Наталья Александрова - Джакузи для Офелии
– А давай сейчас позвоним, а? – загорелась Лола. – Я Ирку по голосу обязательно узнаю!
– Она тебя тоже!
– А говорить будешь ты, не своим голосом, конечно, а басом! А я только послушаю! И мы тогда убедимся, что находимся на правильном пути.
– Как бы не вспугнуть их… – сомневался Леня.
Но Лола смотрела так умоляюще, что его рука сама набрала номер.
В трубке раздавались длинные гудки. Лола поскучнела.
– Ничего, – Леня пытался ее приободрить, – судя по тому, что ты мне рассказывала, твоя бывшая подружка – дама очень деловая. Дома не часто бывает. Так что ты все-таки выясни адрес, а я поеду на улицу Бутлерова, где убийство случилось, разведаю там на месте, как и что…
Во дворе злополучного дома на улице Бутлерова, как и в тот раз, когда здесь побывала Лола, царило оживление. Здесь были как бы два отдельных клуба по интересам: в одном конце двора собрались в кружок молодые мамаши с колясками, в другом – старушки, ловившие лучи весеннего солнца и оживленно обсуждавшие какое-то интересное событие. Леня огляделся и направился к скоплению пенсионерок, по опыту зная, что они всегда обо всем знают и охотно делятся информацией с малознакомыми людьми.
Подойдя к старушкам, Леня услышал, как одна из них, с крупной бородавкой на носу, взволнованно проговорила:
– Говорю вам, ходит к ней один! В форме, морской офицер! Сколько раз я его видела! В одно и то же время всегда является, в шесть часов! И непременно с цветами! Как есть – полюбовник!
– Никитична, – возразила другая старушка, одетая в куртку с надписью «Адидас», которая была ей велика, – Никитична, ну ты пальцем в небо угодила! Это же муж ее! У нее муж – морской офицер, капитан какого-то ранга!
– Не может такого быть, чтобы муж! – надулась Никитична. – Говорю – полюбовник! У меня на это дело глаз наметанный!
– Да с чего же ты взяла, что полюбовник? Где это видано, чтобы полюбовники в шесть часов вечера приходили? Полюбовники – они днем шляются, покуда муж на работе… точно тебе говорю – это у нее муж!
– Ага, муж! – возразила Никитична и выдала самый неопровержимый аргумент. – Когда это ты видела, чтобы муж домой с цветами приходил?
«Адидасовская» старуха не нашлась, что возразить на такое серьезное соображение, но как раз в это мгновение Маркиз вежливо кашлянул, обращая на себя внимание сторон:
– Я извиняюсь, бабушки, можно вам задать вопрос?
Никитична, недовольная тем, что ей не дали насладиться победой в увлекательном споре, сердито проворчала:
– Какие мы тебе бабушки? Упаси бог от такого внука!
Однако крупная серьезная старуха, видимо, наиболее авторитетная личность в этом дворовом клубе, призвала Никитичну к порядку:
– Ты чего это на человека напустилась? Он к нам вежливо подошел, ничего худого не сказал, так и ты с ним вежливо поговорить должна. А то молодежь вечно ругаем, а сами тоже собачимся! Так что вы, молодой человек, спросить хотели?
– Я хотел спросить насчет двадцать четвертой квартиры…
Не успел он закончить свой вопрос, как та же Никитична, судя по всему, отличающаяся вздорным и нетерпеливым нравом, прервала его:
– А позволь спросить, отчего ты той квартирой интересуешься и по какому такому делу вообще заявился?
Маркиз, хорошо подготовившийся к сегодняшней экспедиции и ожидавший подобного вопроса, продемонстрировал пакет, завернутый в коричневую бумагу и скрепленный неразборчивой печатью, и охотно ответил:
– Служба срочной доставки. У меня для жильца из двадцать четвертой квартиры срочная посылка…
– Ой, милый, опоздала твоя посылка! – вступила в разговор «адидасовская» старуха. – Убили этого жильца!
– Как – убили? – переспросил Маркиз, изображая крайнюю степень удивления.
– Застрелили, милый, застрелили из пистолета! – таинственно, понизив голос, сообщила ему та же тетка.
– Да не слушай ты ее! – воскликнула Никитична. – Она ничего и не знает, а я тебе точно скажу. Ничего его не застрелили, а зарезали ножом. И зарезала его полюбовница…
– Всюду у тебя полюбовники да полюбовницы! – возмутилась бабка в «Адидасе». – Тьфу, слушать противно!
– А противно, так и не слушай, только и не перебивай, когда я правду говорю! А если не нравится, так можешь домой идти!
– Чего это ты меня гонишь? Ты эту скамейку не приватизировала, так нечего претензии предъявлять!
– Никаких я претензий не предъявляю, а только правду говорю! А что тебе мои слова не нравятся, так это я знаю, отчего. Это оттого, что к тебе самой Федор Ипатьевич ходит из сорок шестой квартиры! Для того ты и одеваешься по моде, как молодая!
– Ой! – старуха в «Адидасе» подскочила и побагровела, как свекла. – Никакой у тебя совести нет! Федор Ипатьевич – приличный человек, и если иногда зайдет ко мне чаю выпить, так это он в своем праве!
– Знаю я, какой вы там чай пьете! – отрезала Никитична, поджав губы, и повернулась к Лене: – Ты ее не слушай, молодой человек, ты меня слушай! Точно я тебе говорю – полюбовница его зарезала, вот таким ножом! – она показала руками такой размер, какой обыкновенно показывают рыбаки, рассказывая о пойманной щуке. – А я это точно знаю, мне все доподлинно Сима Оглоухова рассказала, Серафима Петровна из двадцать второй квартиры, а она зря говорить не станет, она женщина сурьезная, у нее родной зять на государственной службе находится. А она-то сама все своими глазами видела…
– Как – своими глазами? – удивился Леня. – Что, прямо при ней жильца из двадцать четвертой квартиры убили?
– Зачем же при ней? – насупилась Никитична. – Что ты такие ужасы говоришь? Она у полиции понятой была, потому все и знает! И нож тот своими глазами видела, и полюбовницу ту, когда она его убивать пришла! У Симы, у нее в двери глазок специально проделан, чтобы видеть, что на лестнице творится, и она через тот глазок эту полюбовницу почитай каждый день видела, так что мои слова самые правильные, можешь не сомневаться! Так она ее прямо перед самым убийством видела, как та по лестнице шла, и нож у нее такой огромный прямо в руке! Так и видать, что сейчас непременно кого-нибудь убьет!
– Всегда она больше всех знает! – пробормотала себе под нос старуха в «Адидасе». – А только я точно говорю, из пистолета его застрелили, из большущего черного пистолета!
– А ты вообще иди, чайник ставь! – ехидно проговорила Никитична. – Вон, Федор Ипатьевич к тебе идет!
– Где? – обернулась та. – Где Федор Ипатьевич?
Тут же она поняла, что хитрая товарка поймала ее, и набросилась на ту с руганью и чуть ли не с кулаками. Леня, который почувствовал, что не узнает в этом «дамском клубе» больше ничего полезного, поспешно ретировался и направился к тому подъезду, в котором находилась «нехорошая квартира» – место недавнего преступления.
На двери двадцать четвертой квартиры была наклеена бумажка с блеклой фиолетовой печатью. Леня без труда смог бы проникнуть внутрь и потом снова приклеить бумажку, но это не входило сейчас в его планы. Кроме того, он не сомневался, что наблюдательная Серафима Петровна Оглоухова находится на своем посту, возле глазка на двери квартиры номер двадцать два, и следит за всеми его действиями.
Поэтому Маркиз решительно подошел к двадцать второй квартире и нажал на кнопку звонка.
За дверью тотчас же послышалась какая-то возня, и низкий басовитый голос осведомился:
– Чего надо?
– Серафиму Петровну Оглоухову, – солидно проговорил Маркиз.
– Так это ж я, – басом отозвались из-за двери, – а вы кто такой будете и по какому конкретно вопросу?
– Капитан Кормушкин из второго следственного управления, – представился Леня, поднося к глазку отлично сработанное удостоверение, – по вопросу умышленного убийства, произошедшего в соседней с вами квартире.
Запоры брякнули, дверь приоткрылась на длину цепочки, из-за нее высунулась рука и схватила Ленино удостоверение.
– Через глазок ничего не рассмотришь, – пояснила свои действия бдительная Серафима Петровна, – а кого ни попадя в квартиру пускать нельзя, ведь у меня зять на государственной службе…
– Это вы правильно, – одобрил Леня, – обязательно нужно удостовериться, кого впускаете, а то сейчас очень много мошенников развелось!
За свои документы он был спокоен: они были сделаны гораздо лучше настоящих.
Серафима Петровна внимательно разглядела удостоверение и впустила Леню в квартиру, однако выразила при этом явное недовольство:
– Я ведь уже все вашим людям доподлинно рассказала, что могла, а попусту болтать у меня никакого времени нету, у меня зять в восемнадцать часов с работы приходит!
– Но вы ведь борщ ему уже сварили, – проговорил Леня, принюхиваясь к доносящемуся из кухни запаху.
– Мало ли что – борщ, ему еще котлеты нажарить полагается, потому как он на государственной службе, а я все уже вашим людям и так рассказала…
– Василию Ликбезовичу? – проявил Маркиз осведомленность.
