.
Услышав это обращение, Смеловский спешно открыл глаза, но за сползшими на переносицу бровями ничего не увидел.
– Дорогой наш товарищ Брежнев! – растроганно повторила Вера Марковна. – Генеральный вы наш секретарь!
Бедолага Смеловский, закоченевший до состояния нестояния, испуганно дернулся, покачнулся и, не удержав генеральной линии равновесия, боком бухнулся в низко висящий туман.
– Мишка! Наташка! – опасно взмахнув тяпкой, закричала бабушка Пушкина. – Бегите сюда, будем Брежнева из бурьяна вынимать!
– Все, Мишаня, ты как хочешь, а мое терпение закончилось! – широким жестом отбросив в сторону одеяло, решительно заявила невестка Веры Марковны. – Мало твоей мамаше было посиделок с Лениным, теперь она еще с Брежневым будет в бурьяне валяться! А завтра что делать станет? Ельцину с Горбачевым свиданки назначать? Нет уж, хватит с меня! Не огород, а свалка истории! Я звоню в психушку!
Четверг
1
Марьяна лежала с закрытыми глазами, сложив руки на груди и не шевелясь, как мертвая. Жить не хотелось, а умереть не получилось. Марьяна зависла между землей и небом, как дождевое облако в безветренную погоду.
Сходство с тяжелой тучей усугубляло казенное серо-синее одеяло, которое Марьяна натянула до самого подбородка. Большим ворсистым свертком она лежала на продавленной больничной кровати, нервной дрожью выжимая из панцирной сетки заунывный тонкий скрип.
– Девка, а, девка? Эй, девка! Слышь, девка?
Настойчивый зов тянул Марьяну к грешной земле.
– Ну же, девка!
Марьяна неохотно разлепила насквозь промокшие ресницы и сквозь радужные линзы горючих слез смутно увидела расплывчатое синее пятно – вторую тучу.
– Ку-ку! – обрадованно произнесла Тучка-2 и приблизилась, превратившись в старушку с круглой головой, затянутой в розовую вязаную шапочку, и хилым телом, задрапированным в больничное одеяло.
Кукуковать в ответ Марьяна не стала, посчитав это унизительным. То, что она оказалась в дурдоме, еще не повод уподобляться сумасшедшим!
– Проснулась? Ну молодец! – Старушка-кукушка одобрительно похлопала Марьяну по синему одеяльному боку и по-свойски присела у нее в ногах. – Ну и чего ты?
Марьяна снова промолчала – в ее нынешнем состоянии она не стала бы отвечать и на более конкретный вопрос, но общительную бабульку это не обескуражило.
– Небось из-за мужика порешить себя хотела, дурочка? – полюбопытствовала она с таким сочувственным придыханием, что Марьяна даже не смогла обидеться. – Эх ты, девка, девка! Все вы, девки, дуры. Мужик-то хоть хороший?
– Хороший, – вздохнула Марьяна, неожиданно почувствовав желание поговорить.
Она со скрежетом перевернулась на бок и с чувством побила кулаком подушку, устраиваясь поудобнее. Тем временем старушка разнеженно вздохнула:
– Вечно мы, бабы, страдаем из-за мужиков!
– Как, и вы тоже? – бестактно удивилась Марьяна.
– А как же! – Старушка гордо вздернула острый подбородок.
– И хороший мужик? – Марьяне действительно стало интересно.
– Самый лучший! – Острый подбородок резко пошел вниз в утвердительном кивке. – Ленин!
– Кто?!
Марьяна едва не загремела с кровати. Расцвет добровольно-принудительной народно-массовой любви к Владимиру Ильичу она по причине молодого возраста пропустила и вовсе не думала, что у кого-то это чувство могло возыметь характер роковой страсти.
– Вэ И Ленин, – горделиво повторила старушка.
Марьяна села в кровати, натянула одеяло на плечи, как шаль, и уставилась на собеседницу круглыми глазами, с которых как-то вдруг исчезли всякие следы недавних слез.
Двадцатилетняя Марьяна знала, что В. И. Ленин являлся идейным вдохновителем и главным организатором Великой октябрьской социалистической революции, которая приключилась в одна тысяча девятьсот семнадцатом году. С учетом грандиозного размаха состоявшегося мероприятия, Ильича вполне можно было считать кем-то вроде звездного шоумена, а к такого рода деятелям нежные девицы, как известно, неравнодушны. Однако было совершенно непонятно: в какие такие годы могли пересечься жизненные пути главного массовика-затейника прошлого века и влюбчивой старушки-вековушки?
– Бабушка, а сколько же вам лет? – прямо спросила Марьяна.
– А семьдесят пять! И зовут меня Вера Марковна.
– А я Марьяна.
Марьяна (бухгалтер!) произвела в уме вычисления и нахмурилась. Концы с концами не сходились! Джульетта Марковна достигла возраста, подходящего для получения незабываемых любовных впечатлений, значительно позже смерти Ромео Ильича!
Лав-стори становилась чем дальше, тем интереснее. Марьяна взволнованно заерзала по матрасу:
– Вера Марковна, а как же вы с ним встретились? С Лениным? И где?
– Обыкновенно встретились. – Старушка пожевала губами. – Поутру, в огороде! Вышла я вот так же, мартовским денечком, грядки копать – смотрю, а он стоит в тумане. Большой! Красивый! И руку ко мне тянет! Как сейчас помню, в девяносто шестом году это было…
– Так вы здесь с девяносто шестого года живете? – спросила Марьяна, боязливо подбирая ноги.
Лав-стори обернулась политическим фарсом с элементами глубокого душевного расстройства.
– Зачем с девяносто шестого? – Вера Марковна пожала плечами. – Меня только нынче утром привезли. Да, глядишь, еще отпустят, ежели родичи согласятся забрать.
