Карл Хайасен - О, счастливица!
– Я из-за тебя чуть в штаны не наложил, – поморщился Бодеан Геззер.
– Мы выиграли, чувак! Мы выиграли!
Бод рванулся за билетом, но Пухл держал его слишком высоко.
– Дай сюда! – потребовал Бод, руками загребая воздух и весьма нелепо болтая гениталиями. – Ты уверен?
– Я их записал, Бод. Да, я уверен.
– О господи. О господи. Двадцать восемь миллионов долларов…
– Но тут вот что: в новостях сказали, что выиграли два билета.
Глаза Бода Геззера сощурились до узеньких щелочек.
– Это еще что за хрень?
– Выиграли два билета. Но при этом у нас все равно, чё там, четырнадцать лимонов на двоих. Представляешь?
Язык Бода, бугорчатый и пятнистый, как у жабы, облизывал уголки рта. Он будто собирался сплюнуть.
– У кого второй? У кого, блин, второй билет?
– По ящику не сказали.
– Как нам узнать?
– Иисусе, да мне насрать! – заявил Пухл. – Раз уж у нас четырнадцать лимонов, второй билет пусть будет хоть у Джесси, мать его, Джексона [2]!
Щетинистые щеки Бода Геззера судорожно подергивались. Он ткнул пальцем в лотерейный билет:
– Должен быть способ выяснить, как по-твоему? Выяснить, кто эта хитрая жопа со вторым билетом. Должен быть способ.
– Зачем? – спросил Пухл, но ответ получил не сразу.
Воскресным утром Том Кроум отказался идти в церковь. Женщина, спавшая с ним этой ночью, – ее звали Кэти; рыжеватая блондинка, на плечах веснушки, – сказала, что они должны пойти и испросить прощения за то, что сделали.
– За что именно?
– Ты сам прекрасно знаешь.
Кроум накрыл лицо подушкой. Кэти продолжала говорить, натягивая колготки.
– Прости, Томми, – сказала она, – так уж я устроена. Пора бы знать.
– По-твоему, это плохо?
– Что?
Он выглянул из-под подушки:
– По-твоему, мы сделали что-то плохое?
– Нет. Но Бог, возможно, с этим не согласен.
– То есть это такая предосторожность, этот поход в церковь?
Теперь Кэти стояла у зеркала, собирая волосы в пучок.
– Ты идешь или нет? Как я выгляжу?
– Девственно, – сказал Том.
Зазвонил телефон.
– Действенно? Нет, милый, это было ночью. Возьми трубку, пожалуйста.
Кэти надела туфли на высоких каблуках, переступая, словно аист, элегантными стройными ногами.
– Ты серьезно не пойдешь? В церковь, Том! Не могу поверить.
– Да, вот такой я дикарь и ублюдок.
Кроум поднял трубку.
Она ждала, скрестив руки, у двери в спальню.
Кроум прикрыл трубку рукой и сказал:
– Это Синклер.
– Утром в воскресенье?
– Боюсь, что да. – Кроум старался изобразить разочарование, но про себя думал: «Бог все-таки есть».
Должность Синклера в «Реджистере» называлась «помощник заместителя ответственного редактора по очеркам и разделу "Стиль"». Он уповал на то, что никто за пределами издательского бизнеса не понимает ничтожности подобного положения. В мелких газетах это одна из самых раздражающих и незаметных позиций. Синклер был счастливее некуда. Большинство его обозревателей и редакторов молоды, безгранично благодарны за то, что их наняли, и делали все, что Синклер велел.
Его главной проблемой – и одновременно лучшим автором – оказался Том Кроум. За плечами у Кроума были горячие политические новости, что сделало его до невозможности циничным и подозрительным к любым властям. Синклер опасался Кроума; до Синклера доходили слухи. К тому же Кроум в свои тридцать пять был старше на два года и располагал преимуществом возраста, а заодно и опыта. Синклер понимал, что уважения Кроума ему не видать ни за что, ни при каких обстоятельствах.
Синклер боялся – на самом деле для него как помзав-ответреда то был самый серьезный повод для беспокойства, – что Кроум в один прекрасный день унизит его перед служащими. Фигурально выражаясь, отрежет ему яйца на виду у Мэри или Жаклин или одного из клерков. Синклер чувствовал, что психологически не сможет пережить такую ситуацию, поэтому решил держать Кроума как можно дальше от редакции. В связи с этим Синклер тратил девяносто пять процентов скудного командировочного бюджета на задания, вынуждавшие Кроума отсутствовать в городе. Все складывалось: Тому вроде бы нравились командировки, а Синклер мог спокойно расслабиться в конторе.
Самой сложной из обязанностей Синклера была раздача заданий по идиотским поводам. Звонить Тому Кроуму домой – особое испытание: обычно Синклеру приходилось орать, перекрикивая громкую рок-музыку или женские голоса на заднем плане. Он мог лишь догадываться, как Кроум жил.
Синклер никогда раньше не звонил в воскресенье. Он извинился раз пятьсот.
– Ерунда, все нормально, – перебил Том Кроум.
Синклер приободрился:
– По-моему, это не может ждать.
Кроум даже не озаботился охладить его пыл. Насчет чего бы Синклер ни звонил, о сенсационной новости речи нет. Сенсационная лажа – вполне, но никак не новость. Он послал воздушный поцелуй Кэти, отправлявшейся в церковь, и помахал на прощание.
– У меня тут есть наводка, – сказал Синклер.
– У тебя есть наводка.
– Утром звонил мой зять. Он живет в Грейндже.
Кроум подумал: «Ой-ё. Ремесленная выставка. Я убью
этого кретина, если он заставит меня освещать еще одну ремесленную выставку».
Но Синклер спросил:
– Ты играешь в лотерею, Том?
– Только если на кону миллионов сорок баксов или типа того. Меньше – овчинка выделки не стоит.
Синклер, зацикленный на своем, никак не отреагировал:
– Вчера вечером выиграли двое. Один в округе Дейд, другой – в Грейндже. Мой зять знает эту женщину. Ее фамилия – только не падай! – Фортунс.
Том Кроум застонал про себя. Вполне типичный заголовок для Синклера: ФОРТЕЛЬ ФОРТУНЫ: ЛЕДИ ФОРТУНС ВЫИГРЫВАЕТ В ЛОТЕРЕЮ!
Тут тебе и ирония. Тут тебе и аллитерация.
А заодно тут тебе и пустая, моментально забывающаяся статья. Синклер называл их «неунывайками». Он верил, что миссия его отдела в том, чтобы читатели могли забыть обо всех мерзостях, что встречали в прочих разделах газеты. Он хотел, чтобы читатели не унывали, о чем бы ни шла речь – об их жизни, религии, семьях, соседях или мире в целом.
Однажды он вывесил служебную директиву, излагающую философию написания подобных очерков. Кто-то – Синклер подозревал Кроума, – прибил к директиве дохлую крысу.
– Сколько она выиграла? – спросил Кроум.
– Всего разыгрывалось двадцать восемь миллионов, так что ей досталась половина. Что скажешь, Том?
– Посмотрим.
– Она работает в ветеринарке. Родди говорит, она любит животных.
– Очень мило.
– К тому же она черная.
– Ааа, – сказал Кроум. Белые редакторы, курировавшие газету, обожали позитивные истории о меньшинствах. Синклер явно предвкушал премию в конце года.
– Родди говорит, она с придурью.
– А Родди, выходит, твой зять? – переспросил Кроум. Информатор хренов.
– Верно. Он говорит, она та еще штучка, эта Джолейн Фортунс. – На самом деле в голове Синклера плясал другой заголовок: ФАВОРИТКА ФОРТУНЫ!
Том Кроум спросил:
– Этот тип, Родди, – он женат на твоей сестре?
– Джоан. Да, женат, – раздраженно ответил Синклер.
– Какого черта твоя сестра забыла в Грейндже?
Грейндж был городишко, где останавливались дальнобойщики, известный своими чудесами, стигматами, явлениями Господними и плачущими Мадоннами. Обязательное место для посещения у туристов-христиан.
– Джоан учительница. Родди госслужащий, – ответил Синклер, желая дать понять, что они не шизики, а вполне ответственные граждане. Он вдруг заметил, что вспотели ладони – слишком долго беседовал с Кроумом.
– Эта Леди Фортуна, – спросил Кроум, издевательски глумясь над неизбежным заголовком, – она тоже повернута на Иисусе? Я как-то не в настроении для проповедей.
– Том, я, честно сказать, понятия не имею.
– Короче, она, я так думаю, вещает, что эти счастливые числа послал ей Христос, и точка. И я возвращаюсь домой. Это понятно?
– Родди ничего такого не говорил.
Кроум торжественно пошел с туза:
– Подумай, сколько писем мы получим…
– Ты о чем? – Синклер ненавидел письма почти также, как телефонные звонки. Лучшие статьи – те, что не вызывают у читателей никакой реакции. – Какие еще письма? – спросил он.
– Тонны писем, – пообещал Кроум, – если хоть словом обмолвимся, что Иисус пробавляется сведениями о выигрышах. Представляешь? Черт, да тебе, может, Ральф Рид [3]напишет собственной персоной. А потом они начнут бойкотировать наших рекламодателей.
– Давай-ка не будем смотреть на вещи под таким углом, а? – решительно отрезал Синклер. – Ни при каких условиях. – И после паузы: – Может, это и не такая уж сенсационная идея…
Том на другом конце улыбнулся:
– Я съезжу в Грейндж сегодня днем. Все проверю и дам тебе знать.
– О'кей, – сказал Синклер. – Съезди и проверь. Нужен телефон моей сестры?
