Дарья Донцова - Сволочь ненаглядная
– Спутала, ну спутала, – билась архитекторша в рыданиях. – «Легкое» метро пройдет в другом месте.
– Где? – спросил Сережка, роняя ящик с книгами. – Где?
– Тут, – еще громче застонала Евгения Николаевна.
– Где? – переспросила Катя, наливаясь краской.
– Тут, – пролепетала подруга.
– То есть ты хочешь сказать, – протянул Сережка, – что рельсы проложат под окнами нашей НОВОЙ квартиры?
Евгения Николаевна кивнула, не в силах произнести ни слова.
– Блин, – вырвалось у Юли.
Я в ужасе оглядела ящики. Да уж, что верно, то верно, именно блин, хотя я терпеть не могу данный неологизм, на мой характер, если уж душа просит – лучше использовать настоящие ругательства, а не употреблять заменители.
– Вы даже вещи не разбирайте, – запищала Евгения Николаевна, – не надо. У меня есть знакомая риэлторша, она быстренько эту квартирку продаст и новую купит, в тихом уголке…
– В саду у моря, – хихикнула Катя.
Евгения Николаевна не поняла издевки и быстренько прибавила:
– Как хотите, можно и в саду поискать, вон на Соколе есть частный поселок, и возле Тимирязевской академии отличный лесной массив.
Но мы не стали пускаться в новые авантюры, просто воспользовались тем, что в течение полугода сделку с недвижимостью можно опротестовать. Сережка подал в суд, а судья посчитала строительство надземки веским фактором и отменила сделку. Тем более что, как выяснилось в процессе разбирательства, противоположная сторона великолепно знала о будущей ветке «легкого» метро. Так мы вернулись в прежнюю квартиру.
– Цыганский бизнес, – фыркнул Сережка, когда мы вновь принялись раскладывать вещи по местам.
– Почему цыганский? – удивился младший брат.
– Цыган покупал яйца по пятнадцать рублей, варил их и продавал на рынке по пятнадцать рублей, – пояснил Сережа.
– А в чем выгода? – не отставал Кирюшка.
– Так его об этом всегда спрашивали, – заржал рассказчик, – а он объяснял: во-первых, имею бульон, а во-вторых, целый день при деле!
– Разве от варки яиц получается бульон? – удивился Кирка.
– То-то и оно, – продолжал веселиться старшенький. – Цыганский бизнес странная штука! Так и мы с квартирками, заплатили чертову прорву денег за грузовик и грузчиков, туда-сюда прокатились, и в результате все по-старому. Ей-богу, могли время более удачно провести.
Я промолчала, но в душе была с ним абсолютно согласна.
– Нет, подумай, – не успокаивалась Катя, – все-таки здорово получается! Володя тут, под боком. Можно вместе питаться!
Ага, потом пробьем еще одну стену и станем обладателями огромных, занимающих всю лестничную клетку апартаментов! Впрочем, кухня Нины соседствует с нашей, и стены надо крушить там, получится отличная столовая…
Полная радужных планов, я пошла в ванную и обнаружила на полу ароматную кучу.
– Катя, – завопила я, – где Люся с Иваном?
– Ушли по магазинам, – пояснила подруга, – а девочки в комнате.
Я приоткрыла дверь в гостевую спальню и велела одной из двойняшек:
– Аня, убери в ванной, Муму накакала.
– Я Таня, – преспокойно ответила девчонка, – Аня у Кирилла.
– Ладно, Таня, убери за Муму.
– Это мамина любимая доченька, – хихикнула Таня, – а не моя собака, вот пусть она и беспокоится.
От удивления у меня пропал голос. Таня торжествующе вскинула голову и вновь уставилась в телевизор.
– Но Люся ушла в магазин, – попробовала я подстегнуть наглую девчонку.
– Вернется, – пояснила Таня, – и уберет.
– Но ведь пахнет! – возмутилась я. – Как тебе не стыдно!
– Мне?! – возмущенно спросила девчонка и добавила: – Ни капельки. А откуда я знаю, что это Муму набезобразничала? Вдруг ваши мопсы или стаффордшириха насрали?
От неожиданности я принялась оправдываться:
– Муля и Ада никогда себе такого не позволяют, а Рейчел, извини, ходит, как лошадь, а там маленькая кучка.
– Вам не нравится, вы и убирайте, – преспокойненько заявила Таня и принялась открывать пакет с чипсами. Потом быстро взглянула на меня и прибавила:
– Вообще-то мы в гости приехали, а чужих людей не заставляют полы мыть. Кстати, вы не слишком любезны.
– Мы?
– Да.
– Чем же обидели?
– Поселили нас всех в маленькой комнате, когда еще одна пустая есть, а папа храпит, как бешеный, спать невозможно; торт ни разу не купили…
Я повернулась и пошла на кухню. Более наглой девчонки свет не видывал, вот вернутся Люся с Иваном, все им объясню! В одной комнате поселили, торт не купили, ребенок явно повторяет родительские речи. Хотя уж не такой она и ребенок, небось лет тринадцать исполнилось, вполне взрослая особа. Горя здоровым негодованием, я плюхнула чайник на плиту и пошла в ванную. Все-таки нужно убрать… Но из «уголка задумчивости» выходила Таня с тряпкой в руках.
– Очень рада, что ты, Танюша, все же переменила свое мнение, – ехидно заметила я.
– Меня зовут Аня, – пояснила девочка и широко улыбнулась. – Там Муму нагадила, но я уже все в порядок привела.
– Муму? – делано удивилась я. – Может, зря старалась, вдруг Муля или Ада поработали. – Так какая разница, – усмехнулась Аня, – пахнет очень! Потом, ваши мопсы воспитанные, а наша… – И она махнула рукой.
Я молча наблюдала, как Аня стирает в ванной тряпку. Надо же, две близняшки, а полярно разные, вот и верь после этого новомодным теориям воспитания. Нет уж, главное – генетика, что получилось, то и выросло!
* * *На следующий день я отправилась во Второй медицинский институт на поиски студентки Люси Парфеновой.
В учебной части любезно сообщили, что Людмила Николаевна успешно завершила обучение, получила красный диплом и распределена на работу в… НИИ Склифосовского, отделение травматологии.
Вновь пришлось садиться в метро и катить по знакомому маршруту. Что-то я последнее время, как старая водовозная кляча, бегаю по кругу, и все без особого толка.
Поднявшись на седьмой этаж, я пошла по знакомому длинному коридору в ординаторскую, и первый, кто попался мне на глаза, был доктор Коза. Впрочем, он не узнал меня и буркнул:
– Кого ищете?
Я решила не напоминать ему о Юле и в тон ответила:
– Парфенову.
– Людмила Николаевна, – заорал хирург так, что в пластиковом стаканчике вздрогнули шариковые ручки, – к вам посетитель!
– Иду, – раздалось из другой комнаты мягкое, грудное контральто, и из маленькой двери возле окна вышла прехорошенькая толстушка, похожая на ванильную зефирину. Сходство с продукцией фабрики «Ударница» придавали ей волосы, практически белые, и невероятно розовый цвет кожи, такой бывает только у очень маленьких детей или молочных поросят. Девушку хотелось звать Милочка, на худой конец, Людочка, но Людмила Николаевна – язык не поворачивался. Накрахмаленная хирургическая пижамка стояла на ее пухленькой фигурке колом, а на голове трепетала бумажная нежно-зеленая шапочка.
– Вы ко мне? – радостно поинтересовалась она.
Я кивнула, Станислав Федорович продолжал быстро-быстро строчить что-то на листочке, и мне крайне не хотелось говорить при нем.
– Вы дочь Шемякиной? – не успокаивалась Людмилочка. – Что ж, случай сложный, речь идет об операции…
– Можно поговорить с вами наедине? – тихо спросила я.
Коза оторвался от писанины, хмыкнул, но не двинулся с места. Розовая мордашка свежеиспеченного травматолога стала бордово-красной, но голос не дрогнул:
– Идите сюда.
Мы вышли в коридор, Людмила толкнула соседнюю дверь, и мы прошли в небольшую комнатку.
– И о чем с вами разговаривать? – неожиданно сердито фыркнула она. – Сначала бросаете мать на три недели со сломанной ногой одну, а потом таинственные шептания устраиваете!
Я молча вытащила из кармана бордовую книжечку и сунула под нос докторице.
– Так вы не дочь Шемякиной! – дошло до нее.
– Нет, конечно, агент Романова, просто не хотела представляться при всех, нашей конторе не нужна реклама. Скажите, у вас есть знакомый Егор?
– Егор?
– Платов Егор Валентинович, – уточнила я.
Людмила покачала головой.
– Первый раз слышу.
– Помните квартиру в Новокисловском?
– Конечно, я жила там.
– Почему съехали?
– Замуж вышла, – пояснила Людочка, вновь заливаясь малиновой краской, – Петя москвич, вот я и переехала к нему.
– А кто на ваше место отправился?
– Зиночка Терентьева, мой супруг ей предложил квартирку снять, очень место удобное, свет всегда.
– Электрический? – удивилась я.
– Нет, – засмеялась Люда и стала еще моложе на вид. – Конечно, дневной. Зина – художница, искала место для мастерской, а квартира в Новокисловском – угловая, солнце целый день с утра и до шести, семи вечера. Ей, кстати, очень понравилось, да и брала Надежда недорого, всего сто баксов, никогда не ходила с проверками, словом, не хозяйка, а золото. Ей-богу, кабы не замужество, жила бы там до сих пор…
